И вслед за невестиной лодкой, с берега отскочили лодки битком набитые подружками, родичами, однофамильцами и друзьями невесты.
Под смех, шутки, песни и гикание свадебная флотилия выплыла на середину реки и направилась к стойбищу жениха.
Громче всех раздавались песни, крики и смех в невестиной лодке. Веселье это было искреннее, но оно преследовало и тайную цель: непрерывный шум должен был служить ширмой для тайной беседы Амба с Джябжей.
Джябжя, по предложению Бямби, пересела на возвышенное место, покрытое соболевыми шкурами, ближе к рулю, за которым стоял Амба.
– Джябжя, – начал Амба, – ты ведь знаешь, что твой отец и мой покойный отец еще в детстве нашем решили отдать тебя мне… Ты помнишь, как мы дружно и весело играли в Джяпака чури…[43] помнишь наши думхубури[44]. Мы всегда были вместе; я всегда выручал тебя и в игре, и в беде… Я называл тебя «гямактой», а ты величала меня – хозяином-мужем… мы были так дружны… так дружны…
– Зачем, Амба, ты вспоминаешь все это, когда я еду в дом моего будущего мужа?
– Джябжя! Джябжя! У твоего будущего мужа нет волос на голове… и рот его без зубов… и нос его провалился… Он злой и грузный старик… Перед смертью решил взять себе третью жену и выбрал тебя, нетронутый цветок, красавицу, невесту мою.
– Зачем, Амба, ты говоришь такие слова? Ни к чему они. Сегодня ночью я буду под одеялом у старого Фалдо-Дыры.
– Нет! Нет! Нет! Если ты только захочешь, я увезу тебя далеко-далеко отсюда и ты будешь моей женой, – и Амба зашептал знойно и быстро-быстро:
– Джябжя, ты сидишь над машиной… Там под соболевыми шкурками спрятан мотор, который без весел может умчать нас, – быстрее рыб и птиц, – далеко-далеко, туда, где нет шамана, где девушка становится женой того, кого она любит, скажи только слово, что ты согласна стать женой моей, и ты не достанешься старой собаке – безносому шаману… и ты будешь моей женой…
– Правильно ли ты говоришь?
В сердце смущенной девушки происходила борьба.
И опять задергалась серьга под носом.
– Ах, Амба, зачем только ты уехал из «Лисьей прорехи» на несколько весен, – вместо ответа, сквозь слезы, прошептала девушка.
Амба торопливо рассказал Джябже о своих смелых рискованных охотах, блужданиях и промыслах…
И все это ради нее, ради тори за нее, за Джябжя.
– О, я был так далеко, – там, где кончается земля и до самого неба плывут льдины – по океану. Там я бил для тебя «морских лошадей» (моржей)… Для тебя я добыл голубого песца на Камчатке… Для тебя я расставлял сети на соболя, для тебя я промышлял черных белок и лису-огневку… О, Джябжя, в горах Сахалина я врукопашную, с ножом в руках, боролся со страшным медведем и не отдал ему жизнь свою, которую сохранил для тебя… Я убил медведя… И неужели теперь я отдам тебя старому псу – блудному шаману… Я убью его, Джябжя, если ты не согласится уехать с нами на быстром, как птичьи крылья, моторе.
– Делай как знаешь, «хозяин», – по-детски назвала девушка Амба: – ты мужчина и мой живот через край полон любви к тебе.
– Амба, – вне себя от счастья вскрикнул Амба, – тигр возьмет змею из-под самого носа… безносой Дыры.
– Тише ты, дуралей соболиный, – шикнул Бямби на забывшего всякую осторожность влюбленного гольда: – ты нам все дело испортишь, – видишь: в десяти взмахах весла за нами лодка Челоки.
Конечно, молодые гребцы догадались о результатах беседы Амба с Джябжей, – и, точно им поставили новые глотки, – примялись еще громче, веселей и задорней распевать безудержные песни.
«Старик Бибу!
Дай им жизнь хорошую и долгую
И детей им пошли много, много», –
подхватили гребцы правого борта невестиной лодки.
«Мать Фадзя!
Дай им жизнь хорошую и долгую
И много, много пошли им детей», –
еще задорней, точно в ответ, раздалось с левого борта той же лодки.
Старики с наслаждением слушали древние свадебные напевы.
– Ладно поете, ребята. Шаман не поскупится на водку за этакие слова, хоть вы и не вовремя их вспомнили, – кричал Челока из своей лодки[45].
Ребята продолжали задорно выкрикивать песни «старику Бибу» и «матери Фадзя»: так они по-своему, «венчали» Амбу с Джябжей, вовсе не думая о шамане.
Свадебная флотилия подъезжала к стойбищу жениха.
[С берега сорвалось несколько лодок. В первой, в кругу молодых сильных гребцов сидел безобразный, лысый, высохший шаман].
– Подпускай, – тихо скомандовал Бямби, пересадил невесту на середину лодки, сбросил шкурки с мотора и завозился над ним.
Ребята отпустили весла, еле-еле перебирая ими в воде.
– Греби шибче, – командовал расходившийся шаман своим гребцам, – греби, не пожалею водки молодцам.
