две недели. Еще значительнейшую пользу принесут приготовляемые к изданию карты южной половины Атлантического океана и Тихого океана. Не менее важны изданные лейтенантом Мори карты пассатных ветров, также морских течений и температуры воды на поверхности океана. Из соединения фактов, указываемых всеми этими картами, составлены лейтенантом Мори общие «Путевые карты» для кораблей, переплывающих Атлантический океан. Более частное назначение имеют его «Китоловные карты», указывающие, в какие месяцы года и в каких местах океана наиболее встречаются киты различных пород. Непосредственная цель всех этих трудов — польза мореплавания; но с тем вместе они приводят к многочисленным выводам, имеющим большую цену и для науки.
В первой половине девятого нумера помещен перевод статьи самого лейтенанта Мори о лучшем средстве предотвратить столкновения между кораблями на пути между Европою и Америкою; он предлагает избрать отдельные пути для пароходов, идущих из Европы и из Америки, — тогда они будут вне опасности встречаться между собою; а парусные суда, которые будут ходить в полосе, лежащей между дорогами пароходов, будут безопасны от встречи с ними.
Как бы введением к изложению трудов лейтенанта Мори служит статья «Новейшие успехи гидрографии» (№ 6-й), излагающая преимущественно теорию течений и приливов.
Кроме того, в гидрографическом отделе помещены следующие статьи: Описание восточного берега Кореи (№ 1); Карта полуострова Кореи (№ 4); Замечания о северном Китайском море (№ 5): Порт Сан-пио-Квинто на острове Камигуине (№ 2); пояснительная записка к карте низовьев Сыр-Дарьи (№ 2); Очерк берегов Каспийского моря, г. Ивашинцова (№ 3); Гидрографические труды Ф. Ф. Беллингсгаузена на Черном море г. Соколова (№ 6); Исследование шторма, бывшего на Черном море 14 ноября 1854 г. (№ 8), г. Ивашинцова. Некоторые из этих статей, особенно описания Кореи, низовьев Сыр-Дарьи, северной части Китайского моря, Каспийского моря и приложенные к ним карты, имеют несомненную важность для науки. Из описания «Библиотеки Гидрографического Департамента» (№ 4) мы узнаем, что это богатое собрание заключает в себе ныне до 11 189 сочинений, в 40 000 томах, и в том числе много сочинений, замечательных по своей редкости.
Четвертый отдел «Морского Сборника» — учено-литературный, заключает в себе статьи, наиболее занимательные для большинства читателей, и мы будем говорить о них с большими подробностями, нежели о статьях гидрографического отдела, чисто специальных. В девяти нумерах «Морского Сборника», нами рассматриваемых, находим по этому отделу очень много и очень разнообразных сочинений. Из биографических рассказов о деятельности замечательных сановников нашего флота мы назовем: «Воспоминание о жизни и службе адмирала А. П. Ави-нова» (№ 1); «Вице-адмирал М. И. Ратманов» (№ 3); «Адмирал А. И. фон-Круз» (№ jS); «Бригадир М. Л. Леонтьев» (№ 8); «Адмирал Нахимов» (№ 8); наконец, очень подробную и интересную биографию адмирала Д. Н. Сенявина, составленную г. Арцымовичем (№№ 4 и 8). Начало этой биографии особенно интересно потому, что в нее внесены целые страницы из записок самого Сенявина о своей жизни. Приводим два или три небольшие отрывка из этих записок.
«Батюшка сам отвез меня в (Морской) корпус, прямо к майору Г — ву; сии скоро ознакомились и скоро подгуляли. Тогда (около 1773 г.) было время такое, без хмельного ничего не делалос*. Распрощавшись меж собой, батюшка сел в сани, я поцеловал его руку; он перекрестил меня и сказав: «Прости, Митюха! спущен корабль на воду, отдан богу на руки — пошел!» — и вмиг с глаз скрылся».
