лаз. Казалось, этот человек должен был и родиться одноглазым, чтобы его лицо приобрело то хитрое, насмешливое выражение, с которым он смотрел на мир.
Ку Те-ги то и дело балагурил, шутил, сыпал прибауточки. Но в его весельи не было доброй беспечности; это было ехидное хищное веселье человека, в себе что-то замышлявшего, кого-то перехитрившего.
– Ку-ку-ку, – закуковал Ку Те-ги, и в его единственном глазу заерзала хитро-хищная мысль. – Из ку-ку-ку мы сделаем дело. Ты говорил, что у тебя сестра на фабрике Кину но-Учи работает. Пойдем, я тебя сведу к ней.
– Пойдем, – вне себя от радости крикнул Сяо.
– Но это дело нелегкое. Ты должен будешь молчать и не удивляться, что бы я ни говорил на фабрике, и называть меня «дядей». Если ты скажешь хоть одно слово не вовремя, нас могут палками выгнать с фабрики.
Вскоре они сидели уже в конторе громадной фабрики.
Сяо от счастья не понимал, что делалось вокруг него. Он даже не слушал толком, о чем шептался «дядя» с белыми людьми и нарядными китайцами-конторщиками. Сердце мальчугана билось радостью ожиданья. Скоро-скоро он увидит родную сестренку. Мальчик мечтал о том, как он будет жить вместе с ней, помогать ей в работе.
– Как тебя зовут? – перебил его мечты один из конторщиков.
– Ку-Сяо.
– А как зовут твоего дядю?
– Ку Те-ги.
– Ну, иди сюда, Ку-Сяо, и распишись на этой бумаге рядом с подписью дяди… Не умеешь писать – поставь тушью черточку.
Рябой «дядя» хитро мигал китайчонку единственным глазом и мотал одобрительно головой.
– Ляй-Ляй! – один из конторщиков громко хлопнул в ладоши, и, как из-под земли, возле Сяо выросли две китаянки. Одна быстро-быстро остригла Сяо волосы, другая скинула с мальчика отрепья и обрядила его в новые синие бумажные штаны и кофту. Мигом к кофте была вшита сзади большая красная заплата, на которой четко значилось: № 3737.
Пока стригли и обряжали Сяо, «дядя» огреб с прилавка в карман горсть серебряных рублей, поклонился раболепно конторщикам и незаметно для Сяо улизнул из конторы.
– Ну, а теперь марш на работу. Ведите его в шестой корпус на фосфор, – крикнул китаец-конторщик.
Сяо почуял что-то недоброе.
– Где дядя?
– Его ты не увидишь пять лет, пока не кончится срок твоей работы.
– А кто поведет меня к сестренке Ку-Не?
– Какая там сестренка? Вот твоя сестренка, – и китаец показал мальчику плеть. Конторщики захохотали.
– Вот договор: твой дядя продал тебя на нашу фабрику ровно на пять лет.
Сяо вскрикнул, пытался рассказать правду, но его вовсе уже никто не слушал, вытолкали пинками из конторы во внутренний двор фабрики и поволокли в шестой корпус.
В Шанхае сотни фабрик. В Шанхае больше полумиллиона рабочих; среди них множество женщин и детей.
В Шанхае бывают случаи, когда дети рождаются за фабричным станком и их детство проходит в угарных фабричных помещениях, среди грохота и визга машин.
Одиннадцатилетний Тин, новый приятель Ку-Сяо по шестому корпусу английской спичечной фабрики, принадлежал именно к таким фабричным детям.
Его родиной была иностранная текстильная фабрика; его первой колыбелью оказалась куча сырого хлопка; его первый крик врезался в гул прядильных веретен.
Грудного ребенка, Тина, мать привязывала к себе за спину и так работала с живой ношей по двенадцати часов в сутки.
Детство Тин проползал на каменном полу среди груд неразобранного хлопка. Хлопковая пыль забивалась в нос, рот, в глотку. Вместе с Типом с места на место ползали по хлопковой массе такие же маленькие грязные детишки, мешая матерям перебирать хлопок.
Подрастая, Тин помогал матери в ее кропотливом труде. Но недолго пришлось ему быть возле матери. К семи годам мальчик осиротел: мать умерла от непосильного труда.
Сиротку перевели в шелкопрядильню той же английской компании.
По двенадцати часов в сутки изо дня в день работал Тин на новой фабрике. Особенно трудным было чесание коконов в метательном отделении. Работать приходилось над чаном с кипящей водой. Пальцы, размачивая коконы, поневоле касались кипятка, покрывались болезненными волдырями-ожогами, с них слезала кожа.
Нестерпимо трудно было работать в атмосфере, наполненной горячим паром, запахом мертвых коконов.
«И моя бедная сестренка Ку-Ня работает так же» – с горечью думал Сяо, когда Тин рассказывал ему о шелкопрядильне.
– Три года я работал на коконах. Не выдержал и сбежал… Проходил с месяц голодным по городу и снова продался к белым дьяволам на эту проклятую спичечную фабрику. Ничего, Сяо, и отсюда сбежим, – закончил рассказ Тин.
Мальчики подружились, так как им пришлось работать рядом. Спали они тоже рядышком на общем собачьем мате на грязных соломенных нарах.
И на этой фабрике работали по двенадцати часов кряду в смрадной атмосфере ядовитого белого фосфора.
