— Далековато! Километра полтора, не меньше. И еще надо принять во внимание это дорожное полотно.
В знак согласия Ленька закрыл глаза. О чем еще говорить? Без слов все понятно. С понурыми головами вернулись к лодке. Черныш так прыгал от радости, что запутался в шнуре. Сели на песок и хотели обдумать, что делать и как быть. В помрачневшем небе, как раз над морем, грозно, как бы предостерегая, затрещал гром. Тяжелые капли ударялись о лодку, часто клевали воду, конопатили песок, отчего он вспыхивал серым дымком.
Не сговариваясь, Олег и Ленька разом приподняли лодку и, натужась, перевернули ее. Отыскали камень и подложили его под нос «Нырка». Получилось, в общем, неплохое укрытие. Правда, просвет между землей и бортом лодки был узкий, ребятам пришлось пролезать на животах. Черныш же прошел под лодку свободно, даже не нагибая голову. Только они спрятались сами и втащили мешок с харчами и вещи, полил такой дождь, что песок вокруг раскис и почернел.
Гроза, ливень, молнии, так и крестившие небо, как бы сгустили сумерки. Быстро потемнело. Наступила вторая ночь вдали от Грушовки, и какая это была ночь! Дождь с мелким градом навалился на лодку и шумел так, как шумит водопад в горах, — тягуче, непрерывно, со стоном.
Олег и Ленька лежали на животах. Так удобнее. Можно и смотреть и отдыхать. На лицо попадали брызги. Дождевая вода холодная. В узкий просвет было видно зарево, оно вставало из-за плотины. Это огни на гидростанции. Там и светло, и сухо, и никакой дождь не страшен. Вокруг же «Нырка» кромешная тьма да грохот воды. Кажется, не только бушевал ливень, а поднялось, забурлило водохранилище, и вот-вот волны подхватят и унесут опрокинутую лодку. В те мгновения, когда молния гуляла по небу и рвала тьму, ребята видели и горбатую спину плотины, и гладь чернильно-синей воды. Она вспыхивала и загоралась.
Мысленно Ленька проклинал тот час, когда они покинули Грушовку. Подумать только, серьезные ребята, а устроили такую детскую игру: сели в лодку и понеслись! «Ну, пусть Олег, — думал Ленька, подперев щеку кулаком и глядя во тьму. — Олег без этих причуд не может — характер. Его всегда тянет куда-то под облака. А как же я решился на это? Ведь я комсомолец, и мне просто стыдно быть таким легкомысленным и безрассудным».
Можно было ехать в Сухую Буйволу и на машине. Кому нужно это показное геройство? Да никому. От него ни пользы, ни прибыли. Эх, были бы сейчас в Грушовке — милое дело! Спи себе спокойно под навесом. Так нет, уплыли, и теперь сиди под этим «Нырком», как в пещере! А если всю ночь будет свирепствовать ливень? Смоет лодку. Да еще и неизвестно, что будет завтра: удастся ли переправить «Нырок» на ту сторону плотины?
— Ну, что, Лень, пригорюнился? — спросил Олег. — Страшновато? А я люблю, когда вокруг бушует.
— Не страшно, Олег, а горько.
— Уже и загорчило? Быстро! Небось жалеешь, что уплыли?
— И жалею, — сознался Ленька. — Послушался тебя.
— Эх ты, герой! Опять ноешь? Вот и конец твоей выдержке. Сдался!
— При чем тут моя выдержка? Разве ты сам не убедился, что вся эта затея никому не нужна? Нельзя же, Олег, геройствовать так, ради какой-то прихоти.
— Что мелешь? Какая прихоть? Нас же на важное дело командировали! Как же ты, Лень, этого не понимаешь? А еще комсомолец!
— Комсомола не трогай и не бодрись! Я-то тебя знаю. Это ты на словах такой стойкий, а тоже приуныл. Чего так тяжко вздыхаешь?
— Я приуныл? Я вздыхаю? — запальчиво переспросил Олег. Он от нетерпения задвигался, хотел встать и больно стукнулся затылком о доску. — Ну, тогда смотри, какой я приунывший! Смотри, друг мой горький, как я вздыхаю!
Ленька не успел сказать слова, как Олег быстро, по-пластунски выполз из-под лодки, поднялся во весь рост, подставив грудь дождю. Косые, с ветром струи хлестали его, холодная вода обнимала все тело. Олег приподнялся на носках и, взмахнув руками, что есть силы заорал:
— Эй, гроза! Ты меня слышишь? Бей меня, молния! Секи меня, дождь! Стерплю, не испугаюсь! И если мой друг Алексей Завьялов струсит и уйдет от меня, я не остановлюсь и один приду в Сухую Буйволу!
Ленька не видел своего дружка, а только слышал сквозь шум дождя его голос. Но вот скрестились молнии, тьмы вокруг как не бывало, и Ленька увидел Олега. Он стоял, подняв к небу тонкие руки. Его худенькая, напряженно вытянутая фигура в мокрых трусах, с широченным поясом и ножом в чехле в жарком блеске молнии казалась высеченной из гранита… Эх, как же красиво стоит! Гордо и смело! Тут Ленька впервые позавидовал своему другу.
Глава XVIУтро вечера мудренее
— Да, Олег, слов нет, ты отчаюга, — заключил Ленька, когда его промокший до нитки друг снова забрался под лодку. — Ты будто из речки вылез! Так и простудиться можно.
— Не бойся, Лень, меня простуда не берет.
— Ох и любишь прихвастнуть!
— А я тебе категорически говорю — не берет!
— Ну ладно, берет или не берет, а снимай свои мокрые трусы и бери эти, сухие! И рубашку надень.
