Вирджинио. Теперь она кроме своего горя ничего не любит.
Беатриче(с колебанием). Она все еще очень страдает?
Вирджинио(тронутый, вероятно, задушевностью ее голоса, смотрит ей в лицо). Как в первый день!
Беатриче. Почему вы не утешите ее?
Вирджинио. Она не нуждается в утешении. Ей ничего не надо, как только оставаться наедине со своим горем: она полюбила его так же, как любила сына, которого у нее отняли.
Беатриче. Здесь ее имени не забывают; мы вспоминаем о ней каждый раз, когда молимся… Моя мысль, тихая и благоговейная, всегда стремится к ней!
Вирджинио. Она принимает ее с благодарностью и отвечает тем же.
Беатриче. Значит, она не проклинает нас?
Вирджинио. Ах, вы не знаете этого сердца!
Беатриче. Она простила?
Вирджинио. Она всегда благословляет это самоотверженное и кроткое существо, которое дало высшее доказательство своей любви в это долгое время страданий.
Беатриче. Значит, ей сказали обо всем?
Вирджинио. Самый невинный обман не мог бы для ее души сравняться в красоте со страшной, неприкрашенной истиной!
Беатриче. А знает ли она, что вы уехали в Армиранду?
Вирджинио. Она знает и ждет меня. Она знает, что я поехал повидать Изабеллу. Она будет осыпать поцелуями мои глаза, которые видели ее; она будет искать в их глубине ее образ… Вы понимаете меня? Она знает, для одного существа на свете Джульяно погиб еще не совсем… Это существо чувствует на себе частицу его, нечто живое, теплое, неувядающее, заставляющее его бредить… Вы не понимаете? Она охвачена непреодолимым желанием видеть это существо, коснуться его, прижать его, заключить в свои объятья, говорить с ним, расспрашивать его, даже если бы она была твердо уверена, что умрет от этого и что при первом прикосновении к нему, при первом его слове сердце ее перестанет биться… Чтобы быть поближе к этому существу и чтобы в воображении своем общаться с ним через эти цветущие сады, — она, в надежде на это, снова вернулась в Фонтелюченте, которое она покинула много уже лет тому назад. Каждый вечер она поднимается на самую высокую террасу и молится, и смотрит в сторону Армиранды… Она молится и за вас…
Беатриче. И за меня?
Вирджинио. Она знает вашу жертву. Она знает, что вы вся отдались состраданию и скорби и живете здесь как в монастыре… Она питает к вам нежные чувства матери. Она сказала мне: «Ах, если бы Беатриче, хоть когда-нибудь заехала к нам, в Фонтелюченте!» Помните? Вы иногда приезжали в кедровую рощу…
Беатриче. Помню.
Вирджинио. Вы не побываете как-нибудь в Фонтелюченте, чтобы исполнить желание моей матери?
Беатриче. Да, как-нибудь… (Голос ее слабеет. Она не в силах справиться с волнением, которое охватило ее во время этого разговора. Легкий румянец на ее щеках выдает то, что происходит в ее душе.) Да… как-нибудь… побываю…
Вирджинио. Я сам провожу вас туда. Это не очень далеко отсюда. Моя мать встретит вас на полдороге. Может быть, увидев вас, она еще раз улыбается. Она ведь больше уже не улыбнется.
Беатриче. Да. Я приеду, когда вы мне назначите. Два горя встретятся и узнают друг друга! Может быть она и улыбнется. (Молчание. Оба опускают головы) Ах, но чье горе более жестоко? Она знает, по крайней мере, что сын ее мирно лежит в могиле. Я тоже знаю, что моя сестра в гробу. Но она погребена заживо. Ее сердце трепещет и истекает неиссякаемой кровью!.. Я знаю, она разлучена с нами навсегда, она уже по ту сторону, она не услышит нас… и все же ее живые глаза смотрят на меня, они умоляют, и я не в состоянии вернуть ее, позвать ее к себе…
Вирджинио. А надежда?
Они смотрят друг другу в лицо, охваченные одним невыразимым волнением. Невольным движением Вирджинио приподнимается и начинает смотреть по направлению к лесу. Беатриче делает то же самое.
Беатриче(вновь садится). Она не возвращается… Сегодня утром она надела свое зеленое платье и обо всем забыла. Может быть теперь она переживает счастливый момент. Утро такое чистое, что у каждого рождается надежда на возрождение.
