Из письма В. Бианки О. И. Капице из Уральска от 15 июня 1926 года: «…Успех „Мурзука“ меня изумляет… Теперь я крепче обопрусь на своих 3-х китов, на которых строил „Мурзука“: 1) эмоции, 2) фабульность, 3) простота языка».
В 1925 году — первое издание в «Радуге» с рисунками В. Тиморева. Переиздавался отдельной книжкой и в сборниках. «Мурзук» был первым произведением В. Бианки, переведенным на иностранный язык (напечатан в Англии в 1937 году и имел хорошие отзывы). В нашей стране по библиотечной статистике 1929 года эта книга была у детей первой по читаемости. Печаталась даже особым шрифтом для слепых.
Много позже, в письме к В. Гарновскому, говоря о писательском труде, В. Бианки замечает: «…Пусть мои первые вещи… и „Мурзук“ кажутся мне теперь совсем наивными, но мне за них нисколько не стыдно, они меня радовали тогда, и я их люблю сейчас… Это доведенные до некой монолитности вещи».
В «Мурзуке» повадки рыси несколько романтизированы, что объясняется не столько стремлением автора к обострению сюжета, сколько недостаточными еще в те годы сведениями в научной литературе об этом редком звере.
При переиздании в 40-х годах автором были внесены в повесть небольшие изменения.
Рассказ написан 1–5 января 1924 года. Основан на впечатлениях детства автора. В феврале уже был напечатан в журнале «Воробей» в разделе «Лесная газета», который В. Бианки вел. Рассказ переиздавался отдельными книжками и в сборниках.
Рассказ написан 24 ноября 1924 года в Ленинграде. В декабре напечатан в разделе «Лесная газета» журнала «Новый Робинзон» (бывший журнал «Воробей»). В 1926 году — в сборнике «По следам». Издан небольшой книжкой вместе с рассказом «Сумасшедшая птица» в 1928 году с рисунками А. Формозова.
Рассказ написан в мае 1925 года в Ленинграде. В самом начале 1926 года — первое издание в сборнике того же названия с рисунками В. Тиморева (издательство «Радуга»). Постоянно переиздается в сборниках.
В письме от 30 сентября 1929 года В. Бианки пишет: «…В Доме детской книги… в Москве я присутствовал при рассказывании моей вещицы „По следам“… Цель автора в рассказе „По следам“ — обратить внимание читателя (слушателя) на следы зверей и птиц. Я заставил своего героя по этим следам распутывать неизвестную судьбу его сына, поставив, так сказать, человеческую жизнь в зависимость от знания следов. Мне казалось, это сильным средством привлечь внимание к следам. Рассказ пользуется у детей большой популярностью, но бьет, оказывается, мимо цели. Так и в книжке, так и в живой художественной передаче. В книжке (издания „Мол. гв.“) нет рисунков, дающих ясное представление о следах… В живом рассказе рассказчик скользит мимо следов, едва их поминая, все внимание слушателей фиксируя на драматической фабуле вещи…»
«За ястребом» и как бы продолжающий его рассказ «Птичий язык» написаны на автобиографической основе, видимо, оба в конце 1925 года. Печатались отдельными книжечками в издательстве «Крестьянская газета» в Москве в 1928 году. Переиздавались.
На рукописи и в первом издании автором было уточнено: «Соболиный промысел в саянских белогорьях; в этой повести широко использованы материалы, собранные Саянской экспедицией под начальством старшего специалиста по промысловой охоте Д. К. Соловьева».
Написан «Аскыр» в Уральске осенью 1926 года. Из письма от марта 1926 года О. И. Капице: «…на очереди (сразу после отсылки „Лесн. Газеты“) рассказ „Соболья шуба“ (соболиный промысел). Пока большой радости не испытываю при мысли, что писать буду этот рассказ. Впрочем, надо взяться — тогда только видно будет. Тема-то давнишняя моя…» Из письма к Е. П. Приваловой: «…Сейчас бьюсь над „Аскыром“. Очень туго идет, т. к. большой материал еще не переварен и нервничаю (все сроки давно пропущены)». И снова О. И. Капице, в сентябре 1926 года: «Работаю много, необычайно много, но не могу сказать, что результаты меня удовлетворяют… Вот и написал и отослал ЛенГИЗу „Аскыра“… Если бы не договора, не Сам. Як. [Маршак. — Ел. Б.], который писал, что я страшно подвожу его задержкой…»
В марте 1927 года ей же: «„Аскыр“ для меня — далекое уже прошлое. Вы (как всегда) правы, кон[ечно], что бедней всего в нем Степан и что начало скверное. Туго писал я эту вещь. Туго, п[отому] ч[то] чувствовал, к[а]к сам себя обворовываю. Именно в том обворовываю, чего еще не написал, что еще только в голове, но уже настоятельно ищет выхода. Это потому, что я писал „Аскыра“ в то время, когда надо было мне писать, когда полон я был „Одинцом“ и „Браконьерами“. Очень много в нем недостатков; Степана, напр[имер], я т[а]к и не видел, когда писал: он — тень. Не удовлетворяет меня в большой вещи и такая совершенно прямая линия фабулы (человек задумывает добыть зверя — преследует его, через все препятствия — убивает, наконец)…
Начало „Аскыра“, кот[орое] Вам не понравилось, сделано Бор[исом] Ст[епаны]чем [Житковым. — Ел. Б.]. Они с Сам[уилом] Як[овлевичем] остались недовольны моим началом (в самом деле искусственным: у меня начиналось с аукциона, где человек, кот[орого] потом убивают грабители, покупает соболий воротник). Но и сами сделали не лучше.
