Том 2. Рассказы и фельетоны — страница 30 из 88

За председателя месткома Помпон».

Лестница в рай(С натуры)

Лестница, ведущая в библиотеку ст. Москва-Белорусская (1-я Мещанская улица), совершенно обледенела.

Тьма полная, рабочие падают и убиваются.

Рабкор


Рабочий Косин упал удачно. С громом приехал со второго этажа в первый, там повернулся на площадке головой вниз и выехал на улицу. Следом за ним приехала шапка, за шапкой — книжка «Война и мир», сочинение Л. Толстого. Книжка выехала горбом, переплет дыбом, и остановилась рядом с Косиным.

— Ну как? — спросили ожидавшие внизу своей очереди.

— Штаны порвал,— ответил глухо Косин,— хорошие штаны, жена набрала на Сухаревке,— и ощупал великолепный звездный разрыв на бедре.

Затем он поднял произведение Толстого, накрылся шапкой и, прихрамывая, ушел домой.

Вторым рискнул Балчугов.

— Я тебя осилю, я тебя одолею,— бормотал он, прижимая к груди собрание сочинений Гоголя в одном томе,— я, может, на Карпаты в 15-м году лазил, и то ни слова не сказал. Ранен два раза… За спиной мешок, в руках винтовка, на ногах сапоги, а тут с Гоголем,— с Гоголем да не осилить… Я «Азбуку коммунизма» желаю взять {80}, я… чтоб тебя разорвало!.. я (он терялся в кромешной тьме)… чтоб вам с вашей библиотекой ни дна ни покрышки!..

Он сделал попытку ухватиться за невидимые перила, но те мгновенно ускользнули из рук. Затем ускользнул Гоголь и через мгновение был на улице.

— Ох! — пискнул Балчугов, чувствуя, что нечистая сила отрывает его от обледеневших ступенек и тащит куда-то в бездну.

— Спа…— начал он и не кончил.

Ледяной горб под ногами коварно спихнул Балчугова куда-то, где его встретил железный болт. Балчугов был неудачник, и болт пришелся ему прямо в зубы.

— …Сп…— ахнул Балчугов, падая головой вниз.— …те!!.— кончил он, уже сидя на снегу.

— Ты снегом…— посоветовали ожидающие, глядя, как Балчугов плюет красивой красной кровью.

— Не шнегом,— ответил Балчугов шепеляво (щеку его раздувало на глазах),— а колом по голове этого шамого библиотекаря и правление клуба тоже… мордой бы… по этой лешниче…

Он пошарил руками по снегу и собрал разлетевшиеся листки «Тараса Бульбы». Затем поднялся, наплевал на снегу красным и ушел домой.

— Обменял книжку,— бубнил он, держась за щеку,— вот так обменял, шатается…

Тьма поглотила его.

— Полезем, что ль, Митя? — робко спросил ожидающий.— Газетку охота почитать.

— Ну их к свиньям собачьим,— ответил Митя,— живота решишься, а я женился недавно. У меня жена. Вдова останется. Идем домой!

Тьма съела и их.

Сильнодействующее средствоПьеса в 1-м действии

Если К. Войтенко не уплатят жалованья, пьеса будет отправлена «Гудком» в Малый театр в Москву, где ее и поставят.


Действующие лица:

Клавдия Войтенко, учительница неопределенного возраста. В шубке и шапочке, в руках какие-то бумаги.

Крымский культотдельщик, среднего возраста, симпатичный. Одет в рыжий френч и такие же штаны.

Курьер из культотдела, 50 лет.


Сцена представляет кабинет крымского культотдела. Накурено, тесно и паршиво. Одна дверь. На первом плане стол с телефоном и чернильницей. Над столом три плаката: «Если ты пришел к занятому человеку — ты погиб», «Кончил дело — гуляй смело», «Рукопожатия отменяются раз и навсегда».

Культотдельщик сидит за столом и задумчиво смотрит в зрительный зал. У двери на стуле курьер. Полдень.

__________

Курьер. О-хо-хо… (Кашляет.)

Пауза.

Дверь открывается, и входит Войтенко.

Курьер. Куды? Куды? Вам кого?

Войтенко. Мне его. (Указывает пальцем на культотдельщика.)

Курьер. Они заняты, нельзя.

Войтенко (застенчиво). Ну, я подожду.

Курьер. Сядьте тут, только не шумите.

Войтенко садится на стул. Пауза.

Войтенко (шепотом). Чем же он занят? Никого нету.

Курьер. Это нам неизвестно. Может, они думают… Что к чему…

Пауза.

Войтенко. Мне, голубчик, на поезд надо. Опоздаю я. Может, ты б сказал ему…

Курьер. Ну, ладно. Доложу.

Идет к столу и кашляет. Пауза. Кашляет.

Культотдельщик (очнулся). Уйди, Афанасий, ты мне надоел. (Задумался.)

Курьер (вернулся). Ну вот… я ж говорил… а ну вас к богу.

Войтенко (волнуется). Мне в Евпаторию надо, я опоздаю. (Идет к столу, кашляет.)

Культотдельщик (рассеянно). Уйдешь ли ты, Афанасий? (Поднял глаза.) Пардон! Вы ко мне?

