учае, что лучший из всех собирателей песен, Вук Стефанович Караджич, записывал и записывает сербские песни, еще нимало не утратившие первоначальной своей красоты. Нет сомнения, что и для сербской народной поэзии скоро начнется (и отчасти уже начался) период падения. Рассматривать здесь,' у которого из остальных славянских племен народные песни успели до сих пор сохраниться лучше, значило бы вдаваться в споры. По мнению одних, после сербской поэзии второе место занимает великорусская, по мнению других, малорусская, по мнению третьих, словацкая. Мы положительно уверены только в том, что и великорусские, и малорусские, и словацкие песни прекрасны. Из других европейских народов многие также сохранили еще прекрасную народную поэзию, например, греки, испанцы, хотя, повторяем, у всех, кроме сербов, и, быть может, греков, она уж давно находится в периоде упадка.
Основанием для всего этого длинного объяснения понятий, каких достигла наука относительно существенного достоинства народной поэзии, послужило нам «Предисловие» г. Берга, написанное слишком с большим увлечением. Мы нисколько не ставим этого увлечения в вину г. Бергу; оно очень естественно в поэте, столь преданном народной поэзии, как почтенный переводчик «Песен разных народов». Нам только хотелось показать беспристрастную точку зрения иа явления очень интересные и в самом деле увлекательные. Но уже давно пора нам перейти от предисловия к самой книге. Г. Берг в конце предисловия говорит: «В заключение прошу покорнейше всякого, кому случится прочесть эти строки, во-первых, указать мне замеченные недостатки в моем издании, относительно перевода, взгляда на тот или другой отдел, и даже, если можно, опечатки в тексте. Во-вторых, сообщить мне все, что есть у него любопытного в песенном роде». Если бы не были мы уверены в искренности желания, высказываемого на первом месте, мы не стали бы вовсе говорить о том, что, по нашему мнению, должно было бы в издании г. Берга быть иначе: мы ограничились бы одними похвалами прекрасному и добросовестному труду: он вполне заслуживает их, и недостатки его далеко уступают достоинствам. Но очевидно, что г. Берг страстно предан своему прекрасному делу, и потому в самом деле будет доволен, если замечания рецензентов дадут ему случай обратить внимание на те или другие стороны его труда. Только это побуждение и заставляет нас высказать наши мнения об основаниях, которыми руководился г. Берг при выборе и переводе песен.
Сборник г. Берга разделяется на две половины — лирические песни и эпические песни. В лирическом отделе он поместил песни восемнадцати народов. Но из этих подразделений четыре представляют только по одной песне, и притом незначительной; именно, г. Берг перевел одну санскритскую песню, одну баскскую, одну армянскую, одну калмыцкую. Эти песни ничего не показывают. Или надобно было представить более песен, чтобы их собрание сколько-нибудь характеризовало поэзию народа, или не помещать в сборник одинокой, ничего не говорящей песни. Точно так же недостаточны отделы финских, албанских, арабских, персидских, татарских песен. Нам кажется, что г. Берг слишком увлекся желанием представить редкие песни, и что это желание иногда имело не совсем благоприятное влияние и на выбор песен в других отделах. Г. Берг жалуется на скудость материалов. Но мы уверены, что в московских библиотеках он находил богатые коллекции изданий народных песен. Что могло там не быть армянских или баскских сборников, мы готовы предположить; скудости песен на других языках, особенно на славянских наречиях, предполагать нельзя. На этом, излишнем, по нашему мнению, желаний сообщать редкие песни основана и просьба «сообщать ему все, что каждый имеет любопытного в песенном роде». Подобных присылок вовсе не нужно ожидать г. Бергу, чтобы дополнить свой сборник; мы требуем от него не баскских или калмыцких песен, а просто хорошего и полного выбора песен тех народов, которые имеют хорошие издания песен. Выбирать и переводить — эта задача уже довольно велика и трудна, и напрасно г. Берг будет развлекать свои силы, заботясь также о собирании песен, неизвестных еще в ученом мире. Разделение труда — первое условие его успешности. Вероятно также, что г. Бергу стоило чрезвычайно многих усилий достать исправные списки армянских, калмыцких, и так далее, песен, и еще больших трудов — исправно напечатать их текст. Санскритский текст он решился даже литографировать — конечно, по недостатку шрифта; сколько напрасных трудов, траты времени и расходов! Нет сомнения, что прекрасно делает г. Берг, печатая вместе с переводом тексты песен разных славянских наречий и общеизвестных языков. Многим будет приятно прочитать в подлиннике словацкую, сербскую, французскую песню; сличение текста с переводом в этих случаях даст многим возможность вернее судить о достоинстве перевода. Но кому из читателей принесет хотя малейшую пользу или удовольствие текст санскритской, литовских, мадьярских, финских, албанских, арабских, персидских, татарских, баскской, армянской, калмыцкой песен? Едва ли многим будет полезен также испанский, норвежский, шведский, датский, бретонский тексты. Печатать их совершенно излишняя ученая (или, лучше сказать, мнимо ученая) роскошь. Забота о ней была, вероятно, причиною того, что г. Берг мало заботился о песнях менее редких. Так, например, у него поме-
щены только эпические сербские, испанские и французские песни, лирических нет; немецких песен нет у него совершенно; английских, шотландских, ирландских также совершенно нет.'
