А еще у Пашки был бинокль, старый-старый театральный бинокль. Однажды весной во время генеральной уборки, когда со двора сошел последний снег, открыв майскому солнцу длинные серые камни, отец разбирал старый диван и — пожалуйста — достал оттуда этот бинокль. Пашка немедленно присвоил его. У бинокля, правда, был один недостаток: он был отделан перламутром и сверкал на солнце так, что нарушитель за сто километров мог увидеть его блеск и понять, что за ним следят. Поэтому Пашка выкрасил бинокль черной масляной краской, выпрошенной в порту у ремонтных рабочих. Прибор был полностью готов для боевых действий.
Два раза Пашка и Митяй совершали вдвоем подвиг, не доступный никому из безымянских мальчишек: проходили через сопки весь остров и выходили к морю с другой стороны. Там тоже было море, точно такое же, как и со стороны поселка. Только не было там ни дымков над домами, ни самих домов — скалы да скалы. Оба раза возвращались они под конвоем пограничного наряда. По дороге пограничники кормили их сахаром. Оба раза в семьях были неприятности. Ни в один из этих героических походов нарушителей на острове Безымянном не обнаруживалось, так что дома оправдываться было нечем. Видно, все шпионы узнали, что остров охраняется очень хорошо и пограничниками, и пионерами — членами отряда ЮДП, поэтому решили до поры до времени сюда не показываться. Но последнее происшествие в порту, так ярко рассказанное Митяем, свидетельствовало, что враг не дремлет, а раз враг не дремлет, то и пионеры должны быть начеку.
Поэтому на следующий же день Митяй и Пашка после обеда ушли в сопки якобы по ягоды.
Друзья крались по лесу. Именно крались. Просто по лесу пусть ходят те, кто собирает ягоды. Идет себе и идет. Члены отряда ЮДП не могут просто так ходить. Они должны или красться, или, на худой конец, пробираться. Пашка с биноклем уже несколько раз залезал на деревья и осматривал горизонт. Врага не было. Они изрядно устали. Митяй, который уже разуверился в удаче, то и дело поглядывал на солнце, которое клонилось к горизонту, но клонилось только с тем, чтобы на минуту нырнуть в воду и снова оттуда выйти — нести свою летнюю бессменную службу над просторами полярного океана. Пашка еще не бросал надежды заметить что-нибудь подозрительное, разглядывал в бинокль хвою под ногами — бинокль ему служил и как лупа. Но там, кроме маленьких травинок, еле-еле пробившихся среди серых камней, многочисленных сосновых иголок и шишек, ничего не было. Особенно Пашка надеялся на окурок. Ведь, как явствовало из большинства книжек «Библиотеки военных приключений», почти все шпионы разоблачались органами безопасности именно благодаря тому, что они на самых ответственных местах бросали свои окурки. Интересно, думал часто Пашка, ведь шпионы могут прочитать те книжки, которые прочитал сам Пашка? Могут. Так чего же они все курят и курят? Потерпели бы. И никто их бы не нашел. Но из книжки в книжку шпионы курили и оставляли папиросы с характерным прикусом, и Пашка понял, что раз шпионы не бросают курить — значит, все они глупы до невозможности. Поэтому в душе Пашка сильно надеялся на окурок…
А время шло. Пашка посматривал на Митяя, Митяй — на Пашку. Пора бы и возвращаться домой. Они присели отдохнуть на длинный ствол поваленной сосны, Митяй с тревогой посматривал в пустое лукошко. Дома ведь надо было чем-то оправдываться.
— Может, ягоды пособираем? — робко спросил он у командира. — Смотри, какая голубика.
— Голубика хорошая, — неопределенно сказал Пашка.
Он хотел, чтобы Митяй еще раз сам попросил его пособирать ягоды, потому что самому командиру не к лицу было прерывать эту тяжелую, безрезультатную, но нужную для повышения бдительности в отряде операцию. Пашка и сам понимал, что пора идти домой. Им опять — в который раз! — не везет. Но Митяй сказал раз про голубику и замолчал. Уж больно суров был сегодня командир. И вместо ожидаемого Пашкой повторного вопроса про голубику Митяй со вздохом сказал:
— Ну что, поищем еще?
Мог ли Пашка сказать «нет»? Конечно, он сказал:
— Искать, искать! Если они в порту высаживают шпионов, то на побережье обязательно должны. А пограничники, знаешь, вдруг не туда посмотрел — вот тебе и пожалуйста. Он уже и в лесу. А для врага каждый камень на советской земле представляет ценность. Понял?
«Понял, чего тут не понять», — хотел сказать Митяй, да не смог. Позади громко хрустнула ветка и зашелестели кусты.
Пашка мигом присел за поваленным стволом, а Митяй так и остался, как дурак, сидеть на сосне с лукошком в руках. После все это ему припоминалось много раз.
Мимо них прошел человек. Он прошел метрах в пяти от ребят, что-то бормоча себе под нос, — то ли говорил сам с собой, то ли напевал. Он был без шапки, в коротком пальто. Взглянув на него, Митяй чуть не умер — это был тот самый, рыжебородый, которого задержал в порту сержант Пестов! Он прошел мимо ребят, даже не поглядев в их сторону. Через минуту за его спиной сомкнулись ветки кустарника. Пашка повернулся к Митяю. Командир был бледен и полон решимости.
