Челока попятился от сурового, мрачного Амба.
– Отдай мне дочь. Отдай мне Джябжу, старик… Я привез тебе из дальних мест голубого песца, соболей, мехов разных, чугунные котлы, китайскую чеченчу, шелка, спирт… много разных вещей… и еще я привез тебе жирного белого волшебного червя… этот червь могучей и чудодейственней и «жень-шеня» – человеческою корня и «хай-шеня» – морского корня[42]… Если этим червем мазать десны, то и у старика повырастут новые зубы. (Амба искренне верил в чудодейственное свойство зубной пасты: «Хлородонт»).
Глаза старика загорелись, уши потемнели от волнения…
– Хороший тори ты добыл, Амба. Но я не буду обманывать тебя: Джябжя на днях будет женой шамана Фолдо; – я уже прожил с семьей часть тори, который уплатил шаман за дочь… А кроме того мы уже отгуляли и модэрку, и тактолку и сарин… Осталось отгулять только дэрэ… И ты сможешь с нами погулять на дэрэ. Вот все, что я могу сказать тебе.
– Челока, Челока, что ты наделал… Ты был другом моего покойного отца; ты обещал ему отдать Джябжя мне… Тысячи, тысячи верст по снежным безбрежным полям, через льды, реки, моря я носился три года, добывая богатый тори за Джябжя… Много-много раз я был на пылинку от смерти, добывая тори за Джябжя…
Челока чувствовал правду и справедливую обиду в словах Амба. Только жадность и любовь к водке заставили его продать дочь старому шаману, не дожидаясь приезда Амба.
Старику стало неловко.
– Слушай, Амба: я никак не ожидал увидеть тебя живым: – нехорошие вести были о Камчатке и Сахалине, куда отправился ты, по рассказам охотников… Но теперь ничто не может изменить дела. Джябжя будет женой Фолдо..
– Лысого, грязного, злого, безносого обманщика-колдуна…
– Не говори таких слов, Амба. Беда случится, – шаман может слышать и на расстоянии. Он все знает…
– Почему же шаман не сказал тебе, что я жив, если он все знает…
– Дело кончено. Оставь шамана… Но ты можешь погулять с нами на дэрэ;
– много, очень много будет водки на дэрэ. Я сказал все.
Амба, точно покорившись неизбежному, прижал подбородок к груди и начал тихо:
– Ладно, я уступлю Джябжя шаману; я не испорчу кровавой местью ваш праздник – дэрэ… Но за это ты должен дать мне повеселиться как следует на свадьбе Джябжя: пусть Джябжя на дэрэ поедет в стойбище к жениху на лодке со мной и моими друзьями из Ивановского колхоза, чтобы шаман всех напоил водкой до рвоты… Ведь, у шамана много денег, – больше, чем блох на собаках старого Еода.
Старик задумался; опустился на корточки. И Амба опустился на корточки против Челока. Оба молчали.
– Но ведь по нашему обычаю, гямакта на дэрэ едет с молодыми парнями родственниками-однофамильцами, – наконец нашелся старик…
Амба порывисто вскочил. Выпрямился и старик.
– Челока! И твой язык не отсохнет говорить такие слова? Обычай, обычай… Ты сам первый нарушил обычай, отдав мою невесту шаману, а теперь из-за пустяка вспоминаешь обычай.
Челока вновь опустился на корточки. И Амба опустился за ним.
– Если бы ты дал мне того червя, чтобы я отрастил себе зубы, я, пожалуй, разрешил бы тебе отвести Джябжя к шаману.
– По рукам, – вскрикнул Амба, – хлородонт твой.
Челока и Амба одновременно вскочили с корточек, и Амба так крепко стукнул ладонью по протянутой ладони Челока, что рука старика отлетела за спину, и сам старик кой-как удержался на ногах, круто повернувшись на бок.
И снова на прощание оба опустились на корточки.
– Падем дзрэди гру (счастливо сидеть), – вымолвил Амба.
– Падем энэхэна (счастливого пути), – ответил Челока.
Быстрой походкой приближался Амба к большой фанзе. Под ногами трещал сухой валежник; от тупых носков обуви из кабаньей кожи отскакивали кедровые шишки; к меховым штанам из кабарчи липли, цеплялись прошлогодние семена растений. Амба напевал несложную песенку, которую тут же придумал. В этой песенке он рассказывал, как отобьет Джябжу у злого шамана; как счастливо заживет с ней; как построит для нее новый берестяной хамаран… Джябжя родит ему сына, которого он назовет Отнятым… Он будет из тайги, с охоты приносить подрастающему сыну всякие диковинки…
Выдумывая и тут же забывая слова незатейливой песенки, Амба не заметил, как подошел к большой фанзе на бугре.
Навстречу к нему вышел Бямби.
– Ну как, согласился? – были первые слова Бямби.
Амба понял, – Бямби спрашивает: – согласился ли старый Челока отпустить с ними Джябжу на дэрэ.
– Согласился…
– Так слушай: я нарочно вышел тебе навстречу, – в большой фанзе – много ушей, – там собрались погалдеть люди со всего стойбища. Не нужно ничего говорить о нашей затее… Слушай, Амба: все готово, – к счастью никто не знает о том, что на нашей лодке мотор; мы пока что сняли его и спрятали. Все идет гладко и хорошо… Потерпи немного – и Джябжя будет твоей… Тссы!
