Пашка даже не заметил, что напугал друга.
— Ну, теперь я знаю, в какой стороне деревня! — объявил он гордо. — Рассчитал.
— Ой ли?
— Вот тебе и «ой ли»! Мы из деревни вышли ровно в три часа, — я еще на часы посмотрел. Шли прямо на солнце, а солнце в это время на юго-западе бывает. А заходит оно летом на северо-западе. Нам бы на обратном пути не спиной к нему становиться надо, а идти так, чтобы оно маленько с левого бока у нас было. Выходит, мы почти прямо на юг вышли. Теперь нам на северо-восток взять, к Сухому логу и выйдем.
Матвейка ничего не понял из этих рассуждений. Он не верил, что Пашка может отсюда, из дупла, найти, в какой стороне их дом. Все-таки он спросил, зевая:
— А где же этот северо-восток-то?
— Это я тебе в два счета рассчитаю! Видишь две крайних звезды Большой Медведицы? Не те, что ручки ковша начинают, а с другой стороны?
— А-гм, — сонно отозвался Матвейка.
— Проведи теперь прямую линию через них — в уме, конечно, — и веди ее вверх на пять таких расстояний, как между этими звездами. Линия почти упрется в яркую такую — видишь? — звезду. Это — Полярная звезда. Она всегда на севере. Мы к ней сейчас лицом. Теперь, если поднимешь правую руку, рука укажет на восток. Понял?
В ответ Пашке из дупла раздался сладкий храп Матвейки.
Пашка долго не мог заснуть. Он думал о своих родителях.
Они уже, верно, спохватились, что его нет дома, и, пожалуй, еще не будут спать из-за него всю ночь.
Потом Пашка подумал, что теперь он никогда, может быть, не вернется домой, потому что дал клятву не возвращаться, пока не убьет ястреба. Стало так горько на душе, что слезы сами закапали из глаз. Кроме того, ему ужасно хотелось есть и было обидно, что он пропустит вкусные вареники, которые мать с утра готовила к ужину.
Пашка всхлипнул. Матвейка заворочался во сне.
«Увидит, что я реву, еще бабой назовет!» — подумал Пашка, утер слезы и стал глядеть в отверстие дупла.
Небо быстро чернело. Звезды исчезали одна за другой, точно кто-то тянулся к ним снизу и проглатывал. Пашка понял, что надвигается туча.
Налетел сильный порыв ветра. Деревья кругом закачались и зашумели. Хлынул дождь.
Вдруг Пашке показалось, что кто-то заглянул в дупло и сейчас же скрылся. Он даже мог бы поклясться, что видел чью-то голову с острыми рожками-ушами.
Волосы зашевелились у Пашки под шапкой. Он впился руками в Матвейку.
— А? Чего? — спросонок бормотал Матвейка.
— Ш-ш-ш-ш! — зашипел Пашка. — Слышишь? Сейчас кто-то к нам заглянул и пропал.
Матвейка ничего не ответил, но Пашка почувствовал, как он задрожал всем телом. Страшно шумел лес. Ветер гудел, деревья стонали и кряхтели как живые. Дождь бил в стенки дупла. Вдруг над самой головой у ребят кто-то густо ухнул, и сейчас же ему в ответ раздался такой же дикий крик где-то подальше.
— Пропали мы, горемычные!
И опять сквозь шум дождя и ветра послышался ужасный крик.
Совсем где-то близко громко зафыркало и бешено захихикало.
Потом раздались глухие удары и резкий костяной стук.
— Кто, кто, кто это? — стуча зубами, спрашивал Пашка.
— Молчи, это шкелеты! — шепнул Матвейка.
Неожиданно странный стук смолк. Не слышно стало ни жуткого хихиканья, ни фырканья. Еще раз где-то вдали, теперь глухо, ухнуло, и опять был только скрип невидимых деревьев, шум ветра да мягкие удары дождевых капель в стенки дупла. Ветер улегся так же неожиданно, как начался. Дождь перестал. В небе снова засияли звезды.
Тут только охотники вспомнили, что у них с собой оружие. Они зарядили луки и сидели, не спуская глаз с темного отверстия. Через несколько времени небо стало бледнеть.
Вдруг звезды исчезли. Черная тень закрыла отверстие дупла, и у самых лиц ребят раздался громкий костяной щелк.
Пашка вскрикнул и пустил стрелу прямо перед собой.
Черная тень мгновенно исчезла.
Вылезли ребята из дупла, только когда совсем рассвело.
Первое, что бросилось им в глаза, была стрела на мокрой траве шагах в двадцати от пня.
— Смотри! — сказал Пашка. — Прямо из дупла она не могла попасть сюда, отверстие-то ведь вон где!
Действительно, стрела лежала в стороне от той линии, по которой она могла вылететь из отверстия дупла.
— Значит, угодил я в него! — обрадовался Матвейка.
— А ты разве стрелял? Я думал, я один! Тогда давай посмотрим, куда моя упала. Пашка нырнул в кусты. Через минуту оттуда раздался его крик:
— Сюда! Скорей! Он здесь!
Матвейка кинулся другу на выручку и тоже не мог удержаться от крика: из высокой травы глядела на него жуткими оранжевыми глазищами круглая ушастая рожа филина. Одно крыло громадной птицы было вытянуто — и в нем торчала сломанная стрела.
— Стой! — закричал Пашка, увидав, что Матвейка поднимает лук. — Живьем возьмем: он не может улететь.
