Известное оживление внимания к старой книге наблюдается в сборнике ИМЛИ «Творчество Ф. М. Достоевского» (М., изд-во АН СССР, 1959), отклик на который М.М.Б. также ввел в ППД, заметив при этом: «Большинство авторов сборника не разделяет концепции полифонического романа» (ППД, 57). С этой концепцией полемизируют авторы сборника Г. Л. Абрамович (с. 60), Г. М. Фридлендер (с. 211: «Несмотря на обилие ценных наблюдений в книге Бахтина, анализ "Идиота" с очевидностью вскрывает фактическую несостоятельность его общего взгляда на романы Достоевского»), А.В.Чичерин (с. 443: «М. М. Бахтин в своей книге "Проблемы творчества Достоевского" выдвигал в свое время оригинальное понимание его романов как полифонических, реализующих особый вид и языковой и идейной многоголосицы <…> На протяжении нашей статьи мы постоянно полемизировали с утверждениями этого рода. Мы показывали роль автора в монологе, в диалоге, в многоголосице, мы отстаивали мысль о решающем значении "сознания автора"»; возражения Луначарского Бахтину Чичерин находит недостаточными: «Кроме того, А. В. Луначарский как будто не только соглашается с главным положением М. М. Бахтина, но и распространяет его на произведения Шекспира и Бальзака, с чем тоже невозможно было бы согласиться»). В поддержку концепции ссылается на ПТД Л. П. Гроссман (с. 341), на статью которого «Достоевский-художник» как наиболее интересную «с точки зрения нашего тезиса» и откликается в ППД М.М.Б., отмечая у Гроссмана то, что прежде всего отличает его понимание принципа полифонии от понимания Луначарского и Шкловского: «Его интересует не столько идеологическая многоголосость романов Достоевского, сколько собственно композиционное применение контрапункта…» (ППД, 57–60). В черновых материалах к книге этой фразе предшествует следующий фрагмент, не вошедший в окончательный текст: «Оригинальная трактовка полифонии у Гроссмана подводит нас к общеэстетическим и искусствоведческим проблемам полифонии, как они ставятся в последнее время на Западе. Гроссман справедливо называет это обновлением западной эстетики. Этот интерес к полифонии возник, повидимому, вне всякой прямой связи с творчеством Достоевского. Но это отражает глубинные сдвиги в общекультурном и общеэстетическом сознании, которые подготовлялись уже давно и которые раньше всех сумел гениально почувствовать и реализовать в своих произведениях Достоевский» (АБ; см. т. 5, 659–660).
Из относительно редких еще сочувственных восприятий в те годы главного положения ПТД стоит отметить замечание в небольшой книжке Я. С. Билинкиса: «И в этом смысле нам кажется безусловно верным одно из наблюдений талантливого советского исследователя Достоевского, М. М. Бахтина. Как показал М. М. Бахтин, в романах Достоевского действующие лица предстают реально так, как будто автор лишь слышит их "голоса", видит своих героев, но не становится над ними, не включает все отдельные "голоса" в исполнение какой-то одной партии, которое все бы и приводил бы к определенному итогу-решению он, автор»[341].
Исподволь в начале 60-х о старой книге и ее авторе напоминает В. В. Виноградов. Заключая дискуссию «Слово и образ» в «Вопросах литературы», он по поводу ссылок В. Н. Турбина на книгу П. Н. Медведева (ФМ) замечает в скобках: «(ср. однородные, но более ярко выраженные точки зрения в работах М. Бахтина, В. Волошинова и др.)»[342], безусловно, намекая тем самым на общее авторство в этих работах; а в книге «Проблема авторства и теория стилей» (М., 1961), ссылаясь на с. 30 на опубликованную в «Новом журнале» статью Н. С. Трубецкого «О методах изучения Достоевского» и тем самым вводя ее в поле зрения советских читателей, отмечает влияние на нее книги М.М.Б.: «Очевидно, на Н. С. Трубецкого оказала сильное влияние книга М. М. Бахтина " Проблемы творчества Достоевского " (1929)».
