добровольцев. Аддингтон по мере сил проводил эти приготовления, а также по мере сил старался укреплять берега. Сам он, по примеру Питта и других лиц, облачился в мундир офицера милиции.
Оппозиция Фокса, утратившая надежду на сохранение мира, не имела больше никаких оснований поддерживать министерство, противившееся равноправию католиков с таким же упрямством, как и сам король. На этой последней почве и подготовлялась втихомолку коалиция обеих оппозиций, впрочем, уже объединенных общим презрением к кабинету. Каннинг, владевший пером лучше других ближайших сторонников Питта, в прозе и стихах изобличал посредственность правительства. Последнее чувствовало себя сильно задетым этими нападками и постаралось лишить партию вигов двух наиболее язвительных ее ораторов — Тирни, назначенного морским министром, и Шеридана. Несколько позднее (март 1805 г.) Шеридан разъяснил эту перемену фронта, обвиняя Питта в измене Аддингтону и говоря о последнем в таких выражениях: «Я поддерживал его (Аддингтона) потому, что считал его пребывание у власти гарантией против возвращения достопочтеннейшего джентльмена, сидящего предо мной (Питта), — возвращения, которое я всегда считал величайшим национальным бедствием».
В течение сессии 1804 года недоброжелательство Питта проявилось при целом ряде голосований, которые давали министерству Аддингтона постепенно уменьшавшееся большинство, готовое уже вскоре смениться меньшинством, и вынудили его подать в отставку.
Кто мог сменить его? Без всякого сомнения — Питт. Но путем какой комбинации? По мнению Гренвиля, влияние которого к этому времени значительно усилилось, следовало противопоставить внешней опасности правительство, не связанное никакими партийными обязательствами и объединяющее в себе всех способных людей. Идея эта несколько позднее была осуществлена в «министерстве всех талантов». Таково же было и мнение Питта, но он еще раз натолкнулся на упрямство и злопамятство короля. Георг III решительно воспротивился вступлению Фокса в министерство, а так как без последнего отказывался принять участие в кабинете и Гренвиль, Питту пришлось, вернувшись к власти, почти целиком сохранить министерство Аддингтона — только без Аддингтона. Мало того, несколько времени спустя Питт почувствовал себя настолько слабым перед сплотившейся против него оппозицией, что должен был для укрепления своего собственного положения унизиться до приглашения в состав кабинета своего предшественника Аддингтона, получившего за это время титул лорда Сидмута.
Управление и процесс лорда Мельвиля (1805). Между этими двумя государственными людьми вскоре вспыхнул конфликт по поводу одного из их товарищей по кабинету. Единственным выдающимся министром, которого Питт пригласил из прежнего своего кабинета, был Дёндас, ставший теперь лордом Мельвилем. За год управления морским министерством этот твердый и талантливый человек достиг удивительных результатов. Ему следует в значительной степени приписать успех последней кампании Нельсона. К несчастью, у него было множество врагов, которые ненавидели его не только за неразлучную дружбу с великим вождем, но и за его характер и за шотландское происхождение. Газеты стали обличать растраты в морском ведомстве. Комиссар, которому поручено было расследование, в своем докладе отверг преувеличенные заявления, сделанные в первый момент, но все-таки признал две крупных неправильности: противозаконное использование имевшихся в распоряжении министра денежных сумм чиновником, которого лорд Мельвиль недостаточна контролировал, и отсутствие оправдательных документов в израсходовании некоторой суммы самим министром.
В сущности, мало кто считал Дёндаса бесчестным; затеянный против него процесс носил скорее политический, чем юридический характер. Как многие даровитые и энергичные администраторы, Мельвиль не отличался особенно бережным отношением к финапсам. История может отнестись с доверием к его заявлению, что он не вправе открыть тайну необъясненного расхода; истории следует осудить Фокса за то ожесточение, которое он внес в это дело, но она может понять также и вотум порицания, предложенный Уайтбредом.
Прения по этому поводу отмечены тягостными инцидентами. Уильберфорс, избегая умоляющего взгляда своего друга Питта, высказался, во всеоружии своего огромного нравственного авторитета, за осуждение Мельвиля. Спикер очутился лицом к лицу с собранием, разделившимся ровно на две части, так что ему пришлось решить судьбу обвиняемого. Преемник Аддингтона по председательскому месту Аббот (впоследствии лорд Кольстер), занимавший этот пост с 1802 по 1817 год, сидел в раздумье, а потом, после паузы, одинаково тягостной и для него и для всех присутствующих, бледный, как полотно, выразил осуждение поведению морского министра. Это было только политическим порицанием, но порицанием серьезным, так как оно влекло за собой судебное разбирательство в палате лордов, причем обвинение должен был поддерживать Уайтбред. Процесс закончился в следующем году оправданием Мельвиля, но Питта ко времени этой частичной реабилитации уже не было в живых. Парламентского осуждения, однако, было достаточно для того, чтобы лорд Мельвиль перестал быть министром. Его враги потребовали также, чтобы он был вычеркнут из списка Тайного совета, и Мельвиль сам уговорил первого министра уступить этому требованию. Тогда-то под надвинутой на лоб шляпой и пролились слезы Вильяма Питта, о чем столько раз поминалось впоследствии.
