Но Егорка уже не слышал. Голова его свалилась набок, глаза сами закрылись. Он спал.
Лесник взял у него из рук блюдце, плотней прикрыл сына овчиной и глянул в окно.
За окном расходилась метель. Сыпала, сыпала и кружила в воздухе белые легкие хлопья — засыпáла путаные лесные следы.
За ястребом
Пашка сидел на крыльце и прилежно читал отцовский «Охотничий календарь». В этой толстой книжке было собрано все про охоту: и на какую дичь как охотиться, и про охотничье оружие, и охотничьи законы. А Пашка непременно хотел сделаться хорошим охотником.
Но долго читать ему в этот раз не пришлось. Через плетень неожиданно перемахнул Матвейка и закричал, размахивая луком над головой:
— Айда на охоту! Гляди, какие я стрелы обтяпал!
Он выдернул из самодельного колчана целый пучок длинных, гибких стрел и протянул их Пашке.
Пашка взял стрелы, потрогал пальцем вделанные в их толстые передние концы остро отточенные гвозди и важно сказал:
— Стрелы подходящие — боевые. А на охоту я не пойду: птица теперь на гнезда уселась, нельзя ее бить… по закону.
Пашка вырос в городе, был на два года старше Матвейки и много читал книжек. Он часто говорил такое, на что Матвейка не знал, как ответить.
— Да мы ведь так, нарочно, — попробовал все-таки отстоять свое Матвейка. — Не с ружья ведь — стрелами рази убьешь?
Но Пашке за словом в карман не лезть:
— Не убьешь, так какая с ними охота может быть?
Матвейка совсем завял. Выходило: если стрелы хороши — на охоту с ними нельзя; если на охоту идти — надо говорить, что стрелы плохие. А какие они плохие, когда он, Матвейка, сам их делал! Книжек тут не требуется, а руки у него — золотые.
Ничего не мог придумать Матвейка в ответ и рассеянно уставился на кур. Куры расхаживали по двору, скучно поклевывая зерно. Захлопал крыльями петух, вскочил на плетень, начал горласто:
— Ку-ка-ре… — и вдруг осекся.
Чем-то серым смело его на землю, куры с испуганным кудахтаньем, как сумасшедшие, кинулись врассыпную.
— Держи! — заорал Пашка, срываясь с крыльца.
Но большая серая птица, свалившаяся на землю вместе с петухом, тюкнула его клювом в затылок, взмахнула крыльями и тяжело поднялась на воздух. Свесив золотую шею, поднялся с ней в воздух и мертвый петух. Через минуту хищник с добычей исчез за деревьями.
Пашка вернулся на крыльцо.
— Ястреб! — сказал он, переводя дух. — Тетеревятник…[2] Видал, что делает? И, подумав немного, решительно объявил:
— Айда в лес! Мы ему покажем!
— А закон? — боязливо спросил Матвейка.
— Охота на вредных зверей и птиц, — ответил Пашка уже из избы, где у него висел лук, — разрешается круглый год. По закону!
Деревня, где жили Пашка с Матвейкой, стояла возле большого леса. Лес был глухой, много в нем водилось хищных птиц. Крестьяне стоном стонали от их разбойных налетов. Ястреба днем, совы ночью из-под самого носа хозяев тащили домашнюю птицу. За одну эту весну пропало:
у тетки Параскевы — две молодки,
у Васильевны — утка,
у Федора-сапожника — клуша и петух,
у землемерши — два пестрых труса (кролика).
Сколько ни ставили пугал, сколько ни караулили с ружьем — никак не могли отвадить крылатых воров. Пугал хищники не боялись, человека с ружьем облетали.
— Принесем ястреба — герои будем, — рассуждал Матвейка, шагая следом за Пашкой по дороге к лесу.
— Гляди, гляди! — прервал Пашка, указывая рукой вперед.
Они уже подходили к лесу. В зелени одной из берез сверкнуло червонное золото петушиных перьев.
Охотники выхватили стрелы из колчанов и с луками наготове побежали к дереву. Между стволов же замелькали круглые серые крылья хищника: ястреб улетал в глубь леса.
— Бей! — закричал Матвейка, выпустив свою стрелу и поспешно доставая новую.
Но Пашка опустил лук.
— Далеко! Пусть лучше сядет: подкрадемся. Никуда ему с петухом от нас не деться.
И верно: отлетев недалеко, хищник уселся на толстый осиновый сук. Перебегая от дерева к дереву, прячась за их стволами, охотники подкрались к нему шагов на тридцать.
Теперь им хорошо была видна его широкая, вся в волнистых серых полосках грудь, высокие желтые ноги и приплюснутая, как у змеи, голова с хищным клювом. Холодный, желтый глаз хищника смотрел в их сторону.
— Видит, анафема! — прошептал Матвейка. — Ближе не пустит. Давай отсюда.
— Смотри — вместе! — предупредил Пашка. — Раз! Два!
— Стой! — взмолился Матвейка. — Солнце в глаза!
— Три! — строго скомандовал Пашка.
Две стрелы, взвившись высоко в воздухе, понеслись к осине, но, не долетев, потеряли силу и белыми змейками вильнули под суком, где сидел хищник.
Ястреб снялся и полетел дальше. Но ему, видно, не по силам было долго тащить по воздуху грузную добычу. Он опять опустился — теперь прямо на землю.
