И побегут машины вдоль шоссе
Не для меня — для сына и для внука.
Мой цвет любимый, нежный иван-чай,
Раскрыв свои соцветья в знойный полдень,
Когда его затронут невзначай,
Мои стихи о нем тотчас же вспомнит.
А ты, моя любовь? Зачем пытать
Таким вопросом любящего друга?!
Ты томик мой возьмешь, начнешь читать
И полю ржи, и всем ромашкам луга.
А если вдруг слеза скользнет в траву,
Своим огнем земной покров волнуя,
Я не стерплю, я встану, оживу,
И мы опять сольемся в поцелуе!
* * *
Зима еще в силе
Морозы в запасе.
Поэты о ней
Говорят на Парнасе.
Рифмуют:
морозы,
прогнозы,
колхозы,
И рифмы, как сестры
Родные, похожи!
Не весь еще снег
Облака нам раздали.
Снега в феврале
Будут в полном разгаре.
Сугробами
Наша земля забрюхатит,
Мороз даже в марте
Как надо прихватит.
Зима еще в силе,
Любовь наша в силе.
Мы именно этого
И просили.
Не просто:
сошлись-разошлись —
и бесследно,
А так, чтобы сердце
Летело победно.
Чтоб нам с тобой
В этом полете открылась
Двусильность,
Двузоркость,
Двунежность,
Двукрылость!
* * *
Вот и дожили до четверга
Ты и я, как и все горожане.
А за эту неделю снега
Стали глубже и урожайней.
От больших снегопадов своих
Небо очень и очень устало.
Серый тон во все поры проник,
Небо бледное-бледное стало.
Невысок у него потолок,
И в оконной моей амбразуре,
Дорогая, который денек
Не хватает лучей и лазури.
Приезжай! И обитель моя
И засветится, и озарится,
И разбудит, взбодрит соловья
Вдохновляющая жар-птица.
* * *
Рано утрой тебе позвоню,
В Подмосковье тебя позову.
Выйдем в лес под еловый навес,
В царство снега и птичьих чудес.
Дятел дерево звонко долбит,
Заяц прыгает в блиндаже.
— Ты, косой, — говорю, — не убит?
— Я-то нет, а братишка — уже!
И пошел, припустил во весь мах,
Ни лисе, никому не схватить.
Хорошо ему в зимних домах —
Ни за свет, ни за газ не платить!
Арки снежные над головой
Перекинуты там и тут.
На прогалине снеговой
Снегири красногрудо цветут.
* * *
Что привезти тебе из Тюмени?!
Что подарить тебе, милая скромница?!
Самую сильную рыбу тайменя?
Или потешную белку-кедровницу?
Что присмотреть и какую обновку?
Не был пока я в Тюмени, а думаю.
Или достать мне лисицу-огневку,
Или тебе по душе черно-бурая?
Может, в Тюмени зайти в пимокатную,
Валеночки заказать, как положено?
Чтобы ты, радость моя незакатная,
Белые ноженьки не заморозила!
Иль привезти тебе хлебца тюменского,
Белого-белого, мягкого-мягкого.
Самого что ни на есть деревенского,
Свежего, дышащего, немятого!
Все привезу! Когда любишь, то жалуешь
Хлебом и рыбой, стихами, мехами,
Золотом, всеми дарами державными,
Всеми жар-птицами, всем полыханьем!
* * *
Мои стихи, как белые снега,
Закрыли стол и вдаль распространились.
А я хочу, чтобы они всегда
В твоей душе, любимая, хранились.
А кто мои стихи? Да это я!
Твой добрый друг, твой соловей певучий,
Твой обнаженный пламень бытия,
Твой Святогор, твой Муромец могучий.
Закину сошку за ракитов куст,
Уйду к тебе, и в поле будет пусто.
И выпью из твоих целебных уст
Целительной росы большого чувства.
Любимая! Какой простор в груди!
Ты мне дала его — спасибо, Лада!
Любовью, лаской вдаль меня веди,
Ты у меня одна, а больше мне не надо!
* * *
Я тебя не хочу обижать,
Луч мой, ласка моя и ручей мой.
Легче смерть мне свою увидать,
Чем однажды твое огорченье.
Ты сказала, что я укорил.
Боже мой! Я неправильно понят.
Я тебе все свое подарил.
Все во мне от влюбленности стонет.
Ну, а сердце — ты знаешь сама,
Колотушкой частит деревянной!..
Помоги, помоги мне, зима,
Чуть остыть для любви постоянной!
* * *
Дорогая, попроси меня,
Чтобы я безотлагательно
Свез тебя в леса лосиные!
— Дорогой мой, обязательно!
А в глазах живет печалинка,
Очи тихой грустью ранены.
— Мы который раз встречаемся?
— Знают это звезды на небе!
Знают рощи подмосковные,
Знают Химки и Коломенское,
Знают близкие знакомые
И дома, где мы хоронимся.
Милая! Я верен клятвенно
Твоему ручью стозвонному,
Так подымем нашу братину
Зелена вина любовного!
* * *
Многошумно, многолиственно,
Многорадостно в лесу.
Я влюбленно и воинственно
На руках тебя несу!
Многозвучно, многолучно,
Многощебетно вокруг,
Я тебя, мой луч, мой лучший,
Нет! Не выпущу из рук!
* * *
Снег на снег, дождь на дождь —
все повторно,
Все на свете не ново для нас.
В мякоть добрую падают верна,
Это тоже случалось не раз.
Сколько раз на земле повторялись
Поцелуи, улыбки, цветы…
Как я счастлив, что не потерялась
В человечестве именно ты!
Старые бани
Старые бани по-черному топятся
В старой деревне, в березовом шуме,
Так вот и ждешь, что пройдет протопопица,
Скажет: — Подай мне воды, Аввакуме!
Скажет: — Крапивки бы, что ли, пожаловал,
Тело пожечь, постонать телесами…—
Выйдет из бани, большая, державная,
Бедра — жаровней, спина — полосами.
— Эй, Авакумушка, дай-ка холодненькой,
Пар одолел, мне бы охолонуться,
Да не гляди, не пугай меня, родненький,
Совесть берет, даже страх оглянуться!
А протопоп — ох, хитрюга и бестия!
В щелку заглянет очами сверкучими.
— Матушка! Полно стыдиться-то, вместе мы,
Мы для себя, как два солнца за тучами.
Ты уж дозволь мне холстину-простину
Тихо надеть на покатое плечико.
— Ладно уж, ладно, не видишь — я стыну,
Побереги-ка для ночи словечико!
Звезды в соломенной крыше как голуби,
Только что нет воркования нежного.
Жжет Аввакум свое сердце глаголами,
Веру отстаивает пуще прежнего.
— Матушка, где мы?
— В дороге, болезный мой,
В ссылке, в опале проклятого Никона.
— Тяжко мне!
— Милый, идем-то по лезвию,
Веру несем неподкупно великую!
* * *
Упаду в траву — глаза под небо!
Руки — в золотые клевера.
Это быль, скажи мне, или небыль,
Что меня ты в поле привела?!
Солнышко веселое смеется,
Прячется за облако: — Найди! —
Рядом что-то затаенно бьется —
Это сердце у тебя в груди!
Ровное глубокое дыханье,
Ровный пульс, уверенность в крови.