Надо сказать, что белый фосфор – страшнейший яд. Употреблять его запрещено на европейских фабриках. Но для Китая закон не писан. Иностранцы заставляют работать с белым фосфором даже и малых ребят.
Длинными рядами возле рабочих столов стояли сотни маленьких ребят. Они перебирали спички, коробки, наклеивали этикетки. От непрерывного стояния ноги отекали; ребятки поочередно поджимали в коленках то одну, то другую ногу, подтягивая их к тощим животам.
К концу трудового дня на зеленых лицах липла холодная испарина. Вялые движения казались искусственные движениями мертвых театральных кукол, которых дергают со стороны за ниточку.
Сяо уже третью неделю работает на фабрике, и не будь возле Тина, кажется, не выдержал бы он и умер от изнурения, тоски и обиды.
Как жестоко обманул его одноглазый «дядя»!
Прижавшись измученными телами друг к другу, мальчики по ночам мечтали о побеге с фабрики.
Убежать невозможно. Вокруг – высоченные заборы. У ворот – круглые сутки страшные бронзолицые бородатые люди в оранжевых тюрбанах. Это – свирепые сикхи, туземцы, вывезенные из Индии для охраны английских фабрик. С фабрики детей не выпускали вовсе во весь срок их работы.
– А все-таки убежим, – утешал Тин маленького друга, – а если и не убежим, нас все равно скоро освободят южные революционеры, – таинственно добавлял он.
Тину, как более взрослому мальчику, часто приходилось работать в фабричном дворе, где бывало немало кули – рабочих-поденщиков с воли. Мальчику удавалось подслушать разговоры рабочих о каких-то надвигающихся революционных событиях.
Как-то вечером Тин вбежал в фабричное общежитие в сильном возбуждении. Расстилая собачий мат, он отчаянно корчил таинственные гримасы Сяо – говорить было трудно: возле стоял надсмотрщик.
Вечером ребята забились под драные одеяла из джутовых мешков, и Тин тотчас, прильнув к уху приятеля, быстро-быстро зашептал:
– Сяо, ты заметил, надсмотрщики сегодня вышли не только с плетьми, но и с ружьями через плечо… Говорят, к Шанхаю уже подходит революционная армия… Завтра, говорят, сюда пригонят много кули: хозяева будут вывозить товары на пароходы.
Вокруг так же таинственно шептались на собачьих матах маленькие пролетарии. Встревоженные ребята заснули только под утро.
Чуть свет Сяо и Тина с группой других ребят прогнали во внутренний двор, где уже стояла толпа оборванцев-кули возле грузовых автомобилей.
Сяо и Тин оказались рядом в крытом складе. Ребята укладывали в большие ящики пачки спичек, приклеивали наклейки к ящикам.
В самый разгар работы – в открытую дверь склада было видно – во двор вбежали стройными рядами несколько сот вооруженных солдат, английских стрелков и индийцев. Сердце Тина упало.
– Ну, Сяо, теперь мы пропали, – шепнул он товарищу, – эти заморские разбойники будут защищать фабрику!
В ворота вкатывали пушки и пулеметы.
На склад то и дело вбегали оборванцы-грузчики, забирали наполненные ящики и относили их на грузовики.
– Красная борода? – вскрикнул вдруг Сяо, не веря своим глазам.
Один из кули взглянул на него. И старые друзья кинулись друг к другу.
На фабрике происходила небывалая суматоха. Надсмотрщики бегали, как угорелые, размещая прибывающих солдат… Поэтому нашим друзьям легко и просто удалось примоститься на ящике и мирно потолковать.
– Ну, Ку-Сяо, сын Ку Юн-суна, велика наша Поднебесная страна, но и в ней могут встретиться добрые друзья… Рассказывай, рассказывай, речной человек, как ты попал в это дьяволово пекло?
– А ты, Красная борода, как оказался здесь? – перебил Сяо, цепляясь за большую руку бродяги.
– Как я оказался в Шанхае – долго рассказывать… А как на фабрику попал – очень просто: подвело живот, а тут работа сама в руки лезет… Ну и нанялся к белым дьяволам на поденную работу…
Торопясь, захлебываясь, то и дело озираясь по сторонам – не увидели бы надсмотрщики – Сяо рассказывал старому другу о своих последних злоключениях.
Когда мальчонка говорил об обмане Ку Те-ги, его пальцы сжались в кулачки, на глазах загорелись слезы:
– О, попадись он мне теперь, я бы выбил ему последний глаз!
Закончил Сяо рассказ встречей с Тином и поделился мечтами о побеге.
– А где твой Тин?
Сяо показал на мальчика, расклеивающего рядом этикетки на ящиках.
В это время в склад вошел надсмотрщик. Сяо вмиг возился уже со спичками, а Красная борода взвалил ящик за плечи на рогульку и бросился к выходу…
Когда Красная борода снова показался на складе, надсмотрщика там уже не было. Хун стукнул обоих ребят ладонями рук по плечам и тихо скомандовал:
– Бегом к стене за ящики, там никто не увидит нас.
И все втроем оказались за ящиками.
– Мы закончили беседу на вашем желании бежать из фабрики. Дело хорошее… Будем продолжать наш добрый разговор: лезьте оба в этот пустой ящик!..
Ребята растерялись, ничего не понимая.
– Что я вам говорю? Лезьте живо, а не то я вас сам запихаю туда! – свирепо прошипел Красная борода и вдруг так хорошо улыбнулся, что и у ребят на изнуренных лицах, отвыкших от смеха, показались улыбки.