В этот раз он не подпустил охотников и на сорок шагов. Так они долго преследовали его, но им ни разу больше не удалось подкрасться к нему на выстрел.
Наконец дорогу им пересек широкий лог. По ту сторону его начинался еловый бор. В последний раз перед охотниками блеснули золотые перья петуха — и скрылись в сумраке столетних елей.
— Сухой лог, — сказал Матвейка, — дальше пойдем?
— Конечно, пойдем!
Про темный лес за Сухим логом ходили недобрые слухи.
Детям туда строго было запрещено бегать. Лес был дикий, и еще недавно нашли в нем скелет пропавшего без вести охотника.
— Слабо? — прищурился Пашка, заметив, что друг его колеблется.
— Самому слабо! — огрызнулся Матвейка. — Кто еще первый струсит!
— Знаешь, что? — предложил Пашка. — Чтобы нам не сдрейфить, давай поклянемся!
— Чего? — удивился Матвейка.
— Клятву дадим, что не вернемся назад, пока не убьем ястреба.
Матвейка согласился. Охотники положили свое оружие на землю, взялись над ним за руки, и Пашка замогильным голосом произнес клятву. Ястреба-тетеревятника он назвал «летучим бандитом — грозой мирных деревень».
Охотники не вернутся «под родной кров», пока не освободят страну от летучего бандита и не добудут его головы. Клятва звучала грозно и торжественно.
— А кто нарушит клятву, — скрепил Пашка, — тот негодяй и трус!
Нелегкую задачу задали себе охотники: добравшись до старого бора, ястреб как в воду канул.
После целого часа бесполезных поисков Пашка присел на пенек и задумался.
— Заплутаем мы, Пашка! — робко прервал его размышления Матвейка. — Лес большой.
— Не заплутаем, — уверенно сказал Пашка. — Мы, как из деревни вышли, все прямо на солнце идем. Назад дорогу легко найдем. А вот слушай, что я придумал, по каким приметам нам тут ястреба разыскать? Замечал ты: как ястреб покажется, так кругом все птицы замолкают и прячутся.
Боятся. Вот мы и будем слушать: где птицы молчат, там он, значит, сидит.
Охотники опять принялись за поиски. Но скоро им пришлось убедиться, что Пашкина примета им не поможет.
Мелких птиц в бору было много.
В густой хвое пели свои грустные песни корольки, понизу сновали серенькие малиновки-зарянки, бойкие синицы-гренадерчики. Но куда бы ни шли охотники, всюду, как игрушечный чертик из коробки, выскакивал из-под земли крошечный коричневый подкоренник, взлетал на сучок или пень и, задорно подняв короткий хвостик, по всему лесу пускал веселую громкую трель.
— Этот карапуз и тетеревятника не струсит, — недовольно сказал Пашка. — Мешает только слушать.
Еще с полчаса шагали они по лесу, не забывая идти прямо на солнце.
Впереди показалась светлинка, и скоро они вышли на поляну. В траве журчал родник. Истомленные охотники жадно набросились на его холодную воду.
— Пойдем к Сухому логу, — предложил Матвейка. — Может, он там опять.
Они пошли назад, поглядывая, чтобы солнце било им в спину. Шли молча.
Каждый думал про себя, что клятву они дали глупую, но сказать об этом вслух боялся: ведь тот, кто захочет нарушить клятву, будет негодяй и трус.
Матвейка остановился около большой муравьиной кучи.
— Дождь будет! — объявил он вдруг.
— Глупости! — рассердился Пашка. — Откуда ты можешь знать?
— А во! — показал Матвейка на муравейник. — Вишь — мураши все ходы-выходы закрыли. К непогоде это. Я еще давеча приметил: на поляне мошкара у самой травы толчется. Ветер тоже шибче стал, по небу хвосты кошачьи гонит.
Пашка промолчал. В толстом «Охотничьем календаре» ничего про эти приметы сказано не было. Может, Матвейка и верно говорит.
Они долго шли бором. Пашка наконец сказал:
— Пора бы уже и Сухому логу быть, а?
— Кто его знает! — неуверенно отозвался Матвейка.
Шагали еще с четверть часа. Темнело.
Наконец деревья стали редеть, среди елей начали чаще попадаться березы, сосны, осины. Минут через пять вышли на открытое место, но это оказался совсем не Сухой лог. Перед ними была большая вырубка, поросшая молодняком. Солнце уже зашло за лес.
— Доведется, видать, тут ночевать, — первый высказал страшную мысль Матвейка, — заплутали.
— Тут? — смутился Пашка, глядя, как ветер трепал кусты на вырубке.
— Зачем тут? В бору. Видал, пень толстенный проходили? Дуплище в нем — оба схоронимся.
Они повернули назад. Теперь Матвейка шел впереди, Пашка — сзади.
Сумерки быстро густели. Ветер креп. Матвейка остановился у толстого высокого пня. Сверху пень зарос мхом, у корня рассохся, образовав большое трехугольное отверстие. Внутри было пусто.
— Залазь! — скомандовал Матвейка. Охотники забрались в дупло, как в шалаш.
Взглянув в отверстие, Пашка увидал звезды.
— Гляди: Большая Медведица!
Матвейка подскочил как ошпаренный.
— Где? Где?
— Вон видишь — ковшик золотой. Раз, два, три, четыре, — всего семь звезд.
— А поди ты! — выругался Матвейка. — Я думал, взаправду медведица.