Питт отомстил лорду Сидмуту за своего старого товарища. Бывший министр Аддингтон имел на Аббота большое влияние, и знаменитое решение по делу лорда Мельвиля приписывалось именно ему; сам Аддингтон проявил сильную вражду к лорду Мельвилю. Старый король, не одобряя на сей раз поступка своего личного друга, не стал его удерживать. Почти слепой, лишаясь временами рассудка, Георг III сохранил у власти своего больного, почти умирающего великого-министра.
Упадок духа и смерть Питта. Большинство известий, приходивших за последние месяцы 1805 года, мало способствовали выздоровлению Питта. Ульмская капитуляция нанесла ему удар, которого не могла смягчить даже победа при Трафальгаре, омраченная к тому же смертью Нельсона. Впрочем, еще один, последний, раз Питт почувствовал свою популярность, — это когда толпа впряглась в его экипаж и повезла на банкет в Сити. Когда пили за спасителя Англии и Европы, он находчиво и скромно ответил: «Англия спаслась своими собственными усилиями, а Европа спасется примером Англии».
Фраза эта осталась в памяти у молодого генерала, вернувшегося из Индии, Артура Уэльслея, будущего герцога Веллингтона. Сам он и старший его брат маркиз Уэльслей, который незадолго до этого столь умело управлял Британской Индией, скрашивали своими беседами последние дни Питта, который в своей прозорливой ненависти, возможно, угадывал в них будущих мстителей за него. Действительно, пришло известие об Аустерлице, показавшее ему, что если море оставалось неприступным, то континент Европы погиб. «Сверните-ка эту карту Европы, — говорил Питт, указывая на стену, — она не понадобится больше в течение десяти лет». До последнего своего часа Питт сохранял тот подавленный вид, который Уильберфорс называл «аустерлицким взглядом». Питт угас 23 января 1806 года, полный беспокойства за свою страну, каковы бы ни были его подлинные последние слова в бреду — предмет бесполезных споров. Вражда Фокса утихла. «Mentem mortalia tangunt» (ума коснулась мысль о смерти), — говорил он, любя, подобно своему сопернику, латинские цитаты. Государственный деятель, столь жестоко покинутый всеми со времени своего возвращения к делам, он после смерти приобрел признательность народа, которому он сделал столько добра и принес столько зла. Стоит сравнить две карикатуры, рисунки статуй: одна 1799, другая 1806 года. Пьедестал первой сделан из тесаных камней с надписью: «Всевозможные: налоги, займы, истребительная война». Пьедестал второй украшен надписью: «Безупречная честность. Он жил не для себя, а для своего отечества».
«Министерство всех талантов». Принять наследие Питта было нелегко: ни товарищ покойного лорд Гауксбери, ни лорд Сидмут не считали возможным решиться на это. Одно время думали о маркизе Уэльслее: за него говорили его выдающиеся способности, большие услуги, оказанные им во время управления Индией; но тяжкие обвинения, которые он навлек на себя, и необходимость оправдаться делали невозможным его назначение первым министром. Тот же Уэльслей следующими словами определил программу будущего кабинета: «Против угрожающих нам опасностей нужно объединение самых испытанных талантов».
Георг III понял необходимость побороть свои личные антипатии. Положение требовало блестящего имени; к кому же было обратиться, как не к Фоксу? Когда вызванный королем лорд Гренвиль предложил королю эту кандидатуру, до того времени всегда отклонявшуюся, он получил неожиданный ответ: «Я именно об этом и думал, даже хотел этого».
Итак, Фокс взял в свои руки трудное министерство иностранных дел вместе с лидерством в палате общин. Другой крупный вождь вигов, Грей (в то время лорд Гауик), стал во главе морского министерства; знаменитый адвокат Эрскин сделался лордом-канцлером, лорд Фитцвильям — председателем Тайного ссвета, Уиндгем — военным мипистром и министром колоний. Все это были виги — одни твердые, другие нерешительные. Так как они составляли большинство, это министерство получило в истории название «министерство вигов». Но они были вигами в очень различной степени, а кроме того, они не были одни. Первый лорд казначейства Гренвиль, подобно своему отцу, всегда был только гренвилистом; его невозможно было причислить к определенной партии. Представителями чистого торизма были лорд-канцлер Элленборо, попавший в министерство мало конституционным способом, и лорд Сидмут, которого и на этот раз нельзя было обойти, ввиду его дружбы с королем и тех пятидесяти голосов, которыми он располагал. Двух последних лиц сравнивали со старым управляющим и его псом, назначенными смотреть за новыми слугами.
Колебания и смерть Фокса (1806).