Том 2. Проза — страница 39 из 66

— Во-первых, дело не в исключительных правах. Дело в том, кто первый пустит в ход всю эту ахинею о новом пророке, непризнанном гении, ушедшем от мира. Во-вторых, этому парню мы откроем анонимный счет и будем платить все что положено, и даже немного больше. А в третьих, что-то мне подсказывает, что он никогда не придет посмотреть, сколько ему накапало.

— Что тебя заставляет так думать?

— Чутье.


Белью шел по берегу. За спиной его уходил вдаль пустынный пляж, а впереди, чуть за поворотом, начинались свайные домики даякской деревушки. Белью шел очень осторожно, внимательно оглядываясь, но ни малейшего движения заметно не было. Ни души, будто вымерло все.

Он дошел до деревушки, но ни одного признака жизни так и не обнаружил. Тихие, явно пустые хижины тянулись вдоль моря, покачивались на ближайшем плане какие-то тряпки…

По узкой доске он ловко забрался на помост одной из них, осторожно заглянул внутрь. Никого. Непонятно зачем зашел внутрь. Ничего интересного там не было: нищета и нищета.

А вокруг царила тишина, только океан ревел где-то далеко от лагуны. Все так же осторожно он вышел из хижины, остановился, засмотревшись на секунду в сторону океана. Он стоял.

А между хижин в абсолютной тишине, ожесточенно сжав зубы на перекошенных от злости лицах, бежали к нему вооруженные чем попало даяки. И шум океана перекрывал шлепки босых ног по влажному песку.

Он заметил их поздно, когда наиболее шустрые уже подбегали к доске у его хижины. Пару он отправил обратно на песок, но следом мчалось такое количество, что после секундной оценки ситуации Белью бросился в море.

Он плыл быстро и сильно, прямо от берега. А противники его за ним не гнались.

Вместо того чтобы лезть в воду, они наблюдали за ним, сгрудившись у берега. Заметив это, Белью изменил направление и поплыл вдоль берега.

Даяки гурьбой двинулись в том же направлении.


Белью плыл; они шли параллельно. Деваться ему было некуда: нельзя плыть бесконечно. Настал момент, когда он просто завертелся на месте, осматриваясь, плюнул со злостью и направился к берегу. Опасливо отодвинувшись от воды и выстроившись полукругом, преследователи все так же молча поджидали его.

Белью вышел на берег и остановился. Сопротивляться не было смысла.


Издалека, от опушки леса, наблюдал эту картину злорадно улыбавшийся человек. Тот самый, с характерной физиономией, который уже появлялся при странных обстоятельствах. Он смотрел так увлеченно, что не сразу отреагировал, когда рядом с ним бухнул выстрел и четверо даяков бросилось к нему. А когда, сообразив, испугался, кинулся в чащу. Даяки устремились следом.

Белью, старательно обмотанного веревкой, вели по лесной дороге, когда процессию догнали четверо, которые ловили странного человека. Один из них подскочил к главному и сказал, задыхаясь:

— Как сквозь землю провалился. Нигде нет, мы хорошо искали.

Процессия двигалась по деревне в лесу. Теперь Белью сопровождали двое, для верности ухватив за обе руки.

Возле невесть откуда взявшегося здесь строительного вагончика точно так же двое держали за руки высокого парня неместной национальности. Это был Белов. Третий даяк методично бил его в живот.

Белью приостановился, увидев это, но его грубо поволокли дальше. За спиной продолжалось избиение.

Бамбуковые жерди, которыми была прикрыта глубокая яма, раздвинулись, вниз рухнуло чье-то тело. На земле лежал Белов, он был без памяти. Белью, сидевший в яме, склонился над ним. В глазах его было сочувствие.


Тропическое солнце стремительно катилось за море, освещая прощальным светом маленький атолл, и жидкую его растительность, и антенны на крыше бункера.

Герой сидел на земле, привалившись спиной к бетонной стене, отхлебывал из банки пиво и смотрел на кролика, который бродил рядом. Кролик был все тот же, а Герой несколько переменился: волосы его удлинились, теперь он был не просто небрит, изрядная борода украшала, если это можно так назвать, его лицо. Одежда вылиняла.

Рядом с ним, на стене бункера, были не очень ровно написаны названия песен, которые он записывал. Причем большая их часть была перечеркнута крест-накрест.

Он смотрел на оставшиеся три-четыре названия, потом сказал, обращаясь к кролику голосом слегка выпившего человека:

— Что же я буду делать, когда запишу все, что осталось? О чем здесь писать, а? Разве что о тебе? Ха! — продолжил он с великим ехидством. — Напишу-ка я о тебе! И не отказывайся, тебе понравится. А называться она будет «Я хочу быть с тобой»! Это будет хорошая песня, Егор, я тебе обещаю.

Так он сказал, отхлебывая из банки. Кролик Егор щипал в это время травку, а солнце катилось за море.


Москва. Уже знакомый кабинет, осененный Дзержинским. Те же двое немолодых мужчин беседуют между собой.

— Итак, четыре месяца никаких сообщений от него, — задумчиво сказал старший.

— Поступила оперативная информация, из которой следует, что центральное правительство готовит десант на остров, — осторожно добавил младший.

