И весь народ еще недавно
Тот одр болезни окружал
Своей молитвой православной, —
О, тут измене места нет,
Ни разновидным ухищреньям,
И крайне жалок был бы тот,
Кто б этот оскорбил народ
Иль клеветой, иль подозреньем.
"Хотел бы я, чтобы в своей могиле…"
Хотел бы я, чтобы в своей могиле*,
Как нынче на своей кушетке, я лежал.
Века бы за веками проходили,
И я бы вас всю вечность слушал и молчал.
"Тебе, болящая в далекой стороне…"
Тебе, болящая в далекой стороне*,
Болящему и страждущему мне
Пришло на мысль отправить этот стих,
Чтобы с веселым плеском волн морских
Взлетело бы тебе в окно,
Далекий отголосок вод родных,
И слово русское хоть на одно мгновенье
Прервало для тебя волн средиземных пенье,
Из той среды далеко не чужой,
Которой ты была любовью и душой,
Где и поднесь с усиленным вниманьем
Следят твою болезнь сердечным состраданьем,
Будь ближе, чем когда, душе твоей присущ
Добрейший из людей, чистейшая из душ,
Твой милый, добрый, незабвенный муж!
Душа, с которою твоя была слита,
Хранившая тебя от всех соблазнов зла;
С которой заодно всю жизнь ты перешла,
Свершая честно трудный подвиг твой
Примерно-христианскою вдовой!
Привет еще тебе от тени той,
Обоим нам и милой, и святой,
Которая так мало здесь гостила,
Страдала храбро так — и горячо любила,
Ушла стремглав из сей юдоли слез,
Где ей, увы! — ничто не удалось —
По долгой, тяжкой, истомительной борьбе
Прощая все и людям, и судьбе.
И свой родимый край так пламенно любила,
Что, хоть она и воин не была,
Но жизнь свою отчизне принесла;
Вовремя с нею не могла расстаться,
Когда б иная жизнь спасти ее могла!
"Британский леопард…"
Британский леопард*
За что на нас сердит?
И машет все хвостом,
И гневно так рычит?
Откуда поднялась внезапная тревога
Чем провинились мы?
Тем, что, в глуби зашед
Степи средиазийской,
Наш северный медведь —
Земляк наш всероссийский —
От права своего не хочет отказаться
Себя оборонять, подчас и огрызаться
В угоду же друзьям своим
Не хочет перед миром
Каким-то быть отшельником-факиром;
И миру показать и всем воочию́,
Всем гадинам степным
На снедь предать всю плоть свою.
Нет, этому не быть! — и поднял лапу…
Вот этим леопард и был так рассержен.
«Ах, грубиян! Ах, он нахал! —
Наш лев сердито зарычал. —
Как, он, простой медведь, и хочет защищаться
В присутствии моем, и лапу поднимать,
И даже огрызаться!
Пожалуй, это дойдет до того,
Что он вообразит, что есть <и> у него
Такие же права,
Как у меня, сиятельного льва…
Нельзя же допустить такого баловства!»
"Конечно, вредно пользам государства…"
Конечно, вредно пользам государства*
В нем образовывать особенное царство,
Но несогласно с пользами подданства
И в Ханстве возбуждать особенное ханство,
Давно минувших лет возобновлять приемы и следы,
И, устранив все современные лады,
Строй новый заводить,
И самозванно, произвольно
Вдруг на Москве первопрестольной
В затменье умственном, Бог ведает каком,
Вдруг заявить себя ожившим баскаком
Для несуществующей Орды.
"Во дни напастей и беды…"
Во дни напастей и беды,*
Когда из Золотой орды
В Москву баскаков насылали,
Конечно, и тогда их выбирали,
Москве предоставляя в дар
Учтивейшего из татар,
Насколько совместимы два эти слова —
Ну, словом, лучшего из той среды,
И не отправили бы Дурнова…
А впрочем, тут много шума из пустого.
"Все отнял у меня казнящий Бог…"
Все отнял у меня казнящий Бог:*
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил Он,
Чтоб я Ему еще молиться мог.
Итальянская весна*
Благоуханна и светла
Уж с февраля весна в сады вошла —
И вот миндаль мгновенно зацвела,
И белизна всю зелень облила.