Войтенко. К вам, извините…

Культотдельщик. С кем имею честь?

Войтенко (приседает). Позвольте представиться: учительница школы ликбеза на ст. Евпатория Южных железных дорог Клавдия Войтенко, урожденная Манько.

Культотдельщик. Тэк-с. Что же вам угодно, урожденная Манько?

Войтенко (волнуется). Изволите ли видеть, я еще за август сего года жалованья не получала.

Культотдельщик. Гм… Какая история! Вы, наверное, списков не прислали.

Войтенко (устало). Какое там не прислали! Присылали. (Вертит какие-то бумаги.) Список прислали, и профуполномоченному нашему евпаторскому я говорила… двадцать раз.

Культотдельщик. Гм… Аф-фанасий.

Курьер. Чего изволите?

Культотдельщик. Потрудись узнать, где список на жалованье урожденной Манько!

Пауза. Курьер возвращается.

Курьер. Нету урожденной… (Кашляет.)

Культотдельщик. Ну, вот видите!

Войтенко. Позвольте, что ж я вижу? (Волнуется.) Это вы должны видеть! Если у вас пропадает…

Культотдельщик. Виноват-с… Прошу быть осторожнее. Это вам не Евпатория.

Войтенко (начинает плакать). С… августа… месяца… сего бегаешь… ходишь… ходишь…

Культотдельщик (растерялся). Прошу не плакать в присутственном месте.

Курьер. Наплачут полные комнаты, а вытирать мне… Только и делаешь, что с тряпкой бегаешь. (Ворчит неразборчиво.)

Войтенко рыдает.

Культотдельщик. Прошу вас успокоиться!

Войтенко рыдает.

Культотдельщик. Подайте другие списки!

Войтенко (сквозь бурные рыдания). Я на вас жалобу подам в КаКа.

Культотдельщик (обиделся). П-пожалуйста… Хоть в КаКа, хоть в РеКаКа. Не испугаете!

Войтенко. В «Гудок» напишу!! Как вы…

Культотдельщик (бледный как смерть). Виноват… Хе-хе. Зачем же так? Э… Спешить? Афанасий!! Стакан воды урожденной Манько. Присядьте, прошу вас. Хе-хе, экая вы горячка!.. Сейчас… Фрр! Фрр! «Гудок»! Афанасий! Сбегай к Марь Ивановне. Скажи, чтоб был список. Со дна моря чтоб его достала. Хе-хе. Знаете ли, бумаг целая гибель, голова кругом идет.

Войтенко просыхает, вытирает глаза платочком.

Курьер (входит). Нашлось. (Протягивает бумагу.)

Культотдельщик (с торжеством). Ну, вот видите, и нашлось. Хе-хе. А вы сейчас плакать… «Гудок»!.. Вот мы вам сейчас резолюцийку напишем… Чирк перышком, и готово… Выдать деньги.

Войтенко (совсем высохла). Я уж надежду потеряла!

Культотдельщик. Что вы! Что вы! Никогда не следует терять надежду!.. Вот с этой резолюцией прямо, потом направо, потом опять направо, потом налево, там отдадите…

Войтенко (сияет). Благодарю вас, благодарю вас!

Культотдельщик. Что вы, помилуйте, это мой долг! А «Гудок» — это, знаете, ни к чему. Ну зачем раздувать факты. Аф-фанасий! Проводи! (Приятно улыбается.)

З а н а в е с

Серия ноль шесть № 0660243Истинное происшествиеРассказ

В 4 часа дня служащий Ежиков предстал перед кассиром и получил от него один свеженький хрустящий червонец, один червонец потрепанный с желтым пятном, шесть великолепных разноцветных дензнаков и сизую бумагу большого формата.

— Облигация-с,— ласково улыбнувшись, молвил кассир.

Ежиков презрительно покрутил носом на бумагу и спрятал ее в карман.

В канцелярии стоял сослуживец Ежикова — Петухов, известный математик, философ и болван.

Петухов взмахивал облигацией и говорил тесно облепившим его служащим:

— По теории вероятности, главный выигрыш упадет на нечетный номер. Говорю это на основании изучения таблиц двух предыдущих тиражей. Поэтому я нарочно взял у кассира нечетный. Вот: оканчивается на 827.

Все служащие смотрели свои номера. Двое не выдержали и побежали к кассиру менять четные на нечетные.

Петухов говорил так веско, что загипнотизировал даже Ежикова.

Ежиков вытащил облигацию и убедился, что ему не повезло. Серия 06 № 0660243.

«Всегда мне не прет»,— подумал Ежиков и пошел к кассиру.

Кассир сказал, что больше облигаций нет.

— Позвольте, а серия? — спросил секретарь у Петухова.

— Серию можно будет предсказать не ранее пятого тиража, то есть в 1924 году,— ответил Петухов,— но приблизительно могу сказать, что это будет (он сделал карандашом какую-то выкладку на обороте своего удостоверения) или третья, или пятая, а вернее всего — наша шестая.

— Я тогда в Париж уеду,— сказала машинистка.

— Продам я ее сейчас,— сказал забулдыга исходящий.

— Не имеет смысла,— посоветовал кассир,— завтра тираж. Лучше в банке заложите. А вдруг выиграете!