для этого ему пришлось отстегнуть запонки, которые он положил на некоторое время на стол, и Люс отлично видел, что они были перламутровые, с графским гербом фамилии де Вержен. В таком случае, откуда же явился этот бриллиант?
Со своим полицейским чутьем помощник не долго раздумывал над этим вопросом, решив, что бриллиант мог принадлежать только убийце Фроле, если, однако, не был найден у какого-нибудь мошенника и передан своему начальнику нашедшим его агентом. Но это последнее предположение, впрочем, маловероятное, так как драгоценная вещь была бы положена в более безопасное место, было окончательно отвергнуто при просмотре списка, в который немедленно заносились все подобного рода вещи под двойную расписку — агента, передавшего ее, и начальника, принявшего ее от первого: в этом списке не было никаких сведений о бриллианте.
«Это весьма важно, — продолжал раздумывать Люс. — Предположения, которые я только что сделал, гораздо ближе к действительности, нежели я полагал!.. Во всяком случае, что-то говорит мне, что дело это не так просто, как кажется сначала… и я боюсь, как бы не удалось убийце ускользнуть из наших рук… Как знать, если даже де Вержен?.. Это было бы ловко! Но, если это не первый раз, было бы видно… Во всяком случае, будем действовать осмотрительно и осторожно…»
В это время вошли два старых агента с доктором Бурдоном, который вернулся для составления донесения.
Люс попросил доктора выполнить эту формальность в канцелярии префекта, где присутствие должно было продолжаться всю эту ночь, затем, поставив часового у обеих дверей кабинета начальника полиции, тотчас же занялся расследованием, в успех которого он уже не верил.
По уходу дежурной бригады, агентов, бывших на различных постах, редких чиновников, живших в здании префектуры, и слуг префекта громадный дом, такой оживленный днем, с таким большим движением, мало-помалу опустел; переполох, внесенный убийством Фроле, понемногу прекратился, и жуткая тишина воцарилась теперь в длинных коридорах и темных проходах его, по бокам которых находились многочисленные бюро различных отделений полиции.
Люс не оставил ни одного закоулка, ни одного шкафа или камина без тщательного осмотра, а для того, чтобы предполагаемый убийца не мог скрыться в части здания, которая была уже осмотрена, были выставлены часовые на каждом перекрестке коридоров и у каждой лестницы. Розыски, начавшиеся с подвалов и погребов, закончились в мансардах, не дав никаких результатов; оставалось осмотреть только частную квартиру префекта. Глубокое разочарование можно было прочесть на лицах агентов, которые, за исключением одного, уже ничего не ждали от оставшихся поисков. В самом деле, было маловероятно, чтобы убийца осмелился проникнуть в хорошо освещенную часть здания, где было много народу и где он не мог бы сделать ни одного шага, не рискуя встретить кого-нибудь.
Предупрежденный о неудаче поисков, де Вержен, казалось, был очень взволнован этим, так что Люс не мог удержаться, чтобы не пробормотать сквозь зубы:
— Если только начальник знает эту тайну… надо сознаться, что он великолепно играет свою роль.
Префект сам сопровождал отряд агентов по всем своим комнатам, хотя заранее был уверен в бесполезности поисков, он приказал уже сделать обыск и у своей прислуги; но он хотел, чтобы Люс лично убедился в результате и чтобы дело было оформлено официальным донесением: на все могла обрушиться злоба публики; достаточно какой-нибудь безделицы, и не замедлят появиться карикатуры, изображающие убийцу, сидящего в кухне префекта, в то время как агенты охотятся на него где-нибудь в подвале.
Оставалось осмотреть только одну комнату — гостиную, где была семья де Вержен… В жестах и взглядах, которыми обменялись между собой агенты, чувствовалось глубокое уныние, и сам префект, казалось, был удручен этой неудачей; один Люс не выказывал своих чувств и оставался непроницаем, как всегда.
— Я думаю, бесполезно беспокоить дам, — сказал помощник, — убийца, конечно, не осмелился бы проникнуть в комнату в их присутствии!
— Преступление уже было совершено, когда мы вернулись из оперы, мой дорогой Люс, — ответил де Вержен, — и я настоятельно просил бы, чтобы ни одна комната из моей квартиры не осталась неосмотренной вами!
Помощник поклонился и вошел вслед за префектом. Жена и дочь префекта, молодая девушка лет восемнадцати, были не одни; с ними спокойно разговаривал какой-то старик с умным и красивым лицом и мощной фигурой, хотя ему было уже за шестьдесят лет.
Заметив его, Люс невольно вздрогнул; ему показалось, что он видит его не в первый раз; у него мелькнула мысль, что этот человек мог играть некоторую роль в убийстве начальника полиции. Но прежде чем он успел восстановить свои воспоминания и обдумать эту мысль, голос префекта, представившего его с бригадой своему тестю де Марсэ, советнику Кассационного суда, разом уничтожил едва мелькнувшую было догадку.
Всякое подозрение о соучастии старика в только что совершенном преступлении тотчас же улетучилось из головы Люса, но зато имя советника показало ему, что он не ошибся, когда решил, что уже видел его раньше.
