Стихи Есенина 24-го года говорят о том, что какой-то камень поэту подвернулся. Вполне осознав, что у него “не осталось любви ни к деревне, ни к городу”, Есенин хочет заняться воспеванием своей особенной части земли, с “названьем кратким Русь”. Окажется ли эта Русь проклятым камнем, лежащим при новой дороге, покажет будущее» (ПиР, 1925, № 7, октябрь-ноябрь, с. 121–122).
Русь советская. — Произведение создавалось в то время, когда Есенин продолжал работу над отрывком из поэмы «Гуляй-поле», позже озаглавленным «Ленин» (см. ниже в наст. томе). Читая в связи с этим материалы о вожде, поэт не мог пройти мимо статьи А. К. Воронского «Россия, человечество, человек и Ленин», к тому же начинающейся пересказом разговора с Есениным (подробнее о ней см.: Куприяновский П. В. «...Но есть Ленин». — журн. «Подъем», Воронеж, 1985, № 8, август, с. 136, 139). Критик, в частности, писал: «...теперь, на глазах наших, растет и лезет изо всех щелей Русь новая, советская, Русь кожаных людей, звездоносцев, красных шлемов <...>, у кого на степной полевой загар легли упрямые тени <...>, а в лесных, голубых, васильковых глазах сверкает холод и твердость стали...» (Прож., 1923, № 14, 31 августа, с. 18). Вероятно, смысл и пафос этих слов оказались созвучными раздумьям самого Есенина о новой России и сыграли роль при выборе им названия для поэмы.
Сахаров Александр Михайлович (1894–1952) — один из близких друзей Есенина, издательский работник (в 1922 году выпустил есенинского «Пугачева»). Впоследствии был репрессирован, умер в ссылке. Оставил несколько вариантов воспоминаний о Есенине, один из которых опубликован (газ. «Вечерний Ленинград», 1990, 3 октября, № 229). В мае 1924 года сопровождал Есенина в его поездке в родное село.
...вернулся в край... в котором не был восемь лет. — На самом деле Есенин побывал в Константинове четырьмя годами ранее, в конце апреля — начале мая 1920 г. Есть сведения и о других его поездках в родное село в 1921–1922 годах.
Волость — здесь: здание сельского административного правления.
Русь бесприютная
З. Вост., 1924, 16 ноября, № 729; Прож., 1925, № 2, 21 января, с. 16; Стр. сов.
В 1926 году в распоряжении Н. П. Стора находились авторские рукописи «Руси бесприютной», «Письма к женщине», «Стансов» и др., являвшиеся первоисточниками публикации этих произведений в З. Вост. Согласно письму Н. П. Стора С. А. Толстой-Есениной от 2 июня 1927 года (Письма, 449), он переслал их из Тифлиса в московский музей Есенина, ныне их местонахождение неизвестно.
В Прож. (редактор А. К. Воронский) текст произведения напечатан без второй и третьей строф и под другим заглавием — «Русь беспризорная». В то время Есенин был на Кавказе и не мог сам вести свои московские издательские дела, так что публикация в Прож. осуществлялась без его участия. Судя по характеру описанных изменений текста, они были сделаны Воронским.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Стр. сов. с авторской правкой опечатки в ст. 12) с учетом авторской правки в ст. 23 («острощены» вместо «отропшены»), осуществленной на тексте З. Вост. (копия этой правки рукой С. А. Толстой-Есениной — ГЛМ). Датируется по Собр. ст., 2, где помечено 1924 г.
Согласно Н. К. Вержбицкому, первая публикация «Руси бесприютной» появилась в З. Вост. спустя три дня после встречи Есенина с беспризорниками в Тифлисе (беллетризованное описание этого эпизода, сделанное тем же мемуаристом, см.: Восп., 2, 225–228). Среди более поздних творческих замыслов Есенина была также поэма о беспризорнике, «который был на дне жизни, выскочил, овладел судьбой и засиял» (из письма поэта к Н. К. Вержбицкому июня-июля 1925 года). Этот замысел не был реализован.
Г. А. Бениславская отмечала в 1926 году: «Исключительные нежность, любовь и восхищение были у Сергея Александровича к беспризорникам. Это запечатлелось в стихотворении “Русь бесприютная”» (Восп., 2, 66).
«Русь бесприютная» практически прошла мимо внимания критики. Лишь И. Т. Филиппов в статье «Лицом к Советской стране (О переломе в творчестве Есенина)» назвал это сочинение «прекрасным», а процитированные тут же строки (от слов «Но если б встали все» по слова «И вся земная слава») — «жгучими» (журн. «Лава», Ростов-на-Дону, 1925, № 2/3, август (на обл.: июль-август), с. 71).
Остр`ощены — от «остраст`ить» (дать острастку, запугать).
Оливер Твист — герой романа Ч. Диккенса «Приключения Оливера Твиста» (рус. пер. 1841).
В произведении упомянуты поэты А. С. Пушкин (1799–1837); М. Ю. Лермонтов (1814–1841), А. В. Кольцов (1809–1842), Н. А. Некрасов (1821–1877) и политические деятели Л. Д. Троцкий (1879–1940), В. И. Ленин (1870–1924), Н. И. Бухарин (1888–1938).
Русь уходящая
З. Вост., 1924, 6 ноября, № 722 (с датой: 2 ноября 24 г.); Р. сов.; Стр. сов.; И25.
