Утром следующего дня поверхность пня очистилась от кишащей массы муравьев, а все население муравейника опустилось на землю и принялось убирать трупы. Во все стороны от жилища растаскивали муравьи останки своих собратьев и противников. Среди работавших (какое трогательное зрелище!) ползали и солдаты, пострадавшие в бою без брюшка. Они тоже занимались общим делом. Им оставалось жить не более одних-двух суток. Но солдат, обвешанных головами противников, не стало. Кто-то в муравейнике помог им освободиться от этого неудобного украшения.
В то же время во все стороны далеко от пня расползались солдаты-разведчики, Они обследовали местность, пытаясь обнаружить противника. Теперь к подкинутому чужаку не относились так миролюбиво, как прежде, его тот час же уничтожали. Чужих куколок не сразу решались заносить в свое убежище, а долго ощупывали усиками. Из-за одной чужой куколки возникла распря: одни тащили ее к себе, другие упрямо пытались ее выбросить.
Возбуждение муравьев продолжалось долго, и только на третий день от старого сгнившего пня, куда в панике были эвакуированы куколки и личинки вместе с няньками, потянулась обратная процессия. Тревога миновала, муравейник медленно и постепенно возвращался в своей тихой и мирной жизни.
Как оценить исход эксперимента? Условия его были далекими от естественных. И все же, он свидетельствовал о том, что древоточцы живут небольшими содружественными муравейниками. Колонии содружественных семей, по всей вероятности связаны узами родства и вражде к другим колониям. Им свойственна как бы вторая форма общественной жизни. В эксперименте, как уже упоминалось, кусок жилища древоточцев вместе с их обитателями, был принесен издалека.
[Отгадать первое, на что было обращено внимание в этом муравейнике, казнь муравьев не удалось.] По-видимому, в него забрели издалека чужаки и, потеряв свое жилище, пытались устроиться в чужом.
Бреду по барханам близь берега реки Или среди небольших деревьев каратуранги. Пустыня давно выгорела, вокруг не видно ничего интересного. Может быть, все же что-нибудь встретится интересное. И встретилось.
На склоне бархана необыкновенный переполох. От муравейника бегунков валит возбужденная толпа его жителей. Вот она добралась до другого муравейника, расположенного в трех метрах и... пошла спешная в необычайно быстром темпе переноска куколок в свое гнездо.
Бегунки, особенно при жаре, очень торопливы. А тут еще и такое важное событие!
Один за другим выскакивают из гнезда бегунки с добычей и волокут ее в свое жилище. В двух метрах от муравейника грабителей оказался еще муравейник. Его жители быстро последовали примеру своих соседей, вывалились наружу возбужденной ватагой и тоже затеяли грабеж куколок. Впрочем, не все несли куколки. Кое-кто нес больших личинок, из которых должны были выйти крылатые самки и самцы.
Но что за странное поведение. Муравьи-хозяева куколок не сопротивляются, не дерутся с чужаками, нигде нет следов сопротивления. Лишь иногда один из налетчиков хватает за челюсти хозяина добра и тянет его изо всей силы, и тогда кажется, будто муравьи вступили в поединок. Тот, кого тянут, вскоре покорно складывается тючком и его, как и куколку уносят в чужой муравейник.
Похоже, что здесь нет никакого погрома, все происходит с согласия сторон, а величайшее возбуждение и переполох бегунков, просто обыденное проявление темперамента этого крайне быстрого и торопливого жителя пустыни. И — значимости происходящего...
Но иногда куколок несут обратно. Это уже проявляют инициативу те, кто не согласен с переселением потомства на новое место жительства.
Суетливая переноска продолжается около получаса. Потом сперва успокоились муравьи, вступившие с запозданием, прекратили ажиотаж и принялись за свои обычные будничные дела. Прошло еще около двадцати минут, и успокоились муравьи-зачинщики, исчезли в своем жилище.
Судя по всему, все три муравейника дружественны, принадлежат к одной колонии или даже одному семейству, то есть находятся во второй форме общественной жизни.
Новорожденные муравьи остаются приверженцами того муравейника, в котором они впервые появляются на свет взрослыми. Но почему переноска сопровождалась таким необыкновенным возбуждением! Интересно было бы вскрыть все три муравейника, узнать в одном ли только воспитывается детвора. К сожалению, эта трудоемкая работа мне не по силам.
К вечеру со стороны далеких гор Заилийского Алатау побежали высокие перистые облака, а за ними протянулись языки темных туч. Потом потухло солнце, застыл воздух. Стали сильно кусаться комары и мошки. Неожиданно послышался отдаленный гул, зашумели деревья по реке побежали волны, над косами понеслись тучи песка. Наступило ненастье, временами шел дождь. А утром низовой ветер гнал волну с гребешками.
Что нам делать? Плыть на нашей маленькой складной лодке нельзя. Тогда я иду от реки в пустыню через овраги, солончаки, щебнистые бугры и такыры, поросшие редкими солянками, в надежде что-нибудь встретить интересное.