Но едва они шагнули вперед, филин растопырил перья и грозно защелкал клювом.
— Ишь ты, шкелет! — засмеялся Пашка. — Теперь не ночь — не очень-то напугаешь. Скидавай ремень! — скомандовал он Матвейке. — Сейчас его свяжем!
Но охотникам долго еще пришлось повозиться с опасной птицей. Филин опрокинулся на спину и защищался когтями и клювом.
— Врешь, не уйдешь! — закричал Матвейка, ловко накинув ременную петлю на обе его лапы сразу. — Теперь наш!
Пашка накинул другой ремень филину на голову, и так они одолели беспомощно барахтающегося хищника. Громкие крики возвестили об их победе по всему лесу.
— А здорово он напугал нас ночью, — говорил Пашка через пять минут. — Вот черт какой! Верно, он живет в этом пустом пне. Он туда и хотел забраться под утро. А ночью это он с другим филином бился у нас над головой.
— Теперь домой пойдем! — предложил Матвейка. — Жрать хочется — страсть.
— Ни за что! — решительно отказался Пашка. — Лучше с голоду пропасть, чем нарушить клятву.
— И пропадем! — пробормотал Матвейка, отворачиваясь, чтобы скрыть выступившие на глаза слезы. — Как пить дать пропадем.
Пашка задумался. Потом вдруг хлопнул друга по плечу и весело закричал:
— Готово! В «Охотничьем календаре» об этом есть. Айда в Сухой лог! Охотники просунули под ремни длинный сук и, взявшись за его концы, подняли тяжелого филина.
Пашка верно определил направление: они пошли прямо в ту сторону, где только еще всходило солнце, и скоро вышли на Сухой лог.
— Ну, Матвейка, теперь ястреб в наших руках! — уверенно сказал Пашка. — Вот здесь смастерим шалашик, а филина посадим сюда, на это сухое дерево.
Посреди лога стояло одинокое засохшее дерево. Охотники быстро устроили в десяти шагах от него шалашик из еловых и березовых ветвей. Филина они посадили на голый сук и крепко привязали ремнями за ноги. Потом сами спрятались в шалашик и приготовили луки.
— Сейчас тетеревятник полетит в деревню кур воровать, — объяснил Пашка, — и непременно усядется на это дерево.
— Держи карман! — сердито отозвался Матвейка.
Резкое стрекотание заглушило его слова. Из лесу одна за другой вылетели три белобокие сороки и яростно принялись кидаться на живое пугало. Филин отвечал на их атаку страшным щелканьем клюва. Минут через десять вокруг сухого дерева собрались десятки птиц. Все они порхали, вертелись, носились вокруг громадного ночного хищника, кричали, свистели, пищали на все голоса, точно хотели криками выразить ему всю свою ненависть. А привязанный филин только повертывался во все стороны, угрожающе пыхтел и щелкал клювом.
Вдруг все маленькие птицы быстро шмыгнули в кусты и скрылись в лесу.
— Влет не бей! — предупредил Пашка.
И сейчас же Матвейка увидал серого тетеревятника, со свистом мчавшегося откуда-то сверху прямо на филина.
Но ястреб не решился ударить опасного врага, круто повернул перед ним, дал круг в воздухе и уселся на сучок повыше — совсем близко от охотников.
— Бей! — шепнул Пашка, и две стрелы, блеснув на солнце, вонзились ястребу в бок.
Судорожно взмахнув крыльями, тетеревятник по косой линии упал на землю.
Когда охотники подбежали к нему, он был уже мертв: одна из стрел попала ему в горло, другая — в грудь.
— Вот они! — раздался громкий, густой голос из лесу. — Ну, так и есть — охотятся!
В лог спускался Пашкин отец и с ним четверо крестьян. Встревоженные отсутствием ребят, они с утра отправились разыскивать их в лесу.
Пашка высоко поднял убитого ястреба и смело выступил им навстречу.
Птичий язык
Уже с час, как рассвело, а ленивое осеннее солнце все еще не собралось вылезти из-за деревьев. Трава никла к земле от обильной росы; это предвещало хороший день.
Витька, Сергило, Пахом и Егор с ружьями за плечами весело шагали по лесу. Они громко разговаривали и смеялись.
— Вот бы лося встретить! — говорил Витька. — Я и пулю припас, на случай.
— Лося не лося, — поправил Сергило, — а рябчика ушибить неплохо бы.
— Лося-то ты сам первый струсишь, — засмеялся Егор. — Лось, когда по лесу прет, сучья копытами ломает. Ты подумаешь: человек идет — и душа в пятки.
— Дурак! — рассердился Витька. — Что мне, впервой?
— Тише, вы! — шикнул на них осторожный Пахом. — Близко уж!
И правда: впереди между деревьями замелькала канава. Охотники сразу притихли, пошли с опаской.
У канавы они остановились и долго прислушивались.
— Ладно! — сказал наконец Сергило. — Что у них, засада тут, что ли, на нас? Пошли!
Все четверо перепрыгнули канаву и быстро вошли в кусты. По другую сторону кустов была дорога. Охотники опять остановились. Витька отделился от товарищей и выглянул на дорогу.
— Вправо — никого, влево — тоже.
Он махнул рукой.
— Взад пятки идти! — шепотом напомнил Пахом. — Гусем.
Витька повернулся спиной и задом пошел через дорогу.
За ним таким же способом отправился Сергило, потом Егор, потом Пахом.