Мальчик начал шалить и лениться, так что три года просидел в одном классе; но приехал в Кронштадт его дядя и принял меры к исправлению 14-летнего племянника; взяв его к себе, объяснил ему вред лености, а —
«В заключение крикнул людей с розгами, положил меня на скамейку и высек препорядочно, прямо как родной; право, и теперь то помню, вечная ему память и вечная за то благодарность. После, обласкав меня попрежнему, подарил конфектами и сам проводил меня в корпус, решительно подтвердив на прощанье, чтоб я выбрал себе любое: либо учиться, либо каждую неделю будут мне такие же секанции. Возвратясь в корпус, я призадумался; уже и резвость на ум нейдет, пришел в класс, выучил скоро мои уроки; и дело пошло изрядно».
Но вот юноша произведен в офицеры и определен на эскадру, крейсирующую у португальских берегов. Она зимует в Лиссабоне, и молодой офицер принят в хорошем обществе — здесь ожидает его первая любовь:
«В этих собраниях были всякий раз две сестры англичанки, по фамилии П. Меньшая называлась Нанси; ей было около 15-ти лет. Мы друг другу очень нравились. Я всегда просил ее тачцовать; она ни с кем почти не таи-цовала, кроме как со мной. К столу итти — як ней подхожу или она ко мне подбежит, и всегда вместе. Она выучила по-русски несколько приветливых слов и говорила со мной; я на другой раз, выучив по-английски, отвечал ей прилично; и мы так свыклись, что последний раз на прощаньи очень и очень скучали, чуть ли не поплакали».
Через несколько времени Сенявин был уже адъютантом при адмирале Макензи, которому помогал в работах при построении первых укреплений и зданий в Севастополе. Приводим из его записок отрывок о посещении новооснованного порта и флота императрицею Екатериною II.
«При вступлении на катер государыня, милостиво приветствуя людей, изволила сказать: «здравствуйте, друзья мои! Как далекб я ехала, чтоб только видеть вас!» Тут матрос Жаров (который после был лучший шкипер во флоте) ответствовал ей: «От евдакой матушки царицы чего не может
статься!» (как хотите, так и разбирайте ответ матроса, едва знающего читать да писать). Государыня, оборотись к графу Войновичу, сказала по-французски с большим, как казалось, удовольствием: «Какие ораторы твои
матросы!» Гребцы были подобраны, как говорится, молодец к молодцу: росту были не менее каждый десяти вершков, прекрасные лицом и собою, иа правой стороне все были блондины, а на левой — все брюнеты. Одежда их была: ранжевые атласные широкие брюки, шелковые чулки, в башмаках, тонкие полотняные рубашки, галстух тафтяный того же цвета, пышно завязан; а когда люди гребли, тогда узел галстуха с концами закинут был на спину; фуфайка ранжевая, тонкого сукна, выложена разными узорами черного шнура (цвета ранжевый и черный означают герб императорский); шляпа круглая с широким галуном с кистями и султаном страусовых перьев. Катер блестел от позолоты и лаку. Прочие капитанские катера выкрашены также наилучшими красками под лак. Гребцы были одеты в тонкие синего сукна фуфайки; брюки шелковые полосатые; розовый платок или галстух и-шляпы с позументами. Люди на реях поставлены были в летнем платье: фуфайки и широкие брюки белые, шелковый галстух, круглые шляпы и в башмаках; кушаки были, по кораблям, разных цветов, наподобие лент георгиевских, владимирских. За единообразием в то время не гнались, было бы только пристойно, и хорошо. Лишь только катер с государыней отвалил от берега и показался штандарт, в то самое время с судов всего флота и крепостей салютовано с каждого по 101 выстрелу. Потом государыня прибыла противу средины флота, салютовано в другой раз. Наконец, по прибытии императрицы к пристани, по снятии штандарта, салютовано в третий раз по стольку же выстрелов. День ясный, клонился к вечеру; теплота воздуха охлаждалась легким ветром с моря и все это вместе приветствовало шествие государыни наивеликолепиым образом. По прибытии ее величества во дворец, генералитет, штаб и обер-офицеры были представлены и все удостоены руки ее величества. Я находился в это время на корабле и был занят некоторыми распоряжениями и потому представлен часа с два спустя, особо. Когда я целовал руку государыни, тогда князь Григорий Александрович сказал несколько слов в пользу мою; ее величество изволила подать мне другую руку и сказала: «Вот ему в другой раз и другая рука за хорошую его службу». Я не могу выразить тогдашний мой восторг, а скажу только, все последующие в жизни моей награждения никак уже сравняться с ними не могли».