— Нет-нет! — сразу отреагировал его собеседник. — Просить их мы ни о чем не будем. Не те отношения, да и не только в этом дело. Если он еще жив, то сам найдет правильную линию поведения.

— Но я не могу понять, почему вы не даете мне санкцию на дополнительные меры. В конце концов, речь идет о нашем человеке!

Старший тяжело вздохнул:

— Я не даю вам санкций, потому что их не дают мне. Что-то происходит, сверх того, что известно мне и вам. Кажется, дело зашло очень высоко, — и старший многозначительно посмотрел на потолок.

Сверху печально взирал портрет Дзержинского.


Белов и Белью, обросшие, в изрядно пострадавшей одежде, измотанные, но все такие же крепкие, тащили на плечах ствол только что срубленного дерева. Шли они по узкой тропинке среди чащи, а за ними двигался мутноглазый туземец с автоматом через плечо. Охранник, который привык к своим подопечным и уже не очень то их охраняет.

Тяжелое бревно то и дело цеплялось за ветви деревьев, плотно обступавших тропку и сплетавшихся вверху таким плотным слоем, что даже тропическое солнце не могло прорваться вниз.

Они несли бревно.

Чуть позже они сидели на земле перед разложенной на тряпке скудной едой. Отдыхали, ели.

Мутноглазый охранник все так же безразлично стоял перед ними.

— Нам надо торопиться, — без всякой интонации говорил он.

На эту фразу Белью не отреагировал, а Белов отмахнулся, как от мухи. Торопиться они не собирались.

Охранник подождал и повторил:

— Торопиться надо, скорее.

— Пристал, придурок, — сказал Белью, все так же игнорируя стража. — Что ему сегодня не стоится?

Белов вместо ответа опять махнул рукой, мол, ну его… А охранник укоризненно закачал головой.

— Торопиться пошли. Праздник будет.

Невинная фраза о празднике произвела на пленников неожиданное впечатление. Белью, как раз отправивший в рот большой кусок рыбы и старательно жевавший, подавился, и вся рыба тут же вылетела обратно. Белов этого не заметил, потому что напряженно смотрел на охранника.

— Какой сегодня? — тихо спросил Белью.

— Гонки, — сказал стражник, улыбаясь. — Красивые гонки.


Пленники стояли на краю большой поляны, рядом торчал мутноглазый. А в центре поляны клубилась толпа. Мужчины что-то делали, крича и явно радуясь. Что именно, было непонятно, но толпа была явно на взводе.

— Ненавижу эти скачки, — говорил Белью. — Я бы их всех после такого шоу перерезал. Взял бы поодиночке и перерезал. Честное слово.

Белов угрюмо смотрел себе под ноги. А охранник мутно пялился на происходящее.

Там все больше расходилась толпа. Крики становились все громче и агрессивнее. Наконец, что-то произошло, туземцы бросились в стороны, но тут же замерли, образовав проход, в начале которого стояли два обнаженных и порядком измученных туземца, на голове одного из которых почему-то была воинская каска.

Дальнейшее заняло одну минуту. Каждого из этих людей держали сзади и за шею по паре туземцев. Из толпы донесся рев, одновременно рванулись руки державших и две шеи были перерезаны в один взмах.

И пока две головы падали на землю, тела жертв, еще живые и будто освобожденные, наконец рванулись вперед в странном, рваном беге, похожем на пьяный танец.

Они бежали, а толпа орала. Белов смотрел себе под ноги, Белью закрыл себе рукой глаза, а охранник смотрел на них с укоризной.

Недолог был этот бег. Через десяток метров нелепо споткнулось и рухнуло на землю одно тело, через пару шагов свалилось и другое. Страшные бегуны лежали, неестественно раскинувшись, а их палачи шагами измеряли расстояние…


— Не нужно отворачиваться, — говорил охранник своим пленникам, которые как раз лезли в свою яму. — Нужно привыкать.

Белью как раз спрыгнул вниз, Белов спускался по лестнице, голова его замерла на уровне земли. Он тяжелым взглядом осмотрел охранника и сказал:

— А если и тебя так?

Охранник ответил со страшным спокойствием тупицы:

— И меня так.

Голова Белова скрылась в яме. Охранник привычно уселся рядом на землю.

Они сидели на грубо сколоченных лежаках в своей яме.

— Пятый месяц… Пятый месяц в этом дерьме! — говорил Белов. — И никак не уйти!

— Нет, не выйдет, — подтвердил Белью. — И никому не дашь знать, чтобы вытащили отсюда! Долбаный остров!

— Да. Вот так занесет мимоходом, и ни туда ни сюда. Черт меня занес!

Он поднял глаза на собеседника. Тот тоже смотрел на него. Потом сказал:

— Ты кто, Джек?

— Простой коммивояжер, — ответил Белов и посмотрел на приятеля долгим взглядом, в котором было и ехидство, и сообщничество.

Сказал с упором:

— Как и ты, Майк.


За рулем автомобиля, мчащегося по хайвею, сидел Винс. Его шикарная черная спутница на заднем сиденье курила и задумчиво смотрела куда-то вниз, на экран маленького автомобильного телевизора.

— Ты не боишься, Винс? — спросила она.

— Чего? — удивился продюсер.