— Рыжебородый? — шепотом спросил он.
— Да, — еле слышно ответил Митяй.
— Убежал, — сказал Пашка. — Убежал с заставы.
Оба они разом посмотрели в сторону кустов, где скрылся рыжебородый. Пашка даже поднес к глазам бинокль, но сквозь ветки он видеть не мог.
Что делать? Митяй сказал:
— Я побегу на заставу.
— А он дошел до берега, сел в лодочку — и с приветом, — сказал Пашка. — Нам надо выслеживать, куда он поплывет. Потом — мигом на заставу. Пограничники на катер — и готово! Понял?
Они соскочили с сосны и побежали за рыжебородым. Митяй сразу же упал.
— Помни про пограничный шаг! — прошипел на него Пашка.
Через несколько минут в проеме деревьев показалась спина рыжебородого.
Шел он, как ни странно, медленно, то и дело останавливался. На остановках вынимал из кармана записную книжку и что-то писал. А может, зарисовывал. Около одного высокого камня, окруженного со всех сторон большой солнечной поляной, рыжебородый остановился, забрался на камень и долго смотрел во все стороны. Только тут ребята заметили, что на груди у рыжебородого был еще и фотоаппарат. Здесь, на камне, он достал трубку и долго раскуривал ее. Трубка? Пашка и Митяй переглянулись. Шпионов с трубками в книжках не было.
А между тем рыжебородый все стоял и стоял на камне, делая какие-то долгие пометки в записной книжке. Конечно, он смотрел — нет ли погони. Пашка и Митяй, спрятавшись на краю поляны в кустах, отлично понимали это и соблюдали величайшую маскировку. Дело было нешуточное.
Пашку терзали сомнения — правильно ли он поступил? Может, действительно стоило отослать Митяя на заставу, а самому следить за шпионом? Но решение было уже принято, и Пашка считал, что командиру отряда неудобно принимать по двадцать решений на день.
Наконец рыжебородый слез со скалы и отправился дальше.
Ребята мигом забрались на скалу. Пашка аккуратно завернул в носовой платок спичку, брошенную рыжебородым, и пепел, вытряхнутый из трубки. Теперь шпион никуда не уйдет. Митяй с уважением посмотрел, как Пашка положил сверток в карман.
— Пригодится кому надо, — сурово сказал он.
Командир знал, что делал.
Они снова пошли за рыжебородым. К их удивлению, он вдруг свернул и пошел обратно, к заставе.
— Не знает местности, — шепотом сказал Пашка. — Ему в другую сторону надо.
Он почему-то был уверен, что шпиону нужно обязательно выйти к берегу моря и там его должен кто-то ждать. Место глухое, есть много бухточек, где можно укрыться от постороннего глаза. Но рыжебородый пошел совсем в другую сторону, что могло означать только одно — он не знал совсем местности и вообще «не был подготовлен». На краю поляны он вдруг сел на камень, снял ботинок и стал его подбивать маленьким камнем. При этом он явственно сказал:
— Эх, дороги…
Митяй и Пашка переглянулись.
— Повалить бы его сейчас, — предложил было Митяй, но, встретив насмешливый взгляд командира, тотчас же добавил: — Если б кто-нибудь из больших был.
— Веревки нету, — сказал Пашка.
В лесу стало сыро. Солнце уже опустилось в море, и от него по всей воде была проложена широкая золотая дорога. С запада ползли большие фиолетовые тучи. От них тоже ничего хорошего не ожидалось. Понял это и рыжебородый. Он остановился на небольшой полянке и стал собирать ветки для костра.
А потом наступили сумерки. Они, конечно, не такие, как везде, — летние полярные сумерки светлые, почти солнечные. Но пока солнце на минуту покинуло свой пост на небе — тут же появились тучи, принесли с собой сумерки, мрачность и мелкий дождик. Митяй, который вышел из дому только в пиджачке да в рубахе, стал поеживаться, тем более что они уже не шли за рыжебородым, а стояли в кустах у маленькой полянки, в центре которой у костра сидел рыжебородый. Как видно, он и не думал отсюда уходить всю ночь, потому что устроился солидно и теперь неподвижно сидел у огня, изредка бросая в костер небольшие ветки. Пламя ярко освещало его рыжую бороду. Он смотрел в огонь, задумчиво попыхивая трубочкой.
Пашка нервничал. Что делать? До заставы было далеко. Митяй мерз. Он дрожал всем телом и уже три раза говорил Пашке:
— Давай поборемся. Только тихо, чтобы он не услыхал.
Но Пашка не хотел бороться. Сама судьба предоставила им такой счастливый случай, и пропускать его нельзя.
— Поделай гимнастику, — сказал он. — Только тихо!
Митяй стал приседать. Он приседал, как на школьной зарядке, вытягивая перед собой руки. Больше упражнений он не знал. Он приседал так долго, что это надоело Пашке и он хотел уже сказать «хватит!» — как вдруг Митяй упал, да так упал, что под ним разом затрещало несколько веток. Пашка только кинулся поднимать его, как рыжебородый вскочил и в два прыжка очутился около них. Пашка судорожно сунул руку в карман, где рядом с биноклем лежал пистолет. Правда, этот пистолет стрелял пистонами, в которых на острове Безымянном был большой недостаток.
— Зайцы, а вы откуда здесь? — весело спросил рыжебородый.