Выбор песен также неудовлетворителен. Укажем один пример. Из множества превосходных эпических сербских песен у него выбрана только одна не замечательная ни в каком отношении песня о Бановиче Страхине.
Наконец — важнейшая часть труда — перевод бывает очень часто удачен; читатели убедятся в этом из примеров, которые мы приведем ниже; но часто г. Берг нарушает простоту подлинника прибавлением эпитетов; иногда перевод бывает и просто не совсем удачен. Приводим несколько примеров. Вот песня чешских реформатов (по недостатку шрифта пишем текст русскими буквами):
Красна е та ржска,
Ржекз Волтава,
Кде су наше дбмы,
И власть ласкава; Гезке е то место.
То место Прага,
В ктерем быдли наше
Родина драга… и т. п.
Светлая'ты речка,
Речка ты Влетава! Наше ты веселье, Красота и слава! Красное то место,
Прага дорогая.
Наш престольный город Родина святая!
Вот буквальный перевод:
Прекрасна та река, река Влетава, где наши домы и милая родина. Прекрасен тот город, город Прага, где наши жилища, родина дорогая, и т. д.
Вот начало сербских песен:
1
Бога моли момче неженено.
Да се створи край мора бисером (бога просит неженатый молодец, чтобы сделаться жемчугом на берегу моря).
2
Лепо пева славуяк У зеленой шумици (Хорошо поет соловушек в зеленой роще).
1
Бога молит молодец удалый. Чтобы дал ему оборотиться Жемчугом зернистым, перекатным И рассыпаться край синя моря.
2
Распевала пташка мала,
Пташка мала соловейка,
В темной рогце распевала…
Г. Берг говорит: «Обыкновенно думают, что надо переводить слово в слово. Не важен стих, а важен дух, важен результат впечатления. В народном языке всего нужнее свобода слова» и т. д. Но приведенные нами примеры показывают, что отступления от смысла и духа подлинника простираются у г. Берга иногда слишком далеко. Напрасно ссылается он на пример Пушкина: Пушкин переводил сербские песни гораздо точнее. Но после этих замечаний, вызванных желанием самого г. Берга, мы должны показать
читателям и примеры удачных пёреводов. Это гораздо приятнее. Мы сказали, что выбор песен у г. Берга не может достаточно знакомить с духом поэзии того или другого народа; потому берем песни, лучшие в эстетическом отношении, не заботясь о том, характеризуют ли они народ, которому принадлежат, или только народную поэзию вообще. Во всяком случае, они дадут читателю средство судить о достоинствах перевода г. Берга.
(Литовская)
Как у батюшки сторожен огород,
В огороде липка-липочка растет.
Дочка батюшки по темным по ночам С дворянином разговаривает там.
С дворянином, с добрым парнем, с молодцом,
С ним тихонько обручается кольцом.
«Не ходи, сестра, ты ночью к молодцу,
А не то скажу я батюшке-отцу!»
«Братец, братец, братец милой-дорогой.
Что ты скажешь об сестре своей родной?
Что два слова-то сказала с молодцом?
Или то, что обручалась с ним кольцом?»
«Не про те твои два слова с молодцом,
А про то, что обручалась с ним кольцом».
В понедельник вышла девица гулять —
Не видать ее во вторник, не вндать!
Выезжали братья в среду поутру,
Стали спрашивать про милую сестру.
В барабаны барабанили три дни И трубили в трубы медные они.
Наконец к реке широкой подошли И утопленницу бедную нашли:
Тело белое лежало на песке,
И купались косы черные в реке.
(Литовская)
Ведите коня вороного,
Ведите коня молодцу.
Поеду я к старому тестю,
Я к старому тестю, к отцу.
Здорово! день добрый и вечер!
Как можешь-живешь, старина?
Что делает наша невеста,
И все ли здорова она?
Больнешенька наша невеста, Больнешенька; в новой клети Лежит горемыка в постели,
Поди ты ее навести.
Пошел через двор я широкий,
А слезы-то, слезы ручьем!
Откинул я дверку у клети И слезы обтер рукавом.
Взял за руки белы невесту,
Прижал их, целуя, к себе;
Скажи, мое красное солнце,
Не легче ли стало тебе?
Не легче, не §удет мне легче,
Не быть мне невестой твоей:
Другую ты любишь-голубишь — Ступай и присватайся к ней!
А я собираюся в гости,
Мие пир пировать на погосте… Прощай… а скажи, хороша Твоя чародейка-душа?
(Лужицкая)
Красная девица жала траву. Травку-муравку зелененькую;
Много нажала зеленой травы,