Во время осады Очакова Сенявин был отправлен к Синопу, чтоб этою дивсрсиею отвлечь турецкий флот на южную часть Черного моря; потом, в ту же вторую турецкую войну, с успехом действовал против турок в Архипелаге. Но громкую славу приобрели ему смелые подвиги у итальянских берегов в войну с французами 1805 года. В рассказе г. Арцымовича сообщены о них некоторые новые подробности, заимствованные из официальных донесений, хранящихся в архиве морского министерства.
Кроме биографий, в «Морском Сборнике» помещено много статей, относящихся к истории нашего флота. Из них значительнейшие: «Плен в Англии корвета Спешный и транспорта Виль-гельмина» г. Шульца (№ 1); «Обзор действий на море в течение настоящей войны» г. Шестакова (№ 2); «Очерк плавания транспорта Неман» г. Шульца (№ 3); «История русских призов» кн. Дм. Эр. (№ 6, 7, 8 и 9); «Артиллерийское дело при устье Наровы, 6-го июня 1855 года» г. Лаврова (№ 9); «Несколько сведений об основании Кронштадта» г. Стренцеля (№ 8);
— Храм богоявления, существовавший в Кронштадте» (№ 8); «Об
учреждении и изменениях в устройстве адмиралтейств-коллегии» гр. Д. Толстого (№ 6); «Охтенские адмиралтейские селения» г. Мансурова (№ 2). Из этих статей особенно интересна история адмиралтейств-коллегии.
По регламенту, изданному в 1722 году, члены этой коллегии выбирались «из старых или увечных флаг-офицеров, которые мало удобны уже к службе воинской». Наполовину это были иностранцы, не знавшие русского языка, — обстоятельство, вынуждавшее у них иногда очень оригинальные признания. Так, например, вице-президент коллегии, вице-адмирал Крюйс, дал обер-секретарю Тормасову следующее формальное предписание: «Все письма, которые в доклад благородному Коллегию надлежат, ' смотреть самому (т. е. Тормасову), дабы все управлять, как его царского величества указ повелевает; понеже я (т. е. Крюйс) российскому языку недоволен, а и чрез письменный перевод мне пользы не будет, для того, что я приказному поведению незаобы-чаен; того ради вам все дела наперед прочитать и о том тебе самому докладывать, а мимо тебя другим ниже с какими делами к нам не подходить; а которые указы, приговоры и выписки противны его царского величества указу явятся, и в том тебе меня хранить; и… ежели какие дела хотя в малом чем явятся противны его царского величества указам, регламентам и регулам, а я в неведении оные в несмотрении твоем закреплю, то взыщется на вас. И сей указ записать в книгу». Несмотря на преобразование коллегии в 1732 году, прежний порядок дел, по которому, за старостью членов коллегии, всем управляли низшие чиновники, продолжал существовать до Екатерины II, как видим из списка членов, составленного для императора Петра III по запросу: «кто из них в службе быть способен, и кто зачем неспособен?» Ответы были такого рода: о президенте коллегии, князе Голицыне: «За старостию лет и болезнями, более трех лет в коллежское присутствие не приезжает, и по своему чину должности отправлять уже не в состоянии»; об адмирале Мишукове: «Ныне собранию Коллегии объявил, что за старостию на море служить не может; а в адмиралтейском регламенте напечатано: в Коллегии члены обыкновенно выбираются из старых или увечных, которые мало удобны уже к службе воинской, по силе которого и следовало б ему присутствовать в Коллегии; но за глубокою старостию и дряхлостию и ту-должность отправлять признавается не в силах» и т. д. При Екатерине состав адмиралтейской коллегии был упрощен; со времени же учреждения морского министерства (1803) она сделалась только совещательным собранием при министре.