И сейчас же из всех проходных стали выходить люди, сперва с промежутками, а потом один за другим, один за другим, так часто, что сосчитать их было невозможно, только мелькали фигуры, отделяясь от ворот. Мгновенно площадь, только что пустынная, была запружена быстро движущейся, растекающейся толпой.
Кто спешил туда, где вереницей стояли длинные кремовые автобусы. Автобус в минуту наполнялся и уходил, громко сигналя, и другой становился на его место.
«Хорошо организовано», — подумала Юлька.
А кто устремлялся к трамвайной остановке, и так же проворно, с нежным звоном, уходили переполненные голубые вагоны.
Иные расходились пешком, много было пар и компаний, которые шли разговаривая, смеясь и споря.
Потоки людей вливались в магазины, расположенные вокруг площади.
«Сколько же продуктов должно быть в магазинах, — подумала Юлька, чтобы каждый купил, что ему требуется. Вот, например, этот — «Яйцо птица»: сколько яиц надо и сколько птиц?»
Больше всего было в толпе молодых парней. Можно сказать, это главная была фигура на площади.
Многие парни проходили мимо Юльки, и те, что шли в одиночку, бросали на нее замедленные взгляды, а шедшие группами взглядывали быстро и быстро проходили, нарочно громко разговаривая и толкая друг дружку.
Юлька сидела, облокотясь о спинку скамьи, поджав ноги в коричневых полуботинках, принимая все взгляды и не отвечая ни на один.
Но вот она улыбнулась, встала и пошла навстречу Андрею.
Он тоже был в берете и с велосипедом.
— Ну, как? — спросил он, подходя.
— Пять.
— Поздравляю.
Они поздоровались за руку.
— Подержи, — сказал он, отдавая ей велосипед.
Он достал из кармана зажимы и укрепил штаны у щиколоток.
— Влезай.
Она села боком на раму, он вскочил на седло позади нее, и поехали.
— Все-таки я куплю тебе велосипед, — сказал он.
— Ни за что! — сказала она.
— На день рождения.
— Андрюша, я категорически говорю — тогда всему конец.
— Ну почему?
— Конечно, если ты начнешь делать наперекор.
— Знаешь, сколько у меня на книжке?
— Ну и очень хорошо.
— Можно купить совсем недорого.
— Андрюша, я уже сказала.
Он замолчал.
Он ехал неторопливо, весь осторожность и внимание, и ей было приятно, что он так ее бережет.
Стоило немножко повернуть голову, и она близко видела его лицо и глаза, устремленные вперед на дорогу.
Его руки лежали на руле, Юлька была словно зажата между ними; и она чувствовала себя защищенной со всех сторон этими сильными молодыми руками, открытыми до локтя, в золотистых волосиках и желтых крапинках веснушек по розовой коже.
Плыли мимо дома, деревья вдоль тротуаров, прохожие, киоски, маленькая девочка в красном платьице, прыгающая через веревку («хорошо прыгает!»), милиционер, дирижирующий палочкой («жарко ему в перчатках!»). Шумно проехала, обгоняя велосипед, пятитонка, долго мелькал рядом ее длинный борт, нагретым железом и бензином дышало в лицо.
Это был новый район, со дня закладки первых домов не истекло и четверти века. Кончились дома — асфальтовая дорога протянулась в зеленый простор.
— Здесь будет наша улица, — сказал Андрей.
В отдалении вырисовывались на небе высокие краны. Юлька посмотрела на один кран — он повел рукой в лазури; посмотрела на другой — и тот торжественно отвел руку, будто приглашая приблизиться.
— Который отсюда наш кран? — спросила Юлька.
— У нас уже нет крана, — ответил Андрей с гордостью. — У нас уже идут внутренние работы.
Асфальтовая дорога скрестилась с грунтовой. Послышался гул. Резко закричал сигнальный рожок. Колонна машин двигалась наперерез. Андрей соскочил и остановил велосипед.
Пламенно запахло смолой. Машины прошли с рокотом и грохотом, и там, где они прошли, осталась блестящая черная гладь, пышущая жаром. Как будто конец черной ленты приложили к серой ленте, подумала Юлька. И такая же лента стала разворачиваться там, куда пошли машины. Две асфальтовые трассы скрестились среди трав.
— Силища! — сказал Андрей.
Поехали дальше. Чем ближе к стройке, тем больше разных вещей на дороге и по сторонам ее.
Чернел котлован, около него навалены металлические конструкции, доски, балки, серые плиты.
За котлованом сарайчик, у сарайчика машина с железным грузом.
Барак с вывеской: «Столовая».
Трансформаторная будка с черепом.
И еще штабеля серых плит разных форм и размеров; красной краской на плитах крупно написаны цифры.
Уже хорошо видно, что делают люди на доме, который строится подальше котлована, и что делает кран.
Кран низко опускал трос; человек, стоявший на земле, прикреплял к тросу плиту с красной цифрой; трос укорачивался, плита уходила вверх, висела, примеряясь, и осторожно опускалась на стену строящегося дома, а там люди руками помогали ей стать как нужно.
В плитах прорезаны окна, с рамами, только без стекол.
Было три этажа, три ряда окон, и уже — окно за окном — четвертый нарастает этаж. И высоко стоят строители.
— Как будто из кубиков складывают, — сказала Юлька.
