— Кто вам поможет исполнить желанья?
— Летчики наши и рейсовый лайнер! —
Я побеседовал и убедился:
В бамовцах есть и напор и единство.
Знают ребята с БАМа, с КамАЗа
Труд и любовь, а еще Карла Маркса,
Ленина знают, и не бумажно,
А строительно, многоэтажно,
Очень жизненно, очень реально.
Этим ребятам ничто не рано,
Все в самый раз — и любовь и свершенья,
Дерзкие взлеты, стальные решенья!
* * *
Т. Ребровой
Стоишь на высоком холме, как береза,
Примкнута к бровям смотровая ладонь.
Спокойно и гордо ты ждешь перевоза,
За речкой равнинной пасется твой конь.
Там ходит царевич с натянутым луком,
С поющей и гибельной тетивой.
Ты только скажи, он возьмет на поруки
Тебя, твое сердце и все, что с тобой.
Что спишь, перевозчик, что дремлешь, паромщик,
Давай перевоз и зазря не томи!
В ответ соловьи заливаются в роще
И сумрак идет на колени твои.
И дивный твой облик сияет и светит,
В реке шевельнулся луны локоток.
Взойдя на восхолмие, ласковый ветер
Колеблет на плечике серый платок.
Твоя пшеница белоярая
Хранится у меня в амбаре.
Я счастлив. Это подаяние
Мне ночью ангелы отдали.
В воскрылиях и всплесках голоса
Распахнутость и лебединость.
Как ты закликиваешь горестно,
Трубишь в свою непобедимость.
Россия у тебя не прянична
И не сусальна, как обычно.
В твоей светелке чисто, празднично,
Там я живу, твоя добыча!
Чу! Где-то гиканье, и топанье,
И прах копытный под ногами.
Секирами, мечами, копьями
Прогоним идолищ поганых.
О избранность моя, о чудо!
Пред нами дальняя дорога.
Седлай коня, твоя кольчуга
Все вытерпят, она от бога!
Средь куликовского пожарища
Упала молния прямая.
Ты этим божеским кинжалищем
До печени пронзи Мамая!
О женщина! Ты изначальна,
Качает бог твои качели.
И твой ребеночек отчаянно
Толкнул ножонками во чреве!
Как мне не хватало твоих откровений,
Как мне не хватало твоих заклинаний.
Пускай графоман это все опровергнет,
Но мы с тобой знаем, луна-то льняная!
Колдунья! Пойдем-ка с утра по коренья,
Найдем в Уссурийске поляну женьшеня.
История катит свои поколенья,
И наши стихи — это наши решенья!
Темнеет трава по прозванью пустырник,
Мы дождь ей подарим, лишь только росла бы.
И сеется мрак сквозь ресницы густые,
И падают звезды в подол Ярославны.
На плечи ложится ночная прохлада,
Прикрой свои плечики теплой одеждой.
Из хвороста, из всевозможного хлама
Пробился цветок — это наша надежда!
* * *
Поэзия — трехпалый свист
В глухой ночи за переправой.
Дрожмя дрожит зеленый лист,
Когда она идет дубравой.
Поэзия — пожар в словах,
Прыжок пружинисто-упругий.
Она живет на островах,
А плавает на вольных стругах.
То выйдет на реку Оять,
То выгребет на даль донскую.
Зачем на полках ей стоять,
Сердца людей по ней тоскуют!
* * *
Воскресенье, а люди какие-то сонные,
Озабоченные, не влюбленные,
Динамиту им, что ли, в кровать,
Чтобы спячку взорвать?
Эй, вы, сони, тетери брусничные,
Вы тамбовские или столичные,
Вы — органика или скелет,
Где направленность и интеллект?
Гражданин! Вы проспите Очаково,
Вы прочтите, что здесь напечатано.
Это лирика, это Кольцов,
Да проснитесь, в конце-то концов!
Вы, гражданка, с авоськой сиреневой,
Хватит кофту чужую примеривать,
Хватит все без разбору хватать,
Не угодно ли вам почитать?
Это Байрон, а это Рождественский,
Заберите, в авоське поместится,
Все на вас как положено быть,
А поэзию надо любить!
Обращаюсь открыто я: — Граждане!
Наше общество не буржуазное,
Нет в нем бедности и голодух,
В нашем обществе главное — дух!
Электричка подходит к Мичуринцу,
Солнце как-то значительно щурится,
И заглядывает в вагон,
И за поездом шпарит вдогон!
* * *
Похрустывает наст под лыжами
И синева в ушах звенит.
И кое-где открылись рыжие
Бесстыжие бугры земли.
Волнует это обнажение
И просится в ночные сны,
Обозначая приближение
Ее величества Весны.
Галдят с какой-то новой бодростью
Грачи на гнездах, за спиной.
Они не изменили подданства,
Хоть улетали в мир иной.
Шумят над липами и вязами,
Нарушив спячку и покой.
Их кровная к земле привязанность
Мне нравится. Я сам такой!
В зенит небесный взмыли голуби,
День говорлив, как тамада.
И озорно глядит из проруби
Зеленоглазая вода.
И чудится землетрясение
От боя солнечных часов.
И льется музыка весенняя
В консерватории лесов!
* * *
Соловьи — удельные князья.
Земли им особые дарованы.
Кто ж не знает — соловьям нельзя
Поселяться стаями вороньими.
Соловьиный искренний сонет
Смело соревнуется с Петраркою.
До него вороне дела нет,
Весь восторг вороны — карканье!
Летом я люблю встречать рассвет,
Песней величать планету милую.
Это потому, что мой сосед
Соловей, по батьке — Будимирович!
* * *
Хожено, езжено,
Плавано, летано
В ясные дни, в непогоду лихую,
В холод собачий, немыслимый — вот она
Жизнь человека, который рифмует.
Не кабинетик с ласкающим шелестом
Белых бумаг, ожидающих слова,—
Речка, рябая от рыбьего нереста,
И затаенный шалаш рыболова.
Не ожиданье с жестоким томлением,
Скоро ль Пегас будет цокать копытом,
А припаданье к ручью, с утолением
Жажды познанья и радости быта.
Меридианы и ребра как братья,
Жаль вот, что жизнь с каждым днем все короче.
Пусть подойдет она, наши объятья
Будут светиться, как белые ночи!
Весенний день
Февральские метели
Прокинулись дождем.
К нам птицы прилетели
Все те, которых ждем.
Весенний день дарован
Для завиванья гнезд.
И этим очарован
Лесной оратор дрозд.
Где снег лежал по пояс,
Белел, как старый скит,
Бежит весенний поезд,
И семафор открыт.
* * *
Скорый поезд идет через луг,
Через прелесть
весенних просторов,
Из-за поезда столько разлук,
Из-за глупости
столько раздоров!
Жизнь сложна,
не поймешь ее вдруг
Никакими трудами ученых.
Скорый поезд идет через луг,
Через сердце людей
разлученных.
* * *
Земля, что куталась зимою,
Раздета донага.
Я двигаюсь. Земля за мною
Слетает с сапога.
Земля обнажена до пояса,
До стынущих канав.
Ее животворящее достоинство
Тревожит корни трав.
Прислушайтесь! Они шевелятся