Чаман уверенно прошел в английскую часть города.
Стража у ворот особняка мистера Перкинса – любителя и знатока экзотических орхидей – по обыкновению беспрепятственно пропустила завсегдатая, высокого цветоношу, в сад, окружающий мраморный особняк.
Отойдя в глубь подстриженного сада, Чаман вдруг ловким прыжком отскочил в боковую аллею и быстро-быстро проник в самый темный уголок сада. Здесь он бережно уложил свою цветочную ношу за розовыми кустами, под оградой.
Через несколько минут индиец снова спокойно проходил мимо стражи, стоявшей у ворот, но уже с пустыми руками.
Чаман обошел высокую ограду, свернул за угол и скрылся из поля зрения вооруженных привратников.
Вдруг он круто остановился, осмотрелся вокруг… Прыжок… и вмиг, словно юноша, Чаман легко перелетел через высокую отраду в сад мистера Перкинса.
Индиец пробрался к розовым кустам, прикорнул на корточках возле корзины с цветами и застыл в этой позе на несколько часов.
Только когда колокол ближайшей церкви св. Павла отсчитал полночь, Чаман встрепенулся, взвалил на плечо свою цветочную ношу и неслышной кошачьей походкой проскочил к особняку мистера Перкинса.
Цветоноша отлично изучил расположение комнат своего всегдашнего покупателя. Но нелегко было с большой тяжелой корзиной пробраться к боковому окну второго этажа, где находилась спальня полковника.
Все же ловкий Чаман вмиг раскрутил веревочный пояс змеелова, перекинул его через водосточный желоб и в минуту-другую он необычным путем в окно «доставлял» мистеру Перкинсу его излюбленные орхидеи.
Вместе с цветами из корзины в спальню спящего полковника посыпались какие-то гибкие, шуршащие предметы.
Сползая наземь, Чаман тщательно прикрыл окно, нарушив обычай мистера Перкинса спать с открытым настежь окном.
Мистер Перкинс передернулся, вздрогнул и проснулся от леденящей боли в правой руке…
Ему показалось, что он оглушен болью. Кружилась голова. Тошнило. По всему телу выступала липкая испарина.
Мистер Перкинс недовольно присел на край кровати, протянул привычно руку к штепселю, и пышная спальня полковника – в восточном стиле – осветилась матовым светом.
Но что это?.. Мистер Перкинс застыл в неподвижной позе. Глаза, налитые и расширенные ужасом, казалось, готовы были вывалиться из орбит и повиснуть на ниточках нервов.
С роскошного старинного итальянского зеркала, обрамленного оранжевым китайским шелком, свисала светло-шоколадная випера… Три ряда больших черных со светлыми концами колец ощетинились на ее спине.
Перкинс резко протянул руку к маленькому столику, чтобы схватить браунинг… и с нарастающим ужасом отдернул руку: на блестящем фоне красного лакированного столика извивались две зеленые древесные змеи.
– Пшшш-ш-ш!..
Перкинс резко дернул головой… С персидского узорчатого многоцветного ковра над кроватью, лавируя среди развешенного старинного оружия, спокойно сползала на подушки огромная оранжевая кобра. Отчетливые «очки» выделялись бархатистыми черными линиями.
Укушенный палец стал иссиня-серым… опухоль охватывала всю кисть…
Перкинс попытался крикнуть, но крик, точно осязательный липкий ком, прилип к воспаленному нёбу…
Только тут мистер Перкинс разглядел, что по всей спальне, в коврах, из фарфоровых ваз, в пышных орхидеях – по полу извиваются, ползают, шипят ядовитые гады.
В горле ссохлось. Мучила терпкая жажда… От глаз расходились перламутровые круги, и сквозь эти круги, словно в бреду, в самых неожиданных позах – извивающиеся танцующие гады.
Что-то холодное скользнуло по обнаженному плечу. И мистер Перкинс грузно грохнулся на толстый кашмирский ковер.
Кровь жгла и леденила тело…
Вместе с хрипом из тела, обвитого змеями, выходило сознание и жизнь.
– «Комбинешен…» – почему-то некстати последнее слово выступило и увязло в потухающем сознании.
Приложение
«Как хорошо тут!..»*
Владив., 15 сент. 1913
Венедикт Борщев-Март.
Как хорошо тут! У моря на скалах! Тишь какая! Волны замерли. Как воды прозрачны… А там далеко-далеко, на тех берегах солнце стоит, тень бросает на воды.
А небо! Как нежно бегут над горами, над лесом тучки. Холодные. Нет! Я лучше сойду к самому берегу – на песке будет мягче. Как хорошо тут! Ветер гуляет, тихий ласковый ветер. Гитару покрою плащом. Что-то сердце болит, точно молчанье, одиночество страшны мне! Заснуть бы, забыться!
Что это в волнах прозвучало? Или ветер коснулся струны? Зачем так болит мое сердце! Заснуть бы! Забыться!
Это сон или бред? Кто тронул струну? Струна прозвучала, замолкла. И в сердце так стало тревожно, тоскливо.
Уж солнце заходит…
Кто тронул меня? Не трогайте струн! Песни не надо. Твой голос я слышу! Где ты?
