— Ах, вот она, наконец, эта знаменитая ария, мне первому удалось ее услышать здесь. Все эти годы мы знали ее только по пластинке у Полли.
— Молчать! — заорал на него капельмейстер, побелев от ярости.
— Но она разбилась, — успел еще сказать адвокат и сам испугался своей смелости.
А Флора Гарлинда уже снова пела. Теперь она сложила руки у подбородка и запрокинула лицо.
— «Прости мне, о небо, что я так счастлива!»
— На колени! — громким шепотом приказал режиссер, но адвокат думал только о том, как бы не выпустить из-под пальцев плечо примадонны и не потерять из виду солнечный закат.
— Говорят вам, на колени! — Гадди толкнул его с такой силой, что затрещали половицы.
— Ай! — взвизгнул адвокат.
Примадонна как раз закончила свое объяснение с небом и, издав заключительный крик, припала лбом к его лбу.
— «И умереть за тебя готова…»
— Вы слишком добры, — пробормотал адвокат, теряя всякое соображение.
Гадди отвернулся и так и прыснул со смеху. Кавальере упал на стул. Из-за веера Италии послышалось подозрительное взвизгивание. Капельмейстер стоял с потерянным видом, уронив руки, из груди его вырвался только тихий стон. Наконец он пришел в себя и принялся им выговаривать:
— Ну, что вы, в самом деле? Разве мы клоуны в цирке? Я просто слов не нахожу. И в такую минуту, в такую минуту! — Он подошел к примадонне и низко склонился перед ней. — Синьорина Флора Гарлинда, я прошу у вас прощения от имени этих господ.
— За что, собственно? — холодно сказала она.
Он весь покраснел и схватился за лоб.
— О чем это я? Да, на сегодня хватит. После обеда у меня еще хор, а вечером оркестр. До завтра!
И он убежал. Остальные переглянулись.
— Пошли обедать, — сказал баритон. — Адвокат, вы что, так и не намерены встать?
Внизу, на площади, Гадди и кавальере Джордано стали прощаться с Флорой Гарлинда и только тут обнаружили, что Италия с адвокатом куда-то исчезли.
— Готово! — сказал баритон, а старый тенор добавил:
— Италия права. Таково наше призвание. Наше призвание требует молодости.
— А не говорит ли в вас, кавальере, пустой желудок? — спросила Флора Гарлинда.
Оба певца еще раз крикнули друг другу на прощание:
— В пять часов в кафе!
В пять часов они уже сидели вдвоем на пустынной площади. Красавец Альфо прислуживал им все с той же самовлюбленной улыбкой. В кафе, свесив руки со стойки, храпел кум Акилле. Проходили минуты, а они сидели все так же праздно, с надеждой взирая на удлиняющуюся тень навеса над их головой. Из переулка Лучии-Курятницы тянуло зловонной свежестью. Кавальере Джордано вытащил из рукава бумажный веер.
На улице Ратуши показался Нелло Дженнари; он плелся, понурив голову, и по привычке слегка сутулился, руки болтались как плети.
— Ты похож на грустного Пьеро, — крикнул Гадди ему навстречу.
Молодой человек медленно поднял на него беспомощный, жалобный взгляд. Баритон вскочил, схватил юношу за руку и потянул за угол дома.
— Скажи, Нелло, что это с тобой со вчерашнего дня?
Он прижал пальцы юноши к своей груди.
— Ничего, — произнес Нелло.
— Но у тебя такая физиономия, точно ты сейчас похоронил мать, и весь день ты рычишь на всех, как продувшийся игрок. Почему не был на репетиции?
У Нелло внезапно задергались плечи, взгляд потерял обычную твердость, дыхание стало прерывистым. Схватив приятеля за руку, он только и произнес:
— Вирджиньо, ты мне друг! Не спрашивай меня! — Он сжал эту руку с лихорадочной мольбой. — Я пропащий человек! Тебе не понять этого. Я сам себе гадок, когда чувствую в твоей ладони теплоту своей.
— Ты болен.
— Нет, я здоров: но это хуже болезни. Понимаешь, я убил свое счастье! И теперь приходится как-то жить.
Он потупился и, к своему удивлению, увидел, что плачет: слезы капали на землю. Старший актер ласково провел по его волосам.
Но вдруг они выпрямились и приняли невозмутимый вид: сзади приближались шаги. Коммерсант Манкафеде, проходя по площади, заметил их, и надо было набраться мужества, чтобы посмотреть в его ухмыляющуюся физиономию. Он, конечно, уже все знает! Его ужасная дочь уже все знает. И теперь эта весть пойдет гулять по городу, перекинется за городские ворота, долетит до Вилласкуры. Нелло протянул коммерсанту руку, слегка отвернувшись, словно давая ее на отсечение, и посмотрел на него все тем же пугливым взглядом исподлобья. Но тот лишь усердно расшаркивался, словно желая заверить их в полной своей безобидности. Сегодня он учитывал товар на складе, а дочь мариновала помидоры; они вне всяких событий. И Нелло опустил голову, покраснев и чувствуя, что ему объявлено помилование.
На пороге своей аптеки показался Аквистапаче и поднял вверх палец, в знак того, что ему что-то известно. Нелло опять испугался. Но как только старик заказал себе кофе с ромом, поудобней устроил под столом свою деревяшку и многозначительно похлопал каждого по коленке, он выкрикнул:
— А как вам нравится наш адвокат?