— Обсохну… Какой ливень, а? Ты знаешь, как больно хлещет!
Ленька все же уговорил Олега сменить трусики и надеть сухую рубашку.
— Теперь давай спокойно обсудим наше положение, — предложил Ленька. — Одно дело — выскочить на дождь, погеройствовать перед молнией, а другое — как действовать дальше?
— Опять удивляюсь, Лень, твоей рассудительности! — Олег был польщен похвалой друга и поэтому говорил громко. — Что еще обдумывать и обсуждать? Сейчас мы уснем под этот красивый шум и будем спокойно спать до утра. Знаешь, как старые люди говорят? Утро вечера мудренее. Понятно? Так что будем спать до утра. Ну, я уже сплю!
И Олег, свернувшись калачиком, умолк. Ленька только тяжело вздохнул и тоже лежал молча. Дождь же, как назло, бил о дно лодки еще сильнее, а синий, режущий глаза свет молний все чаще разрывал тьму, гром точно катился по земле, и лодка вздрагивала. Как же тут можно спать? Ленька съежился, чувствуя, как по спине у него пробегает дрожь. Олег, видимо, нарочно шумно посапывал — или он и в самом деле уснул, или только делал вид, что спал. Кто его поймет?
Далеко за полночь утихла гроза и перестал дождь. На берегу стало тихо-тихо. Ленька тоже уснул. Сквозь сон услышал стук. Чудилось, что он спал у себя дома, а в дверь стучал Олег. «Входи, входи!» — бурчал Ленька, не в силах проснуться. Стук повторился.
Когда же Ленька с трудом раскрыл липкие тяжелые ресницы, он увидел, как лодка вдруг сама приподнялась и перевернулась на дно. Огромное, слепящее солнце лежало на воде. Протирая глаза, Ленька увидел человека с засученными штанинами. В руке у него был кнут. Он смотрел на ребят и усмехался в усы.
Ленька толкнул Олега. Тот вскочил. Спросонья он непонимающе замигал глазами, затем вправил в трусики рубашку, потянулся и охрипшим голосом спросил:
— В чем дело, дядя?
— Что, племяннички? Пришел дядя и сон потревожил?
— А я, дядя, без шуток! — сказал Олег. — Или у вас есть к нам какое дело?
— Никакого дела. — Мужчина с кнутом неприятно усмехнулся. — Вот гляжу на вас и радуюсь. Ишь какие молодцы! Забрались под лодку. — И вдруг строго: — Кто такие? Откуда?
— Грушовские… А что?
— Беглецы? — Мужчина хлестнул кнутом, Ленька зажмурился и отвернулся. — В путешествие кинулись? Красивой жизни захотелось? Отцы и матери там убиваются, всю милицию на ноги подняли, ищут вас, пропавших, а вы тут под лодкой отсыпаетесь?!
— Мы, дядя, не пропавшие.
— Знаем вашего брата! Вот я наберу в бочонок воды и переправлю вас в милицию. Там разберутся с вами быстро: пропавшие вы или еще какие.
И ушел, сердито хлеща кнутом по мокрому песку. Тут только ребята увидели быков, бричку, на которой лежал пузатый бочонок. Мужчина взял налыгач и повел быков в море. Затем забрался на бричку и ведром, привязанным к веревке, черпал воду и выливал ее в квадратное горло бочонка.
— Ну что, Олег? — зашептал Ленька. — Утро мудренее вчера или нет? Молчишь?
— Опять паникуешь! Бери себя в руки, Лень!
— Брось, Олег, храбриться! Быть нам в милиции — это точно. Какой стыд! Олег, надо бежать! Пока он будет воду наливать, мы улетим.
— Куда?
— В степь. К вечеру как-нибудь доберемся до Грушовки.
— Ни шагу от лодки! — мрачно проговорил Олег. — Какой капитан бросает свой корабль? Сейчас я начну действовать. Лень, где наш документ?
— В мешке. Лучше давай удерем!
Опечаленный Ленька опустился на песок, обхватил руками колени. Возле него терся Черныш. Олег порылся в мешке, достал завернутую в тряпочку бумагу. Не подымая головы, Ленька краешком глаза наблюдал, как его друг нацепил поверх трусиков широкий ремень с матерчатым чехольчиком и смело побрел в воду.
По дышлу Олег взобрался на бричку, и пока водовоз то бросал ведро, то поднимал его, обливая брызгами свои ноги, Олег показывал ему бумагу и что-то с жаром говорил.
«Напрасно, Олег, стараешься, — подумал Ленька. — Говори или не говори, показывай бумажку или не показывай, а милиции не миновать». И Ленька думал о том, как этот усатый водовоз приведет их в милицию и как под охраной они будут отправлены в Грушовку. Пока Ленька так сидел и видел себя и Олега понуро идущими впереди милиционера по Грушовке, а вокруг с криками и со свистом бегущих ребятишек, бричка, тяжело стуча мокрыми колесами, выкатилась на берег. И тут произошло что-то похожее на чудо и чего Ленька никак не ожидал: усатый водовоз поглаживал чуприну Олега и они, как давние друзья, шли к лодке. Ленька протирал кулаками глаза — думал, привиделось. Нет, точно, идут и мирно беседуют. Что могло случиться? У водовоза лицо веселое, приветливое, и он, помахивая кнутом и обнимая Олега, говорил:
— Молодец, Олег! И почему раньше не сказал, что Гришка Корчнов — твой родной дядя? А мы с ним давние друзьяки! Ну, что и говорить, чабан он наипервейший! И как же вы, хлопчики, порадовали меня своим таким решением! Сам я чабаную с малых лет — с отцом ушел в отару. Так что желание ваше душевно одобряю.