Возрождение книги подспудно подготовляется всеми этими разрозненными, но симптоматичными реакциями на нее, в которых можно видеть именно исторические симптомы. Новая судьба книги бурно определяется в начале 60-х гг. Многолетние планы переработки книги, отмечаемые в материалах АБ с начала 40-хгг. (см. т. 5, 42–44, 417–420) и подтверждаемые письмом Е. В. Тарле автору от 19 августа 1946: «Очень рад был узнать из Вашего письма, что Вы собираетесь со временем снова приняться за Федора Михайловича» (АБ[343]) — приобретают реальные очертания проекта переиздания книги в новой редакции в результате предложения, полученного М.М.Б. от итальянского издательства «Эйнауди» в Турине в лице сотрудника издательства В. Ограды (его письмо М.М.Б. от февраля 1961 г. — АБ), на которое автор отвечает согласием и в течение 1961 г. приготовляет новый, «итальянский» вариант книги (см. т. 5, 650–651). С весны того же 1961 г. начинаются энергичные действия З. В. Кожинова с целью переиздания книги в Москве; Кожинов собирает известные имена под письмом о необходимости такого переиздания и публикует их в начале 1962 г. в своей статье «Литература и литературоведение» в газете «Литература и жизнь»; новая судьба книги М.М.Б. как бы анонсируется этой статьей: «В 1929 году в Ленинграде был издан труд М. Бахтина "Проблемы творчества Достоевского". Тогда же А. В. Луначарский написал пространную рецензию, в которой указал на новаторское значение этой чрезвычайно интересной и глубокой работы. Статья A. В. Луначарского хорошо известна, она перепечатывалась в целом ряде изданий. А книгу М. Бахтина, вышедшую двухтысячным тиражом, не всегда хорошо знают даже литературоведы, изучающие Достоевского. Между тем она — образец как раз плодотворного метода анализа "художественного мира" писателя. Не случайно группа видных деятелей культуры — К. Федин, В. Виноградов, Л. Тимофеев, М. Храпченко, B. Шкловский, Л. Пинский, Л. Гроссман, Б. Рюриков, В. Кирпотин — обратились в издательство "Советский писатель" с предложением переиздать книгу М. Бахтина, утверждая, что "принципиальное значение имеет разработанная в этой книге методология литературоведческого анализа". В книге М. Бахтина творчество Достоевского исследуется именно как целостный "мир", живущий в конкретном материале художественной формы. Здесь нет ни одного слова "по поводу": на протяжении всей работы мы вместе с автором тщательно анализируем сами произведения Достоевского, проникая через сюжет, через образные детали в их содержание. Благодаря такому методу перед нами раскрывается реальный смысл искусства Достоевского во всей его полноте и многогранности. Сама эта работа не проста, она требует от читателя внимания и напряжения. Но тот, кто изучит ее вдумчиво и серьезно, не только гораздо глубже поймет творчество Достоевского, но и поднимется на новую ступень в понимании того, что такое литература и что такое наука о литературе»[344].
Заново доработанная в течение 1962 г. для московского издания новая книга в феврале 1963 г. представлена в издательство «Советский писатель», в сентябре этого года книга «Проблемы поэтики Достоевского» выходит в свет.
Как «издание второе, переработанное и дополненное», ППД стали канонической книгой и надолго заслонили первую книгу 1929 г. с ее особым историческим и философским характером. В 1979 г. в ЭСТ было перепечатано несколько фрагментов ПТД, не вошедших в ППД («Предисловие», заключительные страницы IV главы первой части, соответствующие с. 76–78 настоящего тома, и также заключительные страницы IV главы второй части — с. 172–174 наст. тома), но проблема «восстановления в правах» книги 1929 г. такой выборочной перепечаткой решена не была. Интерес к старой книге в связи с изучением эволюции творчества М.М.Б. возрождается в последние годы, чему выразительным свидетельством является первый иностранный перевод: Michail М. Bachtin. Problemi dell'opera di Dostoevskij (1929). Introduzione, traduzione e commento di Margherita De Michiel. Presentazione di Augusto Ponzio. Edizioni dal Sud, Bari, Italia, 1997. Издание основательно подготовлено и комментировано переводчицей М. Де Микиель; в том числе фиксируются разночтения со вторым изданием 1963 г. Есть сведения о неопубликованном пока переводе книги на финский язык, выполненном Тапани Лайне (Tapani Laine).
В настоящем томе текст ПТД воспроизводится с исправлением многочисленных мелких опечаток и в некоторых местах неточностей в цитировании Достоевского и в указании номеров цитируемых страниц в библиографических ссылках; среди таких исправлений есть, однако, и существенные: например, очевидное «наличен во всяком изображении» вместо напечатанного «намечен» (с. 63). Сохраняются некоторые орфографические и пунктуационные особенности текста ПТД, допустимые по нормам 20-х гг., нивелирование которых и приведение их к «современным нормам» заключало бы в себе фермент обезличения филологического стиля М.М.Б. (написание слова «чорт», раздельное написание таких наречий и союзов, как «на зло», «при чем» и некоторые другие; воспроизведение печатного текста ПТД в настоящем томе следует в этом отношении тем же принципам, согласно которым при публикации подготовленного Л. С. Мелиховой рукописного текста «Дополнений и изменений к Рабле» сохранялось авторское написание в рукописи таких наречий, как «на изнанку» или «на всегда»[345]. О существенности подобных орфографических нюансов в бахтинском филологическом стиле пишет в недавней книге Александр Садецкий, характеризуя их как «высвобождение существительного с предлогом из замыкающей слитности наречия»: «в восстании существительного против овеществления, на которое обрекает покорность логике объемлющего целого (т. е. выполнение функций одной из морфем наречия), имя добивается успеха, но диалогическую открытость по отношению к наречному своему прошлому сохраняет… раздельное встречается тут со слиянным»