"Мы солнцу Юга уступаем Вас…"
Мы солнцу Юга уступаем Вас.*
Оно одно — должны сознаться мы —
Теплее нашего Вас любит —
А все-таки хотя здесь царство и зимы,
Мы ни с какими бы странами
Здешних мест не променяли бы.
Здесь сердце Ваше остается с нами.
Ступайте ж, уезжайте с Богом,
Но сердце Ваше нам залогом,
Что скоро Вы вернетесь к нам —
И пусть в отъезда час — со всех сторон,
И даже с бедного одра страданья,
Молитв благие пожеланья
За Вами понесутся вслед —
Всех русских душ торжественный привет.
"Вот свежие тебе цветы…"
Вот свежие тебе цветы*
В честь именин твоих, —
Еще цветы я рассылаю,
А сам так быстро отцветаю.
Хотелось бы собрать пригоршню дней,
Чтобы сплести еще венок
Для именинницы моей.
17-ое апреля 1818*
На первой дней моих заре
То было рано поутру в Кремле,
То было в Чудовом монастыре.
Я в келье был, и тихой и смиренной,
Там жил тогда Жуковский незабвенный.
Я ждал его, и в ожиданье
Кремлевских колколов я слушал завыванье,
Следил за медною бурей,
Поднявшейся в безоблачной лазури —
И вдруг смененной пушечной пальбой —
Все вздрогнули, понявши этот вой.
Хоругвью светозарно-голубой
Весенний первый день лазурно-золотой
Так и пылал над праздничной Москвой.
Тут первая меня достигла весть,
Что в мире новый житель есть
И новый царский гость в Кремле
Ты в этот час дарован был земле.
С тех пор воспоминанье это
В душе моей согрето
Так благодатно и так мило —
В теченье стольких лет не изменив жило,
Меня всю жизнь так верно провожало.
И ныне, в ранний утра час,
Оно все так же дорого и мило,
Мой одр печальный посетило,
И благодатный праздник возвестило.
И мнилось мне всегда,
Что этот раннего событья самый час
Мне будет на всю жизнь благим предзнаменованьем.
И не ошибся я: вся жизнь моя прошла
Под этим кротким благостным влияньем.
И милосердою судьбою
Мне было счастье суждено,
Что весь мой век я над собою
Созвездье видел все одно —
Его созвездье — и будь же до конца оно
Моей единственной звездою.
И много, много раз
Порадуй этот день и этот мир, и нас…
Императору Александру II*
Царь благодушный, царь с евангельской душою,
С любовью к ближнему святою,
Принять, державный, удостой
Гимн благодарности простой!
Ты, обнимающий любовию своей
Не сотни, тысячи людей,
Ты днесь воскрыльями ея
Благоволил покрыть и бедного меня,
Не заявившего ничем себя
И не имевшего на царское вниманье
Другого права, как свое страданье!..
Вниманьем благостным своим
Меня призреть ты удостоил
И дух мой ободрил и успокоил…
О, будь же, царь, прославлен и хвалим,
Но не как царь, а как наместник Бога,
Склоняющего слух
Не только к светлым легионам
Избранников своих, небесных слуг,
Но и к отдельным, одиноким стонам
Существ, затерянных на сей земле,
И внемлющего их молитвенной хвале.
Чего же, царь, тебе мы пожелаем?
Торжеств ли громких и побед?
От них тебе большой отрады нет!
Мы лучшего тебе желаем,
А именно: чтобы по мере той,
Как призван волей ты святой
Здесь действовать, в печальной сей юдоли,
Ты сознаваем был все более и боле
Таким, каков ты есть,
Как друг добра нелицемерный…
Вот образ твой и правильный и верный,
Вот слава лучшая для нас и честь!
Бессонница (Ночной момент)*
Ночной порой в пустыне городской
Есть час один, проникнутый тоской,
Когда на целый город ночь сошла,
И всюду водворилась мгла,
Все тихо и молчит; и вот луна взошла,
И вот при блеске лунной сизой ночи
Лишь нескольких церквей, потерянных вдали,
Блеск золоченых глав, унылый, тусклый зев