Черновой автограф — РГАЛИ. Беловой автограф (ГЛМ), имеющий авторскую дату: «2/XI 24» (первоначально было: «1/XI 24»), являлся наборной рукописью для З. Вост.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Стр. сов. с авторской поправкой ошибочного порядка слов в ст. 27). Дата в Собр. ст., 2 — 1924. Датируется по автографу (ГЛМ).
В ноябре 1924 года Есенин писал Г. А. Бениславской: «Посылаю “Русь уходящую”. Покажите Воронскому. <...> Как нравится “Русь уходящая”?» Лаконичный ее ответ: «...очень нравится» (Письма, 255) вскоре был дополнен мнением Ф. Ф. Раскольникова. Свое письмо от 17 января 1925 года, пересланное Есенину Г. А. Бениславской, он начал так: «Дорогой Сергей Александрович! Ваши последние стихи “Русь уходящая”, “Песнь о советском <так!> походе”, “Письмо к женщине” приводят меня в восторг. Приветствую происходящий в вас здоровый перелом» (Письма, 267).
По-другому понял «Русь уходящую» В. З. Швейцер:
«Рифмованная политическая автобиография Есенина трогательна до грации. Это — лирика на тему о собственном советском паспорте, восхитительная по своей наивности.
<...> Есенин готов, пожалуй, признать СССР. Де-юре и де-факто. Но с очень существенными оговорками... И не без некоторых дружеских упреков:
Советскую я власть виню,
И потому я на нее в обиде,
Что юность светлую мою
В борьбе других я не увидел.
Обвинение жестокое, что и говорить. Оказывается, что, помимо прочей частной собственности, СССР национализировал также “светлую юность” Есенина.
Какие же, однако, “компенсации” за это, выражаясь политическим языком?
Несмотря на суровое обращение Есенина с СССР, этот последний все же “признает” первого — не последним из первых наших поэтов.
А компенсация? В школу политграмоты, дорогой товарищ, соловей рязанский, милый, запутавшийся гениальный мальчик» (Бак. раб., 1924, 15 декабря, № 285; подпись: Пессимист; вырезка с вышеописанными библиографическими сведениями в записи рукой Есенина — Тетр. ГЛМ).
В воспоминаниях Н. К. Вержбицкого «В промежутке» (их заголовок является реминисценцией строки «Я очутился в узком промежутке» из «Руси уходящей»), написанных в 1926 году, утверждалось, что «здесь, в Тифлисе, он <Есенин>, глядя из окна гостиницы на марширующую комсомольскую рать, искренно захотел, “задрав штаны, бежать за комсомолом”...» (ГЛМ; расширенный беллетризованный вариант этих воспоминаний, обнародованный через тридцать с лишним лет, см.: Восп., 2, 208).
Этот своего рода рефрен «Руси уходящей» не замедлил стать объектом внимания и читателей, и критики. За суждением о нем как о «жалобно-комически-трагическом» (В. З. Швейцер) последовали такие строки давнего друга Есенина С. Т. Конёнкова, написавшего С. А. Клычкову из Нью-Йорка 29 апреля 1925 года: «Если встретишься с Сережей Есениным, передай ему наш привет. Я читал, что он решил “задрав штаны, бежать за комсомолом”. Для быстроты советую вмазать скипидару» (журн. «Новый мир», М., 1989, № 9, сентябрь, с. 198). Несколько месяцев спустя И. Т. Филиппов, посетовав, что Есенин «часто издевается над собой за свою отсталость, завидует, <...> что проглядел революцию» и т. п., резюмировал: «Но все это — дело поправимое, коли он всерьез собирается <...> “задрав штаны, бежать за комсомолом”» (журн. «Лава», Ростов-на-Дону, 1925, № 2/3, август (обл.: июль-август, с. 73). Напротив, анонимный рецензент ленинградской «Красной газеты» высказался так: «На это как-то хочется ответить, что за комсомолом таким способом не бегают, тем более что политучеба кажется поэту скучной и неинтересной» («Красная газета», веч. вып., Л., 1925, 28 июля, № 185; вырезка — Тетр. ГЛМ).
Не меньше внимания критика уделила строкам, вынесенным на титульный лист Стр. сов. как эпиграф:
Остался в прошлом я одной ногою,
Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю другою.
По свидетельству Н. К. Вержбицкого, этот эпиграф появился в книге «по почину издателя» Вирапа (Н. А. Вирапяна), председателя правления акционерного общества «Советский Кавказ»: «В поэме эта фраза была уместна и понятна. <...> Контекст подтверждал, что сам поэт смотрит на эти “падения” лишь как на временные и неизбежные обстоятельства. Но вырванная из стихотворения, да еще поставленная на титуле книги, рядом с названием сборника, эта фраза звучала весьма похоронно. <...>
И я нимало не удивился, услышав целый каскад ругательств, когда в конце февраля 1925 года, проездом через Тифлис, остановившись у меня на сутки, Есенин гневно потрясал в воздухе сборником “Страна советская” <...>.
— Провокация! — кричал Сергей и делал такие движения руками, словно собирался задушить Вирапа» (в кн. Н. К. Вержбицкого «Встречи с Есениным. Воспоминания», Тбилиси, 1961, с. 102–105).
Результат самочинных действий издателя вскоре сказался на критических отзывах о Стр. сов.
А. Лежнев писал: «“Страна советская” представляет собой <...> книгу кризиса, перелома. От мрачных и узко личных настроений и мотивов “Москвы кабацкой” поэт переходит к более широким темам, восстанавливает прерванную связь с общественностью, осматривается вокруг, старается определить свое место в новой жизни и принять в ней посильное участие. Он сам говорит — и эти стихи берет как эпиграф к книге