Один из строителей в ожидании крана похаживал по стене и покуривал. Он был совсем молодой, моложе Андрея. И крановщица в будке молоденькая, и тот парень в майке, что прикреплял плиту к тросу. Сзади из выреза майки выползал синий краб.
Неподалеку прогуливалась, спотыкаясь о кочки, девушка под клетчатым зонтиком.
«Тоже пришла посмотреть, как мы», — подумала Юлька.
Прогуливаясь, девушка с зонтиком подошла к татуированному парню и что-то ему стала говорить. И крановщица что-то сказала, высунувшись из будки, и дала девушке с зонтиком бутерброд, с колбасой, кажется.
— Она тоже здешняя, — сказала Юлька, оглядываясь на них. — Как она называется? Прораб?
— Вряд ли, — сказал Андрей. — На прораба не похожа. Вот наш дом.
Они приехали.
Юлька сошла наземь и одернула юбочку.
Их дом был построен, восемь ярусов окон смотрели на них мутными, еще немытыми стеклами.
Где-то за домом, невидимая, ужасным голосом завизжала электрическая пила. А когда она замолчала, из дома стало слышно звонкое постукивание молотка по металлу.
— Я думаю, нам тут будет хорошо, — сказал Андрей.
— Конечно, хорошо. А ты уверен, что именно этот дом?
— Определенно. Специально молодежный дом.
— Интересно, которое наше будет окно.
— Интересно.
Их пальцы соединились на секунду и разжались снова.
— Я тебя люблю, — сказал он.
— Тшшш… — шепнула она. — Андрюша, а войти туда можно? Здесь нигде не написано, что вход воспрещается.
— Войдем, — сказал он, ставя велосипед к стене.
Они несмело вошли. Светлая лестница была густо заляпана сырым мелом. Наверху ударил по металлу молоток, звук сгустился, разросся и заполнил дом.
— Паровое отопление налаживают, — сказал Андрей.
Он не был в этом убежден, но как можно упустить такой случай показать свою мужскую осведомленность.
— Не поскользнись, — предупредил он, придерживая Юльку под руку.
Вверху ходили ноги и гулко раздавались голоса. Лестница усиливала звуки, как рупор. Львиный бас звал: «Фесенко! Фесенко!» И опять, после паузы: «Фесенко!» Звонкий тенор закричал изо всей силы: «Да где ж Фесенко?!» — словно у него наконец лопнуло терпение. По перилам сидя скатился подросток в кепке, надетой козырьком назад. Юлька подумала, что он и есть Фесенко. Но это оказалось не так, потому что подросток, выскочив на улицу, засвистал в два пальца и тоже стал кричать: «Фесенко! Фесенко!»
— Ось Фесенко! — радостно зарокотал бас наверху.
— Вот Фесенко! — отозвались другие голоса — будто эхо покатилось.
— А пошлите его ко мне, — раздельно и ядовито сказал звонкий тенор. Дайте-ка сюда Фесенко!
— Пошли назад! — быстро сказал Андрей.
— Почему? — удивилась Юлька.
— Сейчас они будут ругать Фесенко, — сказал он и, держа ее под руку, помчал вниз. Домчавшись, Юлька рассердилась:
— Что с тобой? Кого ты испугался?
— Видишь ли, — сказал он, — тебе совершенно ни к чему слушать то, что они приготовили для Фесенко. Он слишком долго не шел, и слишком тут мощная акустика.
Стоявший на улице подросток в кепке козырьком назад снова свистнул и заорал, призывая Фесенко.
— Фесенко нашелся, — сказала ему Юлька, верная своим тимуровским принципам. — Да, да. Он уже там.
— Ничего, — сказал Андрей. — Мы придем сюда, когда внутренние работы будут кончены. Юлька, ну скажи мне…
— Что?
— Ты знаешь.
— Андрюша, сколько можно?
— Ты давно не говорила.
И опять пальцы встретились и разлучились.
— Больше всех, — сказала Юлька, глядя узкими глазами вверх, на медленно поворачивающуюся в небесах руку крана. — Больше всех и на всю жизнь.
— Да, уж пожалуйста, на всю жизнь! — сказал Андрей. — Иначе это лишено всякого смысла.
Вернувшись в город, они заехали в общежитие, где жил Андрей; Юлька подождала в вестибюле, пока Андрей переодевался, а потом поехали на трамвае в парк культуры и отдыха.
— Прежде всего в ресторан, — сказал Андрей. — Ты, наверно, умираешь от голода, я тоже.
— Я бы поела, — сказала Юлька, — только, конечно, не в ресторане.
— А где?
— В обыкновенной столовой.
— Тут нет столовой.
— Ну, в буфете.
— Как в буфете?
Человек надел выходной костюм и новый галстук, гуляет с невестой, на сберкнижке у него тысячи, а ему предлагают идти в буфет!
— Там же только сосиски, — сказал он сдержанно, — а остальное все холодное. Я хочу поесть по-человечески.
Юлька ни разу не была в ресторане, она видела его только издали, когда бывала в Доме культуры.
— Но танцевать и пить вино ты не будешь! — сказала она. — Иначе я встану и уйду.
— Да сейчас и музыки нет, — сказал он, — что ж я, больной, что ли, танцевать без музыки… Там одни дети, вот смотри!
Действительно, на террасе ресторана сидели дети с матерями и пили кефир.
— Ну, хорошо, — сказала Юлька, всходя на террасу.