Но теперь пора посмотреть правде в глаза и признать: Русский Бог в опасности!
Откуда она исходит?
Самые бдительные и внимательные из вас скажут: «Мы знаем!»
«Наверное, дело в том, — скажут они, — что из шестидесяти с лишним процентов граждан, называющих себя „православными“ в опросах, почти сорок процентов заявляют в тех же опросах, что не верят в Бога? В том, что разношерстные секты, инославные и эзотерические, наступают по всем фронтам, вовлекают в себя десятки и сотни тысяч граждан, приобретают собственность и создают в отдаленных районах целые поселения? В том, что огромное число священников вместо того, чтобы нести Слово Христово, предпочитают идти на поводу у суеверной и агрессивной паствы? В том, что у Церкви до сих пор нет внятных ответов на многие вопросы современности, потому что нет достаточно образованных церковных личностей, способных их сформулировать, а те двое-трое подвижников, которые на это способны, подвергаются чуть ли не осуждению?»
Увы, вы заблуждаетесь!
Да, все эти факты безусловно имеют место, но о них мы будем говорить в нашем узком кругу — не стоит выносить их на телеэкраны. Это только сыграет на руку врагам. Истинная опасность исходит совсем с другой стороны.
Она исходит от писателей и художников, от деятелей искусства и культуры.
И тут вы снова воскликните: «Мы знаем, знаем! Наверное, речь идет о порнобизнесе, в котором не стыдятся принимать участие даже сыновья видных политиков, о телевидении с „Домом-2“ и культом насилия в бесконечных криминальных сериалах на госканалах? О сомнительных ток-шоу с сексуальным подтекстом? О трэшевых книжках про Бешеных и Арийских Витязей миллионными тиражами? О бездуховности и культе денег в гламурной прессе? О навязчивой рекламе, воспитывающей потребительство и эгоизм? О низкопробных смехачах с шутками не то что ниже пояса, а ниже уровня моря».
И снова вы заблуждаетесь, братья и сестры…
Нападки на эти явления не вызовут понимания нашей нестойкой в вере паствы, которая от Пасхи до Пасхи живет в мире именно этих реалий и ценностей. Еще меньше понимания такое направление нашей критики вызовет в глазах государства, которое видит в этом мутном потоке, промывающем мозги электората, средство контроля над ним. Да и что греха таить — сама элита в своих вкусах не так уж далеко отстоит от электората и воспримет посягательство, скажем, на Петросяна, хуже, чем осквернение государственного герба. А ведь симфония между государством и церковью всегда была нашим основным принципом, что в царские, что в советские времена.
Итак, наши истинные враги — совсем другие люди. Те, что пишут и издают книги, которые читает немногочисленный просвещенный слой общества, и создают произведения изобразительного искусства, выставляющиеся в столичных залах и галереях.
«Почему? — изумитесь вы. — Ведь влияние их численно ничтожно, а поклонники их, скорее всего, итак потеряны для нашей проповеди! К тому же доказать их антиправославную направленность очень сложно: язык у них непростой, многосмысленный, философские концепции всякие — пусть уж ими искусствоведы занимаются».
Не беспокойтесь, мои возлюбленные, мы и не будем ничего доказывать — мы будем громогласно заявлять. Желательно в суд или милицию. Мы будем делать это, потому что борьба с этими людьми даст нам столько же эфирного времени и печатной площади, сколько сто православных приютов для брошенных младенцев или тысяча духовно окормляющих бомжей или зеков батюшек. Мы окажемся в центре внимания медиа, наше рвение в деле защиты нравственности будет замечено всей страной.
Те из вас, кто более осведомлен, закономерно спросят, а не напоминает ли это неоднократно осуждаемый нами принцип «Цель оправдывает средства», которым мы всегда попрекали римско-католическое иезуитство? Не пойдем ли мы на поводу у постмодернистской философии с ее «войной симулякров», не разменяем ли благодать на рейтинг?
Вопрос закономерный, однако церковь не может оставаться глуха к веяниям времени, если желает сохранить свое присутствие в информационных потоках. Бог и не такие грехи прощает радеющим к вящей славе Его.
Но кроме рекламной эффективности подобной акции есть и другое немаловажное обстоятельство: ведь большинство этих ультракультур, адмаргинумов и прочих гельманов покушаются не только на авторитет церкви: как правило, они проводят ярко выраженную антигосударственную линию, придерживаются либеральных или даже — упаси Господи! — левых убеждений. Кто знает, не получают ли они средства к существованию от зарубежных врагов Родины… Наше рвение по отношению к этому сомнительному элементу не может остаться незамеченным и неоцененным политическим руководством. А это — путь к той самой симфонии, о которой мы мечтаем, к такому положению вещей, при котором наша организация станет не менее важным инструментом государственной политики, чем спецслужбы или органы правопорядка.
Озабоченный мирянин,
Илья К.
Публицистика
Обезьяна на краю саванны
Слово «Антиглобализм» не каждый сможет выговорить без запинки. Именно поэтому важно понять, что оно значит. Разобраться, кто стоит по разные стороны баррикад, внезапно разделивших цивилизованный мир, пытается Илья Кормильцев.
Сиэтл, Вашингтон, Лондон, Прага, Давос, Ницца. Битые стекла, запах слезоточивого газа, полицейские в костюмах робокопов, словно взятых напрокат в Голливуде.
Демонстранты — пестрое вавилонское столпотворение, все языки и оттенки кожи. В черных прикидах анархистов, хипповатых одеяниях экологов и уж в совсем запредельных убранствах жрецов-друидов и индейских шаманов.