И так как все три певца лишь недоуменно пожали плечами, он восторженно потер руки.
— Вы просто ушам своим не поверите! Ну и адвокат! Но у меня вернейшее доказательство. Он прислал в аптеку за вишневой настойкой. Он устроил настоящую оргию, наш адвокат. Оргию с женщиной! И вы ее знаете, господа!
— Мы? — удивился Гадди.
— Я знаю, — заявил Манкафеде. — Мне дочка рассказала.
Нелло весь застыл.
— А вы расскажите нам!
Но коммерсант только хитро ухмылялся, и у Нелло упало сердце.
— Мы понятия ни о чем не имеем, — сказал кавальере Джордано.
— Ну, угадайте. — И аптекарь приставил палец к носу. — Ваша очаровательная приятельница: синьорина Италия.
— Быть того не может! — покачал головой баритон. — Это в высшей степени порядочная девушка.
— И все-таки, все-таки…
Собачьи глаза старого воина сияли. Он приставил палец к груди.
— У меня сведения из первоисточника.
Ибо сама синьора Артемизия, сестрица адвоката, забежала к нему за вишневой настойкой и все как есть выложила. В замочную скважину разглядела она в комнате брата дамскую шляпку; шляпка висела над софой, а на софе восседала обладательница шляпки.
— Ну, что вы скажете, господа, каков адвокат!
К столику подошли Полли и городской секретарь.
— Ни за что не поверю! — объявил Гадди и незаметно подмигнул кавальере Джордано. — Наша Италия в высшей степени благонравная молодая особа.
— Это ваша-то Италия! — воскликнул Полли и хлопнул себя по ляжкам. — Рассказывайте! Вы лучше мясника Чимабуэ спросите, он вам такое про нее распишет!
— А что он ее, потрошил, что ли?
— Он послал туда столько телячьих отбивных, что у нее на три дня обеспечено несварение желудка. А кто приходил к нему забирать товар, как не та же сестрица адвоката Белотти!
Секретарь в волнении развел руками.
— Я не верю ни единому слову. Адвокат хвастун, каких мало, форменный капитан Спавенто{31}. Он в жизни ни одной женщины не соблазнил. Это все его фантазии.
Полли и аптекарь протестующе подняли руки:
— А как же Андреина из Поццо, ведь у нее от него ребенок?
— Чтобы у адвоката был ребенок, это дело немыслимое. — Камуцци решительным движением пальца перечеркнул эту возможность. — Нет, вы только подумайте — у адвоката ребенок!
— Как, уже? — осведомился лейтенант Кантинелли, отвешивая общий поклон. — Пока установлено, что мальчишка из кондитерской Серафини носил им мороженое. Адвокат сам вышел к нему в халате, и мальчишка заметил, что под халатом он в чем мать родила. А потом прошмыгнула и сама актриса, и, представьте, на ней и того не было.
— А-а-а! Вот тебе и адвокат!
— Так я же говорю вам, — настоящая оргия! — И аптекарь ударил другой рукой по столу, на котором стояли чашки.
Коммерсант Манкафеде все нетерпеливее ерзал на своем стуле. Наконец и он подал голос:
— Мне известно то, чего никто из вас не знает. Моя дочь рассказала мне, сколько раз они… сколько раз адвокат ее… Ну, сами понимаете.
Секретарь движением руки отверг все эти домыслы, как нечто, недоступное его пониманию. А между тем Полли, лейтенант и аптекарь только переглядывались, все больше багровели и, наконец, не выдержав, прыснули, выпустив воздух из раздутых щек.
Полли вскочил с места и затопал ногами, то и дело поддавая себе кулаком по заду. Лейтенант стонал и пристукивал саблей о мостовую. Аптекарь подвывал не своим голосом, так что вокруг стал собираться народ< Но тут кто-то пронзительно крикнул:
— А вот и они!
И ватага мальчишек во главе с белоснежным кондитерским учеником ринулась в сторону ступенчатой улички. Люди, судачившие у фонтана, подошли поближе; парикмахер Ноноджи и кондитер Серафини выбежали на порог; любопытные двумя шпалерами протянулись через площадь, и тут взорам толпы предстал адвокат Белотти, который спускался по лестнице вместе с артисткой. Остановившись на последней ступеньке и выпятив грудь, адвокат торжествующей улыбкой приветствовал толпу, ответившую ему восторженными кликами, — а также столик перед кафе, где царило изумленное молчание. После чего, подставив руку калачиком, он повел свою даму сквозь строй зрителей. Здесь был и молодой Савеццо, он горячо аплодировал.
Завсегдатаи кафе, все, за исключением Камуцци, который с улыбкой покачивал головой, встретили достойную пару стоя, приветственно подняв руки. Италия, со следами свежей пудры на одной щеке, кокетливо поводя плечами, протягивала каждому пальчики. При этом она то и дело игриво оглядывалась на адвоката, который сиял и пожимал подряд все руки, даря каждого благожелательным словом.
— A-а, мой добрый Аквистапаче!.. Выше голову, Полли!
Он заказал для своей спутницы кофе покрепче, и она должна была признать, что изрядно утомлена.
— У адвоката столько всего интересного. А картинки… Вы просто не поверите…
— Тс-с… — остановил ее адвокат.
— А уж как там едят! Да, в доме адвоката знают в этом толк. У них берется мясо только первого сорта.