Хольм. Много болтают!
Кристина. Возбуждены против меня?
Хольм указывает на подмастерьев.
Кристина. Эти-то? Эти меня любят!
Хольм. Ваше Величество! Артель за артелью портных прошла с знаменами за город, так как сегодня их праздник; эти же не имеют праздника!
Кристина. Пустяки!
Выходит на авансцену и слегка кивает подмастерьям.
Здравствуйте, господа!
Подмастерья прислушиваются, оборачиваются и холодно смотрят на королеву.
Кристина уныло возвращается к Хольму. Мне что-то не нравятся сегодня их глаза!
Хольм. Ваше Величество, сделайте им сегодня праздник, и глаза их станут прекрасными… Такими же прекрасными, как ваши.
Кристина подавляет гнев и отвращение. Я не могу сегодня сделать им праздник. Балет должен состояться, и как можно скорее!
Хольм. Нельзя забывать о малых; много малых составляют одного большого!
Кристина. Я не забываю о них, Хольм, я их просто презираю!
Хольм. Ай, ай, ай!..
Кристина. Как сидит на мне платье?
Хольм ощупывает швы. При такой фигуре…
Кристина, сдерживая негодование по поводу грубого комплимента. Готов костюм Пандоры?
Хольм. На мольберте, как говорит придворный художник.
Кристина подходит и разглядывает надетый на манекен костюм Пандоры. Да, много обещает! Уходит в глубину сцены. Нервно. Сейчас будут собираться; пригласи их сесть… Снаружи доносятся крики «ура». Вздрагивает. Что это такое?
Хольм. Это «малые»!
Кристина, пробуя шутить. Дети?
Хольм. Нет, Ваше Величество, это не дети.
Кристина. Хольм, из всех, кому я помогала выбраться из тьмы на свет, найдется ли у меня хоть один друг?..
Хольм. Один, единственный…
Кристина. Кто же?
Хольм. Если исключить мою скромную особу, которой более подходит название раба, чем друга, то это Штейнберг.
Кристина несколько пренебрежительно. Штейнберг, который дорожит так своим фон-Штейнберг?
Хольм. Это его единственная маленькая слабость, но зато добрый, простодушный Штейнберг готов пожертвовать жизнью за свою королеву, не ожидая за это никакой награды.
Кристина задумчиво. Ты думаешь? Пауза. Хольм! Как я устала от всей этой комедии!
Хольм молчит.
Кристина, как будто про себя. Пусть это будет последний акт… Пауза. Ты знаешь купца Аллертса?
Хольм. Да.
Кристина. У Штейнберга с ним какая-то тайна. Ты что-нибудь знаешь?
Хольм. Нет.
Кристина. Постарайся узнать!
Хольм. С тех пор, как начался этот процесс, люди стали скрытны и подозрительны… А вот и Штейнберг!
Кристина. Лицо её принимает новое выражение. Она идет навстречу Штейнбергу. Привет вам, мой добрый Штейнберг!
Штейнберг склоняет колено.
Кристина мягко. Зачем это?.. Встаньте. Ведь вы когда-то спасли мне жизнь!
Штейнберг. Если бы я мог отдать свою за Ваше Величество…
Кристина. Мне довольно того, что я уверена в вашем расположении, мой милый Штейнберг… Откуда вы?
Штейнберг. Из дворцового суда, Ваше Величество.
Кристина испуганно. И вы слушали…
Штейнберг. Да, я слушал.
Кристина боязливо, но мучимая любопытством. Идите сюда! Уходит налево. Штейнберг следует за ней.
Тотт входит справа; озираясь, обращается к Хольму. Не может ли хозяин на некоторое время удалиться?
Хольм сначала оглядывает Тотта, потом уходит в глубину сцены налево.
Гарди, входя справа. Ну! посидим!
Тотт, указывая на стул. Здесь.
Гарди. Пожалуй и здесь. Садятся. Теперь для тебя взошло солнце, Тотт… Вокруг тебя — сияние!
Тотт. Разве это так заметно?
Гарди. От людей, которые любят, исходит свет, и вблизи их всем становится тепло. Ты счастлив Тотт?
Тотт. Самое большое счастье всегда отравляется предчувствием его конца.
Гарди. Почему же конца?
Тотт. Почему?.. Я не раз любил и прежде… Но когда наступал разрыв, я имел обыкновение сам низвергать своего идола, смешивать его с грязью, и делу конец. Таким образом я оплакивал событие не более двух недель.
Гарди. Это, кажется, единственный случай, когда мужчине позволительно плакать.
Тотт. Но тут слезы не помогут. На этот раз мое чувство так высоко и свято, что порви она со мной я не вынесу.
Гарди. Бедный Тотт!
Тотт. Знаешь, я почему-то уже заранее страдаю. Не могут ли философы объяснить, почему любовь приносит самые глубокие страдания? Я наблюдал за Иоганном Банер, когда он был влюблен. Герой превратился в ребенка; с полдюжины носовых платков насквозь смачивал слезами. А самое главное, что все смеются над этими страданиями. Магнус, по твоему она играет мной?
Гарди. Может ли женщина не играть? Игра в любовь та же игра.
Тотт. Но играть небом и адом — опасно.
Гарди. Случается, что умирают.
Тотт. Я влюблен в нее, как мальчик, преклоняюсь перед ней, как перед высшим существом, и считаю ее моей первой любовью.
Гарди. Ты считаешь ее высшим существом?