Их противники — унылые и изрядно перепуганные мужчины в пиджачной униформе высшего менеджерского звена, гуськом пробегающие между полицейскими рядами в зал заседаний, где обсуждается нечто зубодробительно скучное, типа «Соглашения о многосторонних инвестициях».
Демонстранты, конечно, симпатичнее. Свободный язык лозунгов, техномузыка, летящая из ревущих звуковых систем, молодая энергия и отвяз. Люди в костюмах — их положено не любить. У них много денег и машин, и они, вероятно, тайные сволочи. Ну, а что касается полиции, так тут вообще без комментариев.
И все же, все же — так ли уж все однозначно в этом противостоянии последних трех лет, получившем название «борьба против глобализации мировой экономики»?
Для начала, что такое вообще эта глобализация?
Как пошутил один видный американский обозреватель, глобализацию начал Магеллан, совершив свое кругосветное путешествие. Впрочем, шутка ли это? Вся история человечества — это движение разделенных реками, горами и морями племен навстречу друг другу. Не всегда с мирными намерениями, но навстречу. Возникновение народов, государств, империй. Этот процесс иногда ускорялся (великое переселение народов, эпоха покорения океанов, нынешние времена), иногда искусственно замедлялся (большая часть двадцатого века, прошедшая в условиях двухполюсного мира), но никогда не менял своего направления на обратное.
Хотя всегда встречал стойкое сопротивление. История человечества началась с большого испуга — обезьяна, спустившаяся с дерева и вышедшая на край саванны, почувствовала себя беззащитной. Слабые клыки и когти да палка-копалка в руках, а кругом огромный, бескрайний мир. Желание залезть обратно на дерево, забиться в дупло, в изолированный мирок своей семьи, страны, веры мучило человека всегда.
Видный придворный хэйанской Японии, лучший поэт своего времени, писавший на китайском (на японском полагалось писать тогда только женщинам), покончил с собой, когда император отправил его послом в Китай. Он боялся ехать в эту ужасную, варварскую страну, на языке которой писал всю жизнь.
Боясь Чуждого, расположенного всегда в будущем и приходящего извне, человек обожествлял Золотой Век, который всегда был в прошлом и всегда на родине, но на родине воображаемой: в Атлантиде, на континенте Му, в России, которую мы потеряли, в Британской империи, над которой никогда не заходит солнце. Такое мышление — источник того компонента в человеческом сознании, которое прозорливый Умберто Эко обозначил как «вечный фашизм». В сущности, это не что иное, как желание залезть обратно на свое дерево. Или, выражаясь шершавым языком психоанализа, в материнскую утробу.
Надо сказать, век ушедший способствовал, как мог, изоляционизму во всех областях человеческой жизни: в экономике, политике, культуре, идеологии. Мир блоков и лагерей оставил за здорово живешь на полях всемирных и локальных сражений более чем сто миллионов человек — тут поневоле захочется запереть поплотнее двери и никого к себе не пускать. Но, как справедливо заметил Стюарт Хоум, «не пройдет и ста лет, как средний человек будет понимать, чем отличались фашисты от коммунистов, примерно так же, как сейчас он понимает, чем отличались гвельфы от гибеллинов». Но на излете века под почти единодушные бурные аплодисменты разделявшая мир Берлинская стена рухнула. Неолиберальные историки, такие как Френсис Фукуяма, и философы-неогегельянцы, такие как Жан Бодрийяр, заявили торжествующей толпе, что на этом история, в сущности, кончилась. Но как только осела поднятая при падении пыль, на наших глазах начал повторяться расклад миллионолетней давности — испуганная обезьяна, выйдя из дремучих джунглей, обнаружила себя на просторах саванны постиндустриального мира.
Крах двухполюсного мира совпал — и, скорее всего, не случайно — с информационной революцией. «Мировая деревня», предсказанная Маршаллом Маклюэном еще в 1960-е годы, стала реальностью. Туда, куда не успеваешь ты сам, успевает твоя воля, устремившись по оптоволоконному кабелю.
Мир, таким, каким мы его знали, подошел к концу, и многих это пугает. И не зря: в конце концов, беспокойство, терзавшее нашего предка с палкой-копалкой в руке, имело под собой веские основания. Опасения, высказываемые перед лицом грядущего специалистами и интуитивно ощущаемые на уровне вибраций средним человеком, не менее реальны, чем саблезубые тигры и прочие любители обезьяньего мяса, жившие за миллион лет до нашей эры. Но что бы с нами со всеми было, испугайся наш пращур и залезь обратно на дерево? Итак, кто же они — саблезубые тигры наших дней? На роль таковых в учении антиглобалистов претендуют, во-первых, международные торговые и финансовые организации, во-вторых, транснациональные корпорации и, в-третьих, финансовые спекулянты. Список обвинений, предъявляемых им, весьма обширен. Это и бесчисленные проблемы «третьего мира», и «новая бедность» в «мире первом», разрушение экологии в погоне за сверхприбылями, искусственное создание (все с той же целью) финансовых кризисов в Юго-Восточной Азии, Латинской Америке и России, провоцирование этнических конфликтов, ведущее к ранее невиданному размаху миграций, которые, в свою очередь, ведут к новым этнокультурным напряжениям. В краткой форме все эти обвинения можно свести к следующему: в мире возникает новая наднациональная элита, стремящаяся к созданию в своих эгоистических интересах мирового правительства, которое, не находясь под демократическим контролем, будет пренебрегать интересами как отдельных наций, так и человечества в целом. На политическом уровне роль главного жупела предсказуемо исполняет США — источник мировой власти, на теоретическом — господствующая в корпоративном мире идеология неолиберализма в редакции нобелевских лауреатов Фридмана и Хайека.