«Де Марсэ! Де Марсэ! — думал он. — Какая странная встреча после тридцатилетнего промежутка! Это, несомненно, он! Но захочет ли он узнать меня?.. Да! Если б он был не виноват в том, что случилось с моим бедным братом… О! Нужно узнать наверное… так как тогда, значит, само небо избрало меня судьей…»
Ход его мыслей прервался, так как по окончании представления старый судья обратился к нему с замечанием по поводу совершившегося убийства.
— Это весьма печальное для всех событие произведет ужасное впечатление на парижскую публику.
— Особенно в связи с неудачей наших поисков! — отвечал Люс, бросая на де Марсэ взгляд, полный немых вопросов о прошедшем.
Тесть де Вержена, по-видимому, ничего не понял и с полнейшим хладнокровием продолжал:
— Каким образом вы объясняете, что, несмотря на все принятые предосторожности, убийца мог ускользнуть из префектуры?
— Никак не объясняю, господин советник! Невозможно, чтобы убийца мог идти быстрее телеграммы, и, вопреки общему убеждению, я полагаю, что он не мог скрыться отсюда… Впрочем, мы имеем официальное доказательство, что он тщетно пытался выйти.
— У вас есть доказательство? — с живостью воскликнул старик, что не ускользнуло от внимания Люса.
«Черт возьми! — думал он. — Вот субъект, который ни за что не хочет узнать меня, несмотря на мои знаки и вопросительный взгляд! Однако он не мог забыть меня, и мне кажется, что он принимает живейшее участие в бегстве убийцы… посмотрим… ничто меня не разубедит, что Фроле убит не с какой-нибудь простой, обыкновенной целью».
Все эти мысли промелькнули в голове Люса с быстротой молнии, и пауза, с которой он ответил на вопрос де Марсэ, почти была незаметна.
— Да, господин советник, — сказал он, — у нас имеется это доказательство, и вы сами можете судить о его вескости: двое из наших агентов, бывших на постах, заявили, независимо друг от друга, что спустя немного времени после получения приказа о запрещении выхода какой-то незнакомец пытался выйти из здания через обе маленькие дверцы, находящиеся в его восточной части, и стремительно бросился обратно, встретив неожиданное препятствие. Несомненно, этот человек — убийца, которого мы ищем! Это еще не все, случай доставил в мои руки другое указание, чрезвычайной важности, для нас, полиции…
Люс не докончил свою мысль.
Слова застряли у него в горле при виде той сцены, которая с быстротой молнии совершенно неожиданно разыгралась перед ним.
Что же такое случилось?
Во время разговора с де Марсэ Люс вынул из кармана свой бумажник с целью передать советнику в качестве доказательства бриллиант, найденный им около трупа Фроле, но запонка бесшумно скользнула на ковер так, что он этого не заметил, как не заметили этого и остальные присутствующие, внимание которых было всецело поглощено его рассказом; в это время дочь де Вержена вдруг быстро наклонилась к полу и радостно вскрикнула:
— Дедушка, вот ваша запонка, которую недавно столько искали!
В протянутой руке ее между розовыми нежными пальчиками сверкал великолепный бриллиант.
Под влиянием сильного волнения, вызванного этими словами, Люс едва не выдал себя. Но, моментально оценив всю важность разыгравшейся перед его глазами сцены, он понял, что прежде всего на его лице не должны отражаться волновавшие его чувства. Никогда еще за всю свою долгую полицейскую службу он не был в таком критическом положении и, может быть, несмотря на то, что он обладал огромной силой воли, он все-таки как-то отреагировал бы на эту сцену, если б госпожа де Вержен, вмешавшись в разговор, не дала ему времени прийти в себя и понять исключительное значение происшедшего инцидента.
— Это, конечно, одна из тех двух запонок, которые мы подарили моему отцу в день его именин, — сказала она, осмотрев бриллиант, взятый ею из рук дочери, — впрочем, их легко сравнить, — прибавила она, протянув запонку старому советнику.
Последний без малейшего колебания взял запонку в руки и прикрепил ее к своим манжетам, проговорив самым естественным тоном:
— Не стоит, дорогое дитя, этот бриллиант, несомненно, тот самый, который я потерял здесь сегодня вечером. Очень хорошо, что мы его нашли; не будем заставлять терять время этих молодцов, которое так ценно при их розыске…
Потом, обращаясь к помощнику, он произнес:
— Вы нам сказали, что открыли важное указание, которое должно навести вас на следы преступника, если я только правильно понял вашу мысль?
Этот вопрос, заданный с полнейшим хладнокровием, вернул Люса к действительности; теперь у него было лишь одно желание: покинуть скорей префектуру, пойти домой и спокойно обдумать события этого вечера. Со времени сцены с бриллиантом, пролившей вдруг такой странный свет на это ужасное преступление, жертвой которого стал Фроле, Люс уже не видел ничего из того, что происходило в гостиной де Вержена, и употреблял все свои силы только на то, чтобы скрыть свои чувства и привести в порядок свои мысли, несущиеся как сухие листья, гонимые бурей по пыльной дороге. Обрадованная находкой семья префекта не обращала никакого внимания на окружающих, и даже де Вержен, знавший цену запонки, потерянной в тот вечер его тестем, на минуту перестал казаться таким озабоченным, каким был все время после дерзкого преступления, виновник которого, казалось, окончательно исчез из префектуры.