Амба выслушивал бесконечное число раз одни и те же рассказы стариков о покойных родителях, о предстоящем дэрэ – последнем свадебном обряде его бывшей невесты, Джябжя, со старым шаманом.
Время от времени в эти рассказы вставлял слово невозмутимый Еода:
– Весело будет! Веселей, чем на модэрку, на токтолку и на сарине… Шаман не пожалеет водки для дэрэ, – у него денег больше, чем блох на моих собаках, – и старик напихивал новую порцию зеленой пыли в трубку.
Дэрэ – самая веселая, самая забавная и шумная часть гольдской свадьбы. Родители и родственники невесты и жениха назначают особый день для проводов невесты, шуточного «похищения» ее и перехода из дома родителей в дом жениха.
Только после всех этих церемоний дэрэ, – невеста становится действительной женой, уплатившего за нее тори, человека.
В летнее время дэрэ проходит на реке. Гямакту-невесту обряжают в богатые подвенечные наряды и везут ее к жениху в большой выездной лодке. На весла в лодку с невестой садятся молодые парни в нарядных костюмах. За лодкой с невестой и молодежью плывут лодки с родителями, родственниками, однофамильцами.
Свадебная шумная флотилия направляется к стойбищу жениха. Жених знает время прибытия невесты и уже заранее готов к встрече ее, – возле его фанзы на берегу реки выстроены лодки.
Показалась водяная свадебная процессия, и вмиг в самую богато убранную лодку впрыгивают жених и гребцы – молодые ребята женихового стойбища. Лодка жениха, а вслед за ней лодки родичей отчаливают от берега наперерез к лодке невесты.
Начинается «погоня»… Лодка невесты круто поворачивается и «убегает» от жениховой лодки… Невеста прячется на дно, и ее покрывают яркокрасочным одеялом.
По реке гоняются лодка за лодкой… И лишь только тогда, когда женихова лодка настигнет лодку невесты, а жених коснется рукой борта лодки, – вся свадебная флотилия направляется с шумом к берегу к жениховому стойбищу, к его фанзе – пировать.
Обычно погоня бывает короткой, так как гребцам всех лодок одинаково хочется – поскорей начать пиршество.
На берегу свадебную процессию встречает криками и ликованием все стойбище; охотники салютуют из ружей, ребята трещат китайскими новогодними ракетами.
Все участники свадьбы направляются в фанзу жениха; лишь только тогда, когда жених остается один на берегу, он подбегает к невестиной лодке, срывает с невесты покрывало и ведет ее в свою фанзу.
Еще несколько обрядов: моления идолу Дюлина, или столбу Гусина-Мало; жертвоприношение богам продовольствием и русской горькой – и начинается свадебный пир. Таковы вкратце церемонии дэрэ.
Несмотря на то, что шаман был стар, и старики чаще не выполняют полностью обряды, – Фолдо решил выполнить дэрэ от начала до конца.
На третий день после приезда Амба все стойбище «Лисья прореха» чуть свет было уже готово к дэрэ.
На рассвете к хаморану Челока подлетела большая разукрашенная лодка молодых гольдов-колхозников; среди них были Амба и Бямби… Борта лодки пестрели свежими ярко-оранжевыми саранками, желтыми синими лютиками, светлым багульником, белыми большими колокольчиками, розовыми ландышами, лесными розами, фиолетовыми ирисами и множеством других цветов тайги. Лодка залитая первыми косыми лучами солнца, казалась громадным пестрым букетом на воде. На дне лодки лежали ковры, меха и шкуры.
Даже Челока, которому не совсем нравилась затея Амба, просиял при виде богато убранной лодки. Губы его, окаймленные засохшей пастой – «Хлородонт», – собрались в довольную улыбку.
– Ай-да, Амба! Ай-да, Амба! Угодил старику. Не забуду твоих забот: разукрашенной лодки и белого червя… Когда обрастет мой рот свежими зубами, я отдам тебе, Амба за богатый тори свою старшую дочь, которая овдовела и которой нет еще и сорока лет…
В кругу подруг вышла из хаморана гямакта-Джябжя, и вся девичья группа направилась к цветочной лодке.
Амба впервые увидел Джябжу, после нескольколетней разлуки. Кровь подкатила под кожу его лица. Черные горящие глаза застыли на любимой девушке.
– Ай – красавица!
– Вот так Джябжя!
– Такое солнце отдать безносому хрычу, обманщику-колдуну!
Ребята на лодке в один голос восхищались Джябжей.
На Джябже было платье из кожи сазана, обшитое тонкими затейливыми узорами: причудливые фигуры раскрашенных птиц и рыб пестрели на ее наряде. При каждом движении невесты раздавался металлический шум, так как ее наряды были вдоль и поперек украшены несметными побрякушками, безделушками; на обеих руках болтались ряды браслетов… Луч утреннего солнца играл, дробился у нее под носом на металлической пластинке, которою оканчивалась, продетая через носовую перепонку тоненькая, из серебряной проволоки, сережка. Из ушных мочек свисали по самые плечи гирлянды пышных серег.
Джябжя нервно брякнула всеми своими украшениями. Носовая серьга задергалась, заплясала под расходившимися, взбудораженными ноздрями.
Но Джябжя быстро собрала себя, приосанилась и легко впрыгнула в свадебную лодку.
– Отчаливай!.. – скомандовал Челока.