Не надо мне схимы смиренья,
Поставьте на скатерть
Цветущей сирени.
Да здравствует море
У мыса Пицунды,
Да здравствует жизнь
До последней секунды!
* * *
Иконописная такая,
Владимирская с ног до головы,
Кокетничая и лукавя,
Коснулась пятками травы.
Пошла в березовую рощу,
Открыто парня позвала.
Вот посмотреть бы, что за теща
Такую девку родила!
* * *
Нежность во мне растет,
Поливай ее солнцем и лаской,
Не согруби, не задень ее
Словом обидным!
Не урони — тонкий хрусталь разобьется,
Не затопчи — трава на лугу беззащитна,
Нежность мою береги,
Это твой и мой заповедник!
* * *
Мне нравятся подвески бересклета,
Горящие в осенний холод, в стынь.
Такие же носила ты все лето,
Идешь, бывало, а они: динь-динь!
Динь-динь! — звенят так нежно, невесомо,
Как тихая синичка в сентябре.
Я так люблю рассматривать их дома,
Когда густеет сумрак на дворе.
Я иногда прошу тебя: — Померяй! —
Ты к зеркалу, и там твое лицо.
Оно горит вечернею Венерой
И послано ко мне самим творцом.
В лесу осеннем невозможно грустно,
Сквозь сизый мрак намечен солнца диск,
И так пустынно, дико, захолустно,
И невозможно грустен чей-то писк.
Качаются сережки бересклета,
Дрозды рябину яростно клюют.
Знакомая осенняя примета
Мне говорит: — Спеши домой, там ждут!
* * *
Глаза твои степные, заполошные
Зеленою порошей припорошены,
Ты — трепетный и гибкий тополек,
Ты — вся порыв, и ты зовешь в полет.
В тебе живет большое милосердие,
И в то же время ты насквозь весенняя,
И музыкой персты твои наполнены,
И в них звучит знакомая мелодия.
Откуда ты? И кем, скажи, ты послана?
Не надо! Не ищи во мне апостола,
Я просто лирик и певец любви,
Мне откровенье — нежности твои.
Побудь со мной! Мне так легко, раскованно,
Я птицей пролетаю над просторами,
На полный мах расправлены крыла…
Как хорошо, что ты со мной была!
* * *
Мне сегодня не спалось,
Не вздремнул секунды малой.
Водопад твоих волос
Низвергался Ниагарой.
Тетива твоих бровей
То звенела, то смеялась.
В тонкой талии твоей
Нежность девичья скрывалась.
Ты стояла, прислонясь,
Как береза Подмосковья,
Заразительно смеясь,
Каждый жест твой был раскован.
Любовался я тобой —
И разрезом глаз, и статью,
Нежно льющейся волной
По сиреневому платью.
Ты была как сердолик,
Оттененный аметистом,
И светился гордый лик
На лице твоем пречистом.
Поющая после дождя
Благословенный дождь умыл асфальт,
Трава пробилась в каменные трещины.
Окно открыто, и волшебный альт
Летит из уст великолепной женщины.
Грудная нота глубока, томна,
Она не знает слова несмыкание.
Певица и красива и умна,
Какое сочетанье уникальное!
Рояль чуть-чуть приглушен, влажен звук,
Он к сердцу льнет доверчиво и ласково.
И кажется, певица с белых рук,
Как мать ребенка, кормит птицу райскую!
Молодо-зелено
Молодо-зелено —
Это везение,
Это удача,
Победа большая.
Молодо-зелено —
Это резервное
Качество,
Что чудеса совершает.
Молодо-зелено,
Молодо-велено,
Молодо-сделано,
Молодо-быстро.
Молодо — это запас,
Это золото,
Это зерно,
Что в муку не измолото,
Первозапальная,
Чистая искра.
Молодо-зелено —
Это весеннее
И половодье,
И прорастанье,
И пробужденье
Природы прекрасное,
И удивленье,
Простое и ясное,
И восклицанье:
— А снег-то — растаял!
* * *
Чем хороша вода из родника?
Она чиста, естественна, целебна,
В ней отстоялись дальние века,
В ней слышится звучание молебна.
Родник как журавлиный крик воды,
Плач только что рожденного младенца,
Он исцеляет от любой беды.
Мой друг, подай мне полотенце!
Умоюсь и напьюсь и сяду в тень,
Я не вельможа, не умру от лени.
Благослови, родник, мой новый день,
Я встану пред тобою на колени.
* * *
Зима — кружевница —
Заметил народ.
Дай ей приземлиться,
Работу найдет.
Зима — мастерица —
Я должен сказать,
Она не боится
Ни шить, ни вязать.
Умеет и может
Белить полотно,
Чуть синьки положит,
Синит заодно.
Синицам подкинет
Зима овсеца.
Какую картину
Я вижу с крыльца:
У бора густого,
Став грудью вперед,
Из белого стога
Лось сено берет.
В глазах его черных
Надежда и грусть.
Грустит-то о чем он?
Сказать не берусь.
Иван-да-Марья
Жила-была Марьюшка,
Милая Море́вна.
Величали Марьюшку:
— Ты у нас царевна! —
Собиралась Марьюшка
К Ва́нюшке родному,
Белою лебедушкой
Плавала по дому.
Косы мыла щелоком,
Туго заплетала,
Русого Иванушку
Крепко завлекала.
Целовала, тешилась,
Скажет слово — кстати,
И на шею вешалась
К Ване, словно к тяте.
В косыньки неслышимо
Оседали росы.
Спрашивала Марьюшка:
— Ты меня не бросишь?
— Как возможно, милая?!
Будет все по чести.
Если даже вздумаю,
Провалюсь на месте. —
Там, где целовалися
Марьюшка с Иваном,
Луг покрылся маревом,
Голубым туманом.
Угольями жаркими
В сумерки комарьи,
Как воспоминания,
Цвет иван-да-марьи.
Часто Марья Ва́нюшке
Шепчет на рассвете:
— Посмотри на цветики,
Это наши дети!
Дуб
Дуб держит небо на плечах,
Как на ветвях рогов лосиных.
И потому в его речах
Нет лепета сырой осины.
Неразговорчив он и хмур
И редко что-нибудь вещает,
Сосед ручей, тот балагур,
Но дуб всегда его прощает.
— Хотя ты, — говорит, — болтун,
Но сердцем чист и непорочен,
И звук твоих волшебных струн
Не то что болтовня сорочья!
Дуб мудр, спокоен, молчалив,
В душе его все та же дума:
«Молва не врет, я не болтлив,
Что толку от пустого шума!»
* * *
Я в рюкзак дорожный
Вещи уложу,
До свиданья, люди,
Завтра ухожу.
Вы уж не тужите,
Я не в монастырь,
Есть одно местечко
Около Москвы.
Там луга и рощи,
Просека и гать,
Там мне как-то проще
Словеса слагать.
С Васей-трактористом
Выедем чуть свет,
Добровольно в поле
Пахарь и поэт.
Жаворонок с неба
Кинет серебро,
И толкнется сердце
Песней под ребро.
Трава июня
Нежность июньской травы восхитительна,
Видя все это, я душу ращу.
Может один лишь июль запретить ее,