Том 2. Стихотворения — страница 20 из 61

Сказал: — Ты священен! —

Он был в кандалах,

Не моля о прощенье.

Этапы, остроги,

Царевы централы

Его не сломили,

Его не украли.

Сибирский характер

В ночи непроглядной

Стал мудрый, как Ленин,

Как время, громадный.

Он нынче расправил

Могучие плечи,

Идет не туда он,

Где лучше и легче.

Идет он туда,

Где болота и тундра,

Где даже мотору

И трактору трудно.

Он строит поселки

У нефти и газа,

С надеждой он смотрит

Вперед черноглазо.

Все — русский с таджиком,

Киргиз с белорусом —

Его создавали,

Он вырос не трусом!

Сибирский характер,

Он молод и дерзок,

Сибирь его любит,

Земля его держит.

1970

* * *

На тихом кладбище в Тобольске

Спит старый сказочник Ершов.

Рифмач изысканный, не бойся

Исконности его стихов.

Ведь, как-никак, их Пушкин начал,

Первопрестольный соловей,

А он-то что-нибудь да значил,

В садах поэзии своей!

Над кладбищем ревут моторы,

Слышна стальная дрожь частей.

Необозримые просторы

Потребовали скоростей.

А там над Обью, за Тоболом

По приказанию людей

Жжет скважина своим глаголом

Сердца машин и дизелей.

Там нефть, жестокая жар-птица,

Простите, если образ груб,

Бунтует, действует, толпится

По темным коридорам труб.

Там ходят мастера буренья

И жаждут скважину начать,

Там я ищу стихотворенья,

Чтоб быль на сказке повенчать!

1970

Слово к вологжанам

Россия теперь не убогая нищенка,

Не странник, стоящий и ждущий подачки,

Россия теперь как весенняя вишенка,

И нет на земле государства богаче.

В лесах вологодских — и это мне нравится,

И этому рада сторонка льняная,—

Не только заря глухариная плавится,

Клокочет без удержу плавка стальная.

Вот так-то держава шагает Российская,

Вот так-то относится к делу серьезно.

Гармонь вологодская — ох, голосистая,

А девушки — и описать невозможно!

А как же ребята? Ребята на уровне,

А уровень, знаете, послевоенный.

Ребята — они овладели культурою,

Да так, что выходят в просторы Вселенной.

Мои дорогие друзья вологодские,

Я знаю, что вы не на солнышке греетесь,

Для вас не помога теперь воля господа,

Вы больше на руки и разум надеетесь!

Вы время свое понапрасну не тратите,

Пришли вы с успехами к ленинской дате,

И ткутся, как сказки, волшебные скатерти

И чудные ткани на льнокомбинате.

Успеха, здоровья вам, неувядания

И жизни нормальной и в меру веселой,

Вот все, что хотел я сказать. До свидания,

А если хотите, до встречи, до скорой!

1970

Хатынь

Не умолкают звонницы Хатыни,

Оплакивая сельские святыни,—

Звонит, звонят, звонят колокола

Сожженного фашистами села.

Не благовест, а реквием печальный,

Стон матери-земли многострадальной,

И горе той единственной страны,

Что вынесла все тяготы войны.

Как беженцы, бредут печные трубы,

Воспоминаний горестные губы

Вещают день и ночь:

           — Здесь жизнь была!.. —

Звонят, звонят, звонят колокола!

1970

* * *

Волга плещется

Белой рыбою,

В берегах лежит

Синей глыбою.

С берегов ее,

С молодецких плеч

Смотрит на воду

Богатырский лес.

Волга витязем

По земле идет,

На спине она

Камский лес несет.

Волга-мать река,

Ты могучая,

Ты суровая,

Ты певучая.

Волга — силища,

Волга — вольница,

Каждый с гордостью

Ей поклонится.

Скажет: — Матушка,

Я твой сын родной,

Я пришел к тебе,

Чтоб побыть с тобой.

Над волной твоей

Вольно дышится,

Богатырская

Песня слышится.

Волга-мать река,

Вся ты вспенена,

Над тобой, как свет,

Имя Ленина!

1970

Вечность

О, вечность восторга —

Весною, вином, красотою!

Лицом человеческим,

Истиной и добротою!

О, вечность волненья

Воды, называемой морем,

Колосьев, которые гнутся

И скачут над полем!

О, вечность контрастов —

То буря, то ясная за́тишь.

Ты утром смеялся,

А вечером плачешь!

О, вечность исканий

С открытою свежестью раны,

Которая гонит Толстого

Из Ясной Поляны!

1970

Стало рано смеркаться

Стало рано смеркаться,

Стало поздно светать.

Журавли закричали:

— Пора улетать! —

Как-то сразу замолкли

Рупора пристаней.

И степные дороги

Жаждут скрипа саней.

И в тебе перемена

Наступила, мой друг.

Все спокойней меня

Выпускаешь из рук.

Говоришь: — Никуда

От меня не уйдешь.

— А уйду?

— Не уйдешь!

А уйдешь — пропадешь!

Оголенно, печально

Пустуют над речкой поля.

В косяке журавлей

Пятым слева считайте меня!

1970

* * *

Есть музыка воды

Весеннего напора,

Есть музыка беды

И горестного горя.

Она не к тем идет,

Кто алчен и греховен,

Ее ночами ждет

Седой, глухой Бетховен.

Она на окрик: — Стой!

Назад! Вернись обратно! —

Смеется: — Часовой,

Слаба твоя ограда!

Недаром мудрый Бах

В минуты тяжкой боли

С печалью на губах

Впускал ее в соборы.

Когда она слышна

В божественном органе,

Ничуть мне не страшна

Смерть, спящая в нагане!

1970

Лётная сказка

Зароюсь в сено молодое,

Раскину руки широко,

А сам под небо голубое

Взовьюсь мечтою высоко.

Преодолею притяженье

Себя к земле своей родной,

Как космонавт, начну движенье

Орбитой околоземной.

И вот мой стог взлетел у речки

Под крик людей на берегу.

Емеля — тот летал на печке,

А мне удобней на стогу!

Лечу! Уже хребет уральский.

Лечу! Уже внизу Тюмень.

За ней зеленый угол райский

И вереница деревень.

Мелькнул Иртыш, блеснула Лена,

Глаз от нее не оторвать.

А подо мною пахнет сено,

Моя небесная кровать.

Тревожно было над Байкалом,

Шалил байкальский баргузин.

Я помахал рукою скалам,

Седому сонмищу вершин.

Я пролетал над океаном.

Там шла селедка в кошельки.

Не за космическим туманом

Шутили крепко рыбаки.

Меня качнуло над Камчаткой,

У черной каменной горы.

Плохие, видимо, запчасти

Всучили мне из-под полы.

Признаться, малость напугался,

От страха дрогнула рука,

Когда увидел у Пегаса

Худые, впалые бока.

Лечу. Уже район Иркутска.

Лечу. Уже Новосибирск.

От скорости и от нагрузки

И от всего в глазах рябит.

Шумит тайга, не умолкает.