Тотт. Да, именно. Разве ты не замечаешь, что она точно парит над жизнью, что всё обыденное в её глазах совершенно ничтожно. Самую корону она может растоптать ногами. Я убежден, что в один прекрасный день это так и случится.
Гарди, насторожившись. Ты думаешь?
Тотт. Я думаю, что эта орлица — дитя воздуха, и потому ей тяжело двинется здесь на земле. Если б я мог последовать за ней!
Гарди. Но ведь она никогда ни над чем не задумывается, ничего не делает, ни к чему не стремится.
Тотт. Потому что она ничем не хочет быть связана.
Гарди. У неё не существует никаких определенных взглядов.
Тотт. Зачем ей они? Все эти определенные взгляды через каких-нибудь десять лет становятся устаревшими. Она же вечно юная, вечно новая!
Гарди. Боже! Как он любит!
Тотт. Да, люблю!
Гарди. У неё нет недостатков?
Тотт. Нет, потому что свойства её натуры не исчерпываются мещанскими понятиями достоинств и недостатков.
Гарди. Замечал ты постоянные перемены её лица?
Тотт. У портного Хольма и всей ему подобной челяди по одному лицу — у Кристины их легион, потому что душа её способна вместить целый мир.
Гарди. Ну пускай хоть сотню миров!
Тотт. Только я могу вполне оценить её красоту, только я вижу настоящую Кристину, потому что люблю ее — от вас же многое ускользает.
Гарди. Да, Тотт умеет любить, хоть и причислял себя к женоненавистникам.
Тотт. Я и остался женоненавистником, но Кристина не похожа на других женщин. Как тебе известно, она сама женоненавистница. Так что мы и в этом сходимся.
Гарди. Берегись этого мнимого женоненавистничества; быть может, это ни что иное, как ловушка.
Тотт. Она даже в своих мемуарах пишет, что синоним слова женщина — маска…
Гарди. Да, пишет… а ты веришь всему, что написано?.. Не читала ли еще она тебе отрывки из Эврипида? Тотт. Читала. А ты почему это знаешь? Гарди. Позволь мне об этом умолчать, Клаус.
Королева входит под впечатлением дружеской беседы с добродушным Штейнбергом, в руках её письмо.
Тотт и Гарди встают.
Кристина в задумчивости делает Тотту знак рукой, чтобы он удалился.
Тотт злобно смотрит на Гарди и медлит.
Кристина повторяет свой жест.
Тотт удаляется.
Гарди торжествует, предполагая, что Тотт попал в немилость. Уже?
Кристина, сдерживая улыбку, делает строгие глаза. Она рвет письмо и бросает на пол.
Гарди смелее. Отставка?!
Кристина садится, приглашает сесть Гарди, кладет между собой и им меч и с загадочным выражением в лице смотрит на Гарди.
Гарди. Между нами!..
Кристина продолжает смотреть на него пристально и странно.
Гарди, как бы в рассеянности вынимает из кармана футляр и вертит его в руках.
Кристина. Что это у тебя в руках?
Гарди. Взятка!
Кристина. Жене! Пластырь домашнего мира! За что?
Гарди. За разврат и непокорность, понятно.
Кристина. Вы хотите ее подкупить? Зачем же было жениться?
Гарди. Тебе вероятно лучше, чем кому-либо известно, зачем ты женила меня на Марии Евфросинии.
Кристина. Слушай, Магнус, не продашь ли ты мне Экользунд?
Гарди. Я только что введен во владение.
Кристина. Ну, так что ж?
Гарди. Карл Густав покупает?
Кристина. Нет! Да не всё ли тебе равно! Сколько ты хочешь за него?
Гарди. Я не желаю его продавать!
Кристина мужским голосом, громко и властно. Своему королю?
Гарди. Королеве!
Кристина берется за меч. Ты непременно хочешь напомнить мне, что я женщина?
Гарди. А разве это плохо?
Кристина, скандируя. Для меня, да! А знаешь ли, как бы мне хотелось когда-нибудь померяться с тобой силами в открытом поле; я бы доказала тебе, что ни в каком отношении не слабее тебя.
Гарди. Ты предлагаешь мне поединок?..
Кристина молчит, как бы внезапно погруженная в свои собственные мысли, чему-то улыбается, потом лицо её принимает совершенно другое выражение. Желаешь 70,000 талеров за Эскользунд?
Гарди. Смотря потому, кто будет наследником? Может быть это уже известно?
Кристина в смущении закусывает губы и опускает голову. Молчание.
Гарди. Прости, но ты сама напрашиваешься на оскорбление.
Кристина. Разве оскорблять так приятно?
Гарди. Оскорбить идола приятно, но оскорбить женщину, которую когда-то любил… О, как это больно! Но одна боль уменьшает другую.
Кристина. Все говорят о боли разлуки. Почему же я не чувствую? Прекрасно снова быть свободной!
Гарди. Снова?!. Подожди, когда-нибудь и ты почувствуешь… Это случится непременно, как случается со всеми, кто играет силами природы, её творческими силами, источники которых питают глубокие корни древа жизни.
Кристина. Каким же это образом?
Гарди. Ты играешь любовью, а разве ты не знаешь, что такое любовь?
Кристина. Конечно, — игра, и игра не серьезная. Скандируя. Но кто начинает игру, тот и должен терпеть её последствия… Резко меняя тон. Теперь можешь уходить! Прощай!.. Позови Тотта!
Гарди встает, но не уходит.
Кристина настойчиво подчеркивает. Камергера Тотта!