Вирджинио(успокоение его проходит, и его вновь охватывает опьянение). Каждый мечтает каким-то таинственным образом похитить тайну красоты и радости… Вы здесь как в монастыре… Вы не можете понять… А я там на верху, в горах, встал на рассвете, когда еще звезды дрожали на небе. Я видел: в окутанной туманом долине розовела река; казалось в ней доверчиво и беспечно купалась утренняя заря; она словно омывала и питала мою душу… Я вдыхал с ветром опьяняющий аромат возрождающейся природы и, глядя на громадное количество молодых гнезд, я чувствовал глубокое и святое дыхание Матери, которая питает стебельки травинок и наши мысли! Все страдания и все желания претворялись во мне в мощную силу жизни и смелости!.. И я без устали гнал своего коня к одной цели, сам не давая себе отчета в том, находилась ли она во мне или на грани мира. И застывшие, мрачные образы минувшей жизни вспыхивали таинственным светом как статуи в освещенном ярким заревом храме!.. Мне совсем не страшен был ужас смерти; смерть казалась мне даже прекрасной как жертва на алтаре… И вся пролитая кровь вновь бежала по моим жилам и переполняла и расширяла мое братское сердце для новой, более чистой и более глубокой любви…
В глубине, у решетки, на границе леса и сада показывается Безумная и останавливается в таинственной позе. Ее лицо покрывает маска из листьев; руки окутаны травой. Таинственная, молчаливая и вся зеленая, она походит на странное растение, на лесное привидение. Незамеченная, она направляется сквозь кипарисовую аллею к дому.
Беатриче(обращаясь к гостю, робко и изумленно, не понимая). И этот монастырь был целью вашей стремительной скачки? Этот монастырь — обитель безумия и горя?
Вирджинио. Вы удивлены?.. Ах, вы не можете понять!..
Беатриче. Если бы я могла понять… Она слышит осторожно приближающиеся шаги, внезапно останавливается и вздрагивает. Она идет… вон… вон…
Оба, бледные, с ужасом смотрят на зеленое привидение. Несколько секунд длится гробовое молчание, которое нарушается только щебетанием ласточек, жужжанием пчел и легким дуновением ветра.
Безумная в нерешительности останавливается под аркой. В одной руке, которую она держит опущенной, у нее сломанная ветка. Сквозь маску из листьев улыбаются ее глаза и блестят зубы. Вирджинио стоит неподвижно, не спуская с нее глаз, словно очарованный. Беатриче хочет двинуться ей навстречу.
Беатриче. Изабелла!
Безумная. Я не Изабелла… Листья считают меня своей… Они уже не боятся меня больше… Мы ждали вас в лесу. Мы думали, что вы пройдете мимо нас, друг возле друга, разговаривая о вашем счастье. И мы, находясь под вашими ногами, над вашими головами, решили встретить вас с необыкновенной нежностью… Зачем вы обманули нас? Может быть, мы уже никогда больше не будем так веселы и прекрасны, так нежны и молоды. Мы замирали от сладостной дрожи, потому что с нами играло солнце. Оно играло с нами как беззаботное дитя, лаская нас тысячью золотых пальцев, тысячью теплых, быстрых пальцев, не делая нам больно. Эти игры были бесконечно разнообразны. И мы не утомлялись от этой игры с солнцем. Наше веселье все росло, и мы трепетали вместе с его лучами и готовы были разразиться внезапным взрывом неумолчного смеха… Ах, почему в это время не прошла мимо нас Беатриче со своим женихом?
Вирджинио и Беатриче смотрят друг на друга. Безумная делает еще шаг по направлению к ним. В глубине у калитки показывается Симонетта и хочет войти в сад. Панфило, следивший за ней из-за кустов, идет ей навстречу. Некоторое время они стоят там, у входа, и затем удаляются, исчезая в лесу.
За зеленое платье Изабелла обещала Беатриче золотой сон. И у окна ей действительно приснился сон, когда Панфило пел о венке. И во сне вместе с весной приехал к ней в этот сад ее жених. Проснувшись, Изабелла сама шла к ней сказать об этом. Но Беатриче, проплакавшая всю ночь у перил, сама, может быть, еще издали увидела жениха, которого ждала ее душа, и на крыльях своей души устремилась ему навстречу. Бедная голубка! Бедная голубка!..
Она подходит к сестре и своей обмотанной травой рукой нежно касается ее волос на висках.
Беатриче(угнетенная волнением). Ах, Изабелла, что ты говоришь?!
Безумная(к гостю). Посмотрите на нее, синьор, — как она чиста! Среди страданий нашего дома она одна прозрачна и кристальна как горная струя. Вы можете доверить ей самое ценное сокровище — и оно навсегда останется кристально чистым! Во всей стране нет источника, который был бы более прозрачен и в котором было бы приятнее освежить уста и руки. Это — драгоценность, никогда не тускнеющая и постоянная как горный ключ. Я вверяю ее вам. Она не должна больше плакать. С каждой слезой ее теряется жизненный сон нераспустившихся еще бутонов, которые могли бы распуститься в пышные цветы и принести счастье!.. Она не должна больше плакать!.. Я не должна больше видеть ее склоненной на перила и прислушивающейся к звону колоколов по вечерам, когда долина тонет в синеватой дымке и делается влажной как ее слезы… Вы далеко увезете ее, синьор? Очень далеко отсюда?
Беатриче(мучительно, умоляюще). Изабелла, Изабелла! Не говори больше так! Ты не знаешь, ты не знаешь…
Безумная. Ах, не жалей Изабеллы, не печалься тем, что она остается одна! У нее есть платье, которое ты подарила ей. И в этом платье там, внизу ее полюбит какое-нибудь нежное, юное существо как ты, Беатриче. Прощай!..
Она останавливается, вспомнив о венке, который держит в опущенной левой руке. Она прерывает свою речь и поднимает венок кверху.