Как волны беснуются! Страшно внизу под скалами, на море… Страшно вверху, – над морем тучи несутся… Ветер все рвет, все тревожит, волнует ветер холодный! Не трогайте струн! Что <за> песню мне ветер принес? Знакомые звуки, родные, далекие…
Кто тронул струну! Не жгите, не троньте меня! Не трогайте струн! Не надо мне песни. Зачем так болит мое сердце. Забыться хочу! Заснуть бы!
Комментарии
Во второй том собрания сочинений В. Марта включены рассказы, повести и миниатюры, созданные во второй половине 1910-х – первой половине 1930-х гг. Из соображений полноты включены также рассказы и стихотворения в прозе из сборников 1919–1922 гг., вошедших в первый том.
Материал тома расположен в хронологической последовательности. Тексты публикуются в новой орфографии с сохранением авторской пунктуации. Безоговорочно исправлены наиболее очевидные опечатки. Подстраничные прим. во всех текстах взяты из первоизданий.
В оформлении обложки использован офорт Жана Плассе (Я. Пласе) для книги В. Марта «Строки» (1919).
Глаз*
Впервые: Синий журнал. 1915. № 40, 3 окт., за подписью «Венедикт М.». Позднее в сб. «На любовных перекрестках причуды» (Харбин, 1922) без подзаг. и с датой «С.-П.-Б. 1915 г.». Текст печатается по журнальной публ.
«Я хочу снега…»*
Впервые: Всемирная панорама. 1916. № 351-2, 8 янв. Ср. со стих. «Зимы хочу!» (т. I).
…«Minamiya-mate» – Минамия-мате («Голландский холм»), район в Нагасаки, где после окончания изоляции Японии преимущественно селились европейцы.
Склянка Тян-ши-нэ*
Впервые: Всемирная панорама. 1916. № 366-17, 22 апр., под псевд. «Венедикт Мард». Илл. Н. Николаевского.
Сон*
Впервые: Волны. 1917. № 1, январь, под псевд. «Венедикт Мард».
Токийские наброски*
Впервые: Великий океан. 1918. № 6, июнь.
Мартелии*
Публикуется по: Март В. Мартелии: Истории моей смерти. Б. в. д. [Владивосток, 1919]. Архив Н. Н. Матвеева-Бодрого (ХКМ). Ф. 10, оп. 1, д. 1224 кп. 9069.12777.
Коммент. см. в т. I.
Изумрудные черви*
Публикуется по: Март В. Изумрудные черви. Б. в. д. [Владивосток, К-во «Хай-шин-вей», 1919]. Архив Н. Н. Матвеева-Бодрого (ХКМ), Ф. 10, оп. 1, д. 1225.
Коммент. см. в т. I.
На лестнице*
Впервые: Лель. 1919. № 2, 23 ноября.
Миниатюра соотносится с циклом «Черный дом» в одноименном сб. 1918 г. и построена по образцу классической детской «страшилки», восходящей к представлениям о «непокойных», кишащих нечистью домах и известной по меньшей мере с начала 1940-х гг., если не ранее (Мухлынин 1995:33). У первых читателей Марта было свежо воспоминание о вечере «Московской вербы» в ЛХО 12 апреля 1919 г., когда одна из комнат, по газетным сообщениям, изображала «Черный дом» и была «декорирована в мрачных тонах».
Каппа*
Впервые: Лель. 1919. № 3, под псевд. «В. Трам». Илл. автора (ниже в тексте Каппа в изображении К. Хокусая). В ХКМ (архив Н. Н. Матвеева-Бодрого, ф. 10., оп. 1., д. 1225, л.31–33, кп.9069.12795) имеется вырезка из журн. с карандашными подписями В. Марта.
…моего друга Канада – вероятно, он же «Канеда-сан», адресат посвящения «Обряда на полуночи» – четвертой из «мартелий» (с. 30). Оба текста, отметим, связаны с гибелью в воде. Если прибавить к ним расск. «За голубым трепангом» и миниатюру «Как хорошо тут!..» (см. ниже), становится вполне очевидно, что водная / морская стихия постоянно ассоциировалась у В. Марта с мотивами угрозы и гибели.
…чудовищном Каппа – Каппа – водный демон традиционного японского фольклора. Обычно описывается как человекоподобное зеленое существо ростом с ребенка, покрытое чешуйками или слизью, с перепонками между пальцев рук и ног, похожим на черепаший панцирем на спине и т. наз. «блюдцем», углублением на голове, кот. всегда должно быть заполнено водой – жизненной силой каппа. Известны и многочисленные другие обличия и наименования этого создания. Каппа обитает в реках, прудах и озерах, похищает скот; козни каппа в отношении людей варьируются от безобидных шалостей до смертоносных нападений на купальщиков, похищений детей, изнасилований женщин и т. п. По легендам, пьет кровь, съедает печень, извлекает из ануса человека таинственный шарик «сирикодама», понимаемый как вместилище души или желаний; подобной охоте посвящен второй из эстампов Хокусая с изображением каппа, помещенный выше. См. также Забияко, Левченко 2014.