Об „Аскыре“ я не люблю вспоминать. Вот увижу в печати (еще не выслали мне), тогда прочту, как вещь незнакомого автора. Ведь я уже многое забыл в нем. А это плохой признак. Труда на „Аскыра“ много было положено, но труд в какой-то части был нерадостным. А я верю в то, что все настоящее в жизни, особенно в творчестве — приносит радость».
Первое издание в Гизе (март 1927 года) с рисунками В. Курдова. Переиздавался в сборнике «Рассказы об охоте»; в издании 1937 года автором была убрана вступительная глава.
«Аскыр» наряду с «Лесной газетой», «Мурзуком» и др. книжками В. Бианки был рекомендован программами Наркомпроса в 1932 году в качестве учебного пособия.
Позже, предлагая в план издательства на 1954 год сборник, В. Бианки пишет: «Многие мои рассказы, вначале прошедшие несколькими изданиями, в последние годы не печатаются лишь на том „основании“, что они „не отражают сегодняшнего дня нашей советской действительности“. Я же убежден, что мы — писатели, своими глазами видевшие жизнь в дореволюционную эпоху, — должны знакомить, читателей не только с нынешней — советской жизнью, — но и с ее вчерашним, навсегда ушедшим днем, — что наши читатели, получив от нас материал для сравнения с этим вчерашним днем, только выиграют в своем развитии. Разве не полезно, например, советскому читателю знать темный и жестокий быт кержаков — лучших таежных добытчиков „мягкого золота“, — понять те стальные клещи, в которые их зажимали эксплуататоры-купцы? Однако мои лучшие рассказы об этом: „Аскыр“, „Последний выстрел“ не печатаются уже много лет, и были бы сейчас восприняты подросшим за эти годы поколением читателей, как новые…»
«Аскыр» с некоторыми сокращениями, сделанными автором, вошел в 1956 г. в сборник «Повести и рассказы». Сборник переиздавался.
Задуман писателем в 1925 году. Написан в Уральске в ноябре — декабре 1926 года.
В марте 1926 года в письме к О. И. Капице: «…Совсем счастлив буду, когда доберусь до своих „Браконьеров“ и „Одинца“. „Браконьеры“ это большая вещь, на ¾ наполненная воспоминаниями о моем детстве в Лебяжьем, о стоверстном казенном лесе, его зверях и птицах. Тут только фабула выдумана; даже большинство приключений двух героев-мальчиков — факты.
„Одинец“ — монография о лосе (как „Мурзук“ монография о рыси), последнем лосе лебяженских лесов, о лосе, переплывшем Финский залив в поисках новых мест, где б не тревожили его вечно люди.
Обе эти вещи тесно связаны: жизнь Одинца переплетается с приключениями двух молодых „браконьеров“. Писать эти вещи — для меня большой праздник».
«Браконьеры» — повесть о юности писателя, проведенной в лесах на южном берегу Финского залива, — так и не была написана. Но к впечатлениям юности В. Бианки возвращался постоянно. Многие темы, записанные им для «Браконьеров», стали отдельными рассказами, например: «Птичий язык», «Уммб», «Чайки на взморье» и др.
И еще несколько выдержек из писем В. Бианки к О. И. Капице конца 1926 года: «Пишу „Одинца“ — рассказ о лосе. Пишу захлебываясь. Увлекает и фабула, и то, что ярко вспоминаются встречи с лосями, охота, мой чудесный лосенок, пойманный и вскормленный своими руками… В „Одинце“ много для меня нового, мне особенно приятно вспомнить лесные дебри тут — среди голой степи, — я впервые, кажется, разрешил себе откровенный романтизм, не считаясь ни с чем и ни с кем, и я даже не очень преувеличу, если скажу, что я сейчас живу этой вещью. Чувствую, как она растет и крепнет во мне, а ведь когда я ее начинал, — я ее ровно 7 раз начинал с первого слова, — я думал, что она будет не больше печатного листа…»
В письме к Е. Приваловой в январе 1927 года В. Бианки пишет: «…Я совсем не думаю, что „Одинец“ так хорош, как пишете о нем Вы… Ведь я писал его сплеча, не отделывая, не правя его. (Успею потом.) Писал от души, ни на кого и ни на что не обращая внимания… После этой вещи я как выпотрошенный. В первый раз разрешил себе писать так, как хочется. „Одинец“ — это эскиз к „Браконьерам“… Примусь за „Браконьеров“. Вещь большая и сложная».
В марте 1927 года О. И. Капице: «В „Одинце“ линия фабулы ломаная, с поворотами, тупыми и острыми углами и без точки там, где точка казалась бы необходима. А это последнее окрашивает в другой смысл все уже рассказанное… Кончаю переделывать „Одинца“. От прежней голубоглазой девы ничего не осталось. Но дева есть. Она провинциалка и ненавидит убивающих зверей. Теперь, каж