Вот около кустика солянки несколько аккуратных и похожих друг на друга в виде полукольца холмиков. В центре каждого располагается круглое отверстие, отороченное как бы вылепленной из глины рамкой. Сейчас узнаю, кому они принадлежат. Несколько ударов лопаточкой и открывается необычное зрелище: стволики солянок, погруженные в землю, окружены чистыми и аккуратными камерами. На стволиках сидит масса зеленоватых в мелких белых крапинках щитовок. Позади каждой из них красуется большой войлочный мешок, набитый яйцами, светло-зелеными и блестящими.
В темных галереях, примыкающих к камерам со щитовками, мелькнуло несколько крупных светло-желтых восковидно-прозрачных муравьев и спряталось. Тут — жилище и своеобразный скотный двор желтых пустынных муравьев Кампонотус туриестаникус. Этот большой муравей очень редок. Деятелен он ночью, и только иногда утром можно увидеть запоздалого разведчика, торопящегося из дальнего похода домой. Называют его почти также как и рыже-черного его родственника другого крупного муравья обитателя пустыни, Кампонотус туркестанус — разница в окончании второго слова, видового названия.
Щитовок много. Все погруженные в землю стволики солянок пестрят от их белых комочков. Так вот откуда взялись белесые комочки на одном из холмиков! Это остатки войлочных мешков и трупы погибших от старости кормилиц. Их выбросили наружу, очистив на стволике место для молодого потомства.
Но как муравьи робки! Никаких попыток защитить свой дом, ни одного, кто бы осмелился вцепиться в нарушителя покоя. Оказавшись на свету, муравьи прячутся в величайшей спешке и панике во всевозможные укрытия. Странные эти подземные жители-кампонотусы. Усвоив профессию животноводов, они разучились охотиться и воевать с соседями, построили одну единственную дверь, укрепив ее надежными косяками из глины. Но какая жалкая зависимость от кормилиц-щитовок! Что же станет с муравьями, если они погибнут?
И еще одна особенность жизни этого робкого верзилы, жителя пустыни. Оказывается, всюду светлый кампонотус образует подземные муравьиные царства из множества связанных друг с другом дружественных семей. Это неплохо. В единении — сила. Хотя бы на случай, чтобы позаимствовать у соседей дойных коровушек, когда в этом появится необходимость. Процветающая семья, оказавшаяся в благоприятной обстановке, начинает почковаться. Постепенно возникает колония содружественных семей, связанных узами родства, обменивавшаяся жителями, самками, личинками и куколками. От одиночной формы общественной жизни муравьи переходят к жизни содружественными муравейниками — второй форме общественной жизни.
Пока я занимался кампонотусами, ветер все свистел и свистел в ветках солянок и гнал над бескрайней пустыней черные тучи. Все замерло в ожидании тепла.
Много событий муравьиной жизни ускользает от наблюдателя то, что происходит в лесной подстилке, в траве, а гуще кустов не видно. Вот, отчасти, поэтому самое интересное чаще всего удается увидеть на лесных тропинках и дорогах.
В этот раз тихим солнечным утром на лесной тропинке недалеко от нашего бивака, происходило необычное. Через нее в одном направлении шла толпа красноголовых муравьев Формика трункорум, и каждый нес в челюстях сжавшегося в комочек муравья. В обратном направлении мчались муравьи без ноши. Внешне все походило на ликвидацию зарождающегося муравейника. В действительности же дела обстояли сложнее.
Оба муравейника были зрелыми. Они отстояли друг от друга на расстоянии трех с половиной метров. Один муравейник был прислонен к большому камню, имел хорошую насыпь из свежих хвоинок и щедро освещался солнцем. Другой был сильно затенен, конус его старый, неправильный, разбросанный из посеревшей хвои. Свежих, желтых, недавно осыпавшихся с деревьев хвоинок, которыми муравьи так тщательно обновляют крыши своих зданий, почти не было.
Несколько дней через тропинку шагали муравьи-носильщики, перетаскивая муравьев из свежего муравейника в старый. В переноске не было следов враждебности и возбуждения. Внешне происходила самая обыденная будничная работа, прекращавшаяся на ночь.
Но кое-что во всем этом деле казалось непонятным. Носильщики, например, добравшись до гнезда, подолгу бродили по нему, как бы разыскивая необходимую ношу, и далеко не всякий муравей привлекал их внимание. Они кого-то выбирали. То ли ранее перенесенных и потом сбежавших обратно собратьев, то ли тех, кто обладал определенной профессией, нянек, строителей, охотников. Но как они их узнавали? По внешнему виду? Самый острый глаз энтомолога, вооруженного микроскопом, этого не заметит. По запаху? У муравьев очень развито обоняние. Неужели род занятий накладывал какой-то отпечаток в этом отношении? Скорее всего, в выборе имело значение множество различных признаков.
Муравейники были родственными, в этом не было сомнения. Иначе между ними давно разгорелась война. Возможно, муравейник у камня отделился от муравейника в тени год или два назад и не потерял связи с ним. Переход или перенос в новый муравейник большинства рабочих вызвал ослабление старого, он начал хиреть, тогда рабочих из более сильного, молодого и стали переносить обратно.