Расстояние между жениховой лодкой и лодкой невесты быстро уменьшалось…
Несколько дружных взмахов весел, и лодки столкнулись.
Шаман был доволен тем, что невестина лодка так легко и быстро «сдалась»: его тянуло обратно в фанзу – к водке.
Фолдо схватился рукой за борт невестиной лодки и торжественно вымолвил:
– Готово!
Но тут произошло то, что вовсе не предусмотрено обычаями гольдской свадьбы.
Амба со всего маху веслом ударил по вытянутой руке шамана. Дыра взвыл.
– И у нас тоже «готово», старая собака… Тебе не видать, негодяй, моей Джябжи, как волос на своей сухой голове…
На реке произошло невообразимое замешательство.
Гребцы невестиной лодки налегли на весла. За ними бросились все лодки и жениха и со стойбища «Лисьей прорехи». На воде носился шум, крики, проклятия, угрозы.
С берега друзья шамана, – свидетели всей этой сцены, – вместо ожидаемого салюта в воздух, выпустили заряд в убегающую лодку.
Ничего непонимающие дети некстати пачками поджигали китайские ракеты, которые своим треском заглушили нестройные крики.
И точно в ответ на эти выстрелы и ракетную стрекотню, – пулеметом затрещал налаженный мотор.
– Бросай весла, – скомандовал Бямби, и лодка без весел стрелой помчалась по реке, все дальше и дальше удаляясь от разъяренных, неистовствующих людей.
«Старик Бибу!
Дай им –
Джябжя и Амба –
Жизнь хорошую и долгую
И детей много, много», –
затянули все ребята разом:
«Мать Фадзя!
Дай им –
Джябжя и Амба –
Жизнь хорошую и долгую
И детей много, много»…
Но последний припев не был слышен в лодке Фолдо-Дыры.
В глухой Амурской тайге, на верховьях рек, нет еще радио и телеграфа, – вести быстры, как улемагда рыболова, как пуля охотника.
С уст в уста кочует весть за тысячи верст по следам охотника, искателя жень-шеня, кочевого туземца.
В самый разгар осеннего лова кеты, в стойбище «Лисья прореха» и в стойбище шамана все отлично знали, чем кончилось дэрэ.
Амба с молодыми товарищами увезли Джябжу в Ивановский охотничий рыболовный колхоз…
И древнейший обычай «похищения» девушки, дэрэ, был благополучно завершен в колхозном Загс’е.
Амба и Джябжя – первая таежная гольдская пара новобрачных, которые записались в Загс’е.
Яд за яд*
Чаман-Лал – один из бесчисленных обитателей рабочего поселка Крысиного Скопища.
Его тощая высокая фигура – обтянутые коричневой кожей кости; его пронизывающий, едкий взгляд больших черных блестящих глаз, его желтая одежда, огромный фиолетовый тюрбан и перевитая змеевидными жгутиками широкая синеватая борода на узком леще были хорошо знакомы прохожим Бараньих Кишек – узких, коленчатых, перепутанных улиц Крысиного Скопища.
Никто не знал, откуда и когда явился в город молчаливый, мрачный и необщительный Чаман-Лал. Ни кто не знал, сколько лет Чаман-Лалу, и поэтому люди прозвали его «человеком без возраста».
Знали обитатели Крысиного Скопища лишь то, что у Чамана был сын – гибкий красавец-юноша Джоши. И знали, что в подземной лачуге Чамана, вместе с ним и сыном, ютились страшные, очкастые «тишита-негу» – кобры, очковые змеи, виперы-гадюки, змеи-крысы и множество других ядовитых многоцветных пестрых гадов.
Вот почему даже самые любопытные соседи боялись спуститься за порог Чамановой лачуги.
Чаман-Лал принадлежал к одной из четырех каст, профессии которых связаны с ловлей и заклинанием змей.
Некоторые считали Чамана «бедийахом» – пришлым бенгальским цыганом-фокусником, укротителем змей. Другие называли его «малом» или «модари» – людьми, также промышлявшими змеями.
В действительности же Чаман-Лал происходил из древнейшей касты бродячих заклинателей змей – «турби-валахов»… Тысячелетия из рода в род «мастера змеиного цеха» передавали друг другу вековечные навыки и тайны общения с ядовитыми гадами.
Люди поговаривали о том, что Чаман-Лал принадлежал к новому жуткому тайному ордену целующихся змей. На его дудочке, которой он вызывал змей из их гнезд, был начертан странный знак: крест-накрест серп и молот в ореоле – кружке перевившихся целующихся змей; внизу хвосты змей упирались в священный цветок индусов – лотос.
Только Джоши знал некоторые тайны отца… Бывалый заклинатель змей избороздил вдоль и поперек огромный Индостан – от Пенджаба до Цейлона, от Бомбея до Мадраса. Чаман блуждал и по пустыне Тарр и в джунглях дельты Ганга. И на своем бродяжеском пути заклинатель змей не однажды встречал новых людей – борцов за свободную Индию. Эти люди порассказали ему о далекой красной стране свободы и труда. И знаком этой красной страны был – серп и молот.
Темный и дикий охотник-змеелов по-своему понял эти рассказы, по-своему окружил эмблему красной страны – серп и молот – змеиным ореолом.