Бушуй, бушуй, пространство голубое,
Тем более, что утешенья нет.
Трагично обмеление любое —
Севан ли это иль Большой Поэт!
Асмик
Имя твое в переводе на русский — жасмин.
Майский цветок, опьяняюще милый и мятный.
Это мне все пожилой армянин объяснил
И хитровато спросил: — Ты влюбился в армянку?
Стадо волос твоих вышло пастись и гулять,
Словно овечья отара на плечи спустилась.
Ты никому не позволишь его загонять!
Только сама! И поэтому мне загрустилось.
Как ты легко наступаешь на новенький трап,
Как тебе машут влюбленно и мама, и папа, и тетя.
Как я, моя дорогая, и ветрен и слаб,
Если глазами слежу за тобой в самолете.
Ты прочитала с тревогой: — Ремни застегнуть! —
«Значит, опасно. А вдруг в высоте разобьешься?»
Молодость — смелость. И вот уже юная грудь
Дышит спокойно, в ты, моя радость, смеешься!
Вот и летим! А под нами Кавказский хребет.
Крылья державы надежны! Родная, не бойся!
Только одно и мешает что разница лет,
Двадцать тебе, мне почти что в три раза побольше.
Я говорю себе: — Хватит смотреть, не смущай!
И прекрати поскорей переглядки с младенцем!
Молодость, молодость! Девушка! Мята и май,
Не убивайте меня! Подарите улыбку с надеждой!
* * *
Что-то женское живет в березе белой,
Что-то нежное исходит от ствола.
Подхожу я к ней стыдливо-оробелый,
Одного боюсь, вдруг скажет: — Не звала!
Попрошу я у березоньки прощенья,
Опущу глаза и стану отходить,
И взгляну на недоступное виденье,
И начну на расстоянии любить.
Буду песни петь ей постоянно,
Бескорыстно славить красоту,
Только бы березка осиянно
Подымалась гордо в высоту!
Поющий памятник
Неслыханно, чтоб памятник запел!
Но было так. Я лично это слышал.
Не для луны, не для небесных тел
Он ночью на опушку леса вышел.
Весь день томился на большой жаре
И раскалился всем своим металлом.
Не в окруженье лета, в январе
Уставшая душа его летала.
Он звал к себе живых, земных людей
Звенящим алюминием конструкций.
Губами горя он кричал: — Скорей!
От жажды и жары сосуды рвутся!
— Иду! — тотчас ответил быстрый Днестр.
— Спешу на помощь! — Прут-река сказала.
И зазвучал невидимый оркестр,
И стала отдыхать душа металла.
Он остывал, как танк среди войны,
Как после боя кони вороные,
И музыка полей и тишины
Залечивала раны боевые.
И памятник, как баховский орган,
Через поля, леса, дороги, дали
Пел о бессмертной славе молдаван,
Что жизнь свою за Родину отдали!
Могила Гагарина
Его могила необычна.
Она в лесу, она в корнях,
Я убедился в этом лично,
Я посетил ее на днях.
Стоял, задумавшись в печали,
Как мать, о Юрии скорбя.
А за поникшими плечами
Синело небо октября.
Где падал он — там ключ пробился,
Колодец ключевой возник.
Так, значит, Юрий вновь родился,
И он не Юрий, а родник!
Идут к нему седые старцы
И воду черпают в кувшин,
Солдаты — те снимают каски,
Молчат молчанием мужчин.
Березы стали колыбелью
И усыпальницей его, —
Они березовой шинелью
Укрыли сына своего.
Ты должен съездить в лес печальный,
Пока свежи его следы,
И выпить в клятвенном молчанье
Глоток гагаринской воды!
Любил я
Любил я! Какие свиданья имел,
Когда приезжал на каникулы летом.
Какими цитатами важно гремел,
Поскольку не думал, что буду поэтом.
Я брал балалайку и пел и страдал
Под окнами той, что красою гордилась,
И в самое сердце ее попадал,
Она выходила и рядом садилась.
Что было! Пьянела моя голова,
Трубили архангелы в звонкие трубы.
Все то, что теперь выражают слова,
Тогда выражали и руки и губы.
«Ты можешь?» — она вопрошала. «Могу!» —
«На подвиг великий согласен?» — «Согласен!»
И веткой хлестала мне по сапогу,
Теперь-то я знаю, что был я прекрасен.
Я шел и шатался. Я плакал и пел.
И пестовал чувство, как чистое чудо.
Дверь мать открывала: «Ты что, заболел?» —
«Да, мама!» — «А что с тобой?» —
«Это простуда».
Несла она только что вынутый мед,
И пахло от чая божественно вкусно.
Но кто никогда не любил, не поймет,
Что значит святое, великое чувство.
И я повторяю, как проповедь, вновь
Для вас, самых юных и искренних граждан,
Что самое главное в жизни — любовь!
А все остальное не так уже важно!
* * *
Читатель! Будь мне другом,
Опорой и душой,
Пойдем со мною лугом,
Где я косил косой.
Где мужики кричали:
— Не отставай, браток! —
И крепко выручали
Хлеб и воды глоток.
Пойдем с тобою лесом,
Который за холмом.
Тебе я с интересом
Все расскажу о нем.
Пойдем с тобою полем,
Где рожь и где овес,
И мы себе позволим
Расплакаться до слез.
Родная мать, бывало,
Играючи серпом,
Мне песни напевала,
Могу ль забыть о том?!
Пойдем с тобою цехом,
Где мой станок стоял,
Где я стихом и смехом
Рабочих забавлял.
Текла стальная стружка,
А сам я был каков!
Из уст моих частушка
Летела вдоль станков.
Пойдем по океану
На сейнере морском,
Я в море не устану
Кипеть в котле людском.
Давай закинем сети,
Да ты не спи, вставай!
Зайдет к нам на рассвете
Серебряный товар.
Читатель мой, ну где ты?
Откликнись, друг ты мой!
Учти — не все поэты
Так дорожат тобой!
Три травы
Три травы дала знахарка
И сказала: — Пей всегда!
Я не вру тебе нисколько,
Я стара, и я седа!
Стал я пить зеленый, травный,
Горьковатый, терпкий сок,
И прорезался исправный,
Очень звонкий голосок.
Легче стало мне дышаться,
Бегать, лазить и ходить,
Стали все дела решаться
Вовремя, как надо быть.
Умерла моя знахарка,
Все, кто в мир пришли, умрут.
Но живет во мне закалка,
Три травы во мне растут.
Как одна трава — терпенье,
А другая — доброта,
Третья — музыка и пенье
И земная красота!
В ТРЕХ ШАГАХ ОТ СОЛОВЬЯ
Неожиданная встреча
Мне очень повезло сегодня.
Я в трех шагах от соловья
Рассматривал его свободно,
Стоял, дыханье затая.
Не верилось, что он разбойник,
Как говорит о нем молва.
Он просто, как поэт, с разгону
Находит нужные слова!
Он весь, подобно водопаду,
Лавиной звуков падал вниз
И требовал одну награду:
— Услышь меня и отзовись!
Кто этот маленький комочек
То в жар кидал, а то в озноб?
Природы скромный уголочек,
Черемухи большой сугроб!
Березы белое свеченье
Сквозь легкий и зеленый дым,