Она, шатаясь, пошла прочь, но, отойдя на несколько шагов, круто повернулась и растерянно посмотрела по сторонам.
«Одна? Одна? А я и не подумала о том, что останусь одна!»
И она бросилась к нему, схватила за плечи.
— Нелло, вставай! — Затаила дыханье. — Негодный мальчик, почему ты не встаешь? — И, поникнув, оглянулась на окружающую пустоту. — Неужели это я сделала?
Она припала лицом к его груди и зарыдала…
Там, позади, окно резко дрогнуло.
Альба осушила слезы его волосами, она целовала его губы, она легла рядом, прижалась к нему всем телом. Шаря рукой по земле, она говорила ему:
— Никогда уже солнце не будет согревать нас обоих. Как темно вокруг! Я больше не вижу себя в твоих глазах… — Она нашла нож, сказала: — Бедные мы, нам пришлось проститься с жизнью! — и всадила его себе в сердце.
Оконный ставень за башней захлопнулся. От тех двоих, что остались лежать на краю площади, шаг за шагом отступала тень. А потом загудел колокол, и гул его медленно и одиноко таял в тишине… Когда же он отзвонил двенадцать одинаковых ударов, на Корсо кто-то призрачным тоненьким голоском запел мелодию, которую уже не помнил никто из живых — и маленький древний старичок жеманно засеменил по направлению к площади. Выйдя на середину, он снял шляпу и начал раскланиваться с незримой публикой. Потом увидел тех, что, обнявшись, лежали на земле, отступил на почтительное расстояние, лукаво улыбнулся и приложил палец к губам.