с понизил курс ассигнаций до одной пятой их номинальной стоимости (указ 20 февраля 1811 г.); эта мера повлекла за собой бесчисленные разорения, нисколько не упрочив в то же время государственного кредита. Министр утешал себя пустыми фразами, а друзья его говорили: «Те, которые пали в бою, — иначе говоря, доведены были до нищеты, — умерли славной смертью за родину». Дух предусмотрительности и бережливости исчез. Вена становится средоточием толпы финансовых дельцов, алчущих барыша и удовольствий, привыкших видеть в общественных бедствиях лишь предлог для спекуляций, развращавших толпу своими скандально приобретенными богатствами и подготовивших этим успех самых опасных утопий.
Умственное движение; музыка. Надолго ли могло хватить терпения у подданных? Большая часть их, зараженная инертностью двора, приспособлялась по мере сил к этому режиму, скрывавшему свою бездеятельность и суровость под маской добродушной патриархальности. Остальных держала в узде полиция: она сделалась в империи первой силой — придирчивой, подозрительной, страшной даже для министров и эрцгерцогов, обманывавшей мопарха, которого всецело подчинила себе. Самые безобидные сборища были запрещены; считалось преступлением носить вместо коротких панталон длинные, а для того чтобы попасть в якобинцы, достаточно было обмотать себе шею широким галстуком. Все иностранные книги были на подозрении; особая комиссия, которой поручено было пересмотреть все книги, изданные со времени вступления на престол Иосифа II, меньше чем в два года изъяла из обращения 2500 сочинений.
Немцы, призванные Стадионом или Кобенцлем, наталкивались на тайную и непримиримую враждебность, скрытую под притворными улыбками. Эту враждебность испытали на себе: Гентц, угадавший одним из первых планы Наполеона и отдавший на службу Австрии свой подлинный полемический талант; Август-Вильгельм Шлегель, выступивший в Вене со своими знаменитыми лекциями о драматической литературе; Фридрих Шлегель, организовавший там же Германский музей; Кернер, одно время бывший придворным драматургом. Вся их предупредительность по отношению к реакции не искупала их преступления, состоявшего в том, что они обладали умом и мыслили по-своему. В 1813 году, в разгар освободительной войны, был схвачен и сослан в глубь Венгрии один из вождей немецкой патриотической партии, Грюнер, обвиненный в организации народного восстания против Наполеона I.
В возмещение зависимости, в которой его держали, духовенство получило верховный надзор за школами. Законы о веротерпимости не были отменены, но протестантские пасторы подвергались всяческим притеснениям; такой благочестивый и скромный священник, как Больцано, был на подозрении, потому что пользовался слишком большой популярностью среди учащихся. Лучшие произведения германской литературы были запрещены; именам Гёте и Шиллера Австрия могла противопоставить лишь имена какого-нибудь Коллина, Генриха или Корнелия Айренгоффа, не ушедшего дальше Гот-шеда. Читающая публика питалась лишь глупыми рыцарскими романами, расхватывала плоские и непристойные письма Эйпельдауэра или толпилась на представлениях фарсов Кастелли и Бейерле.
Франц, обладавший изумительной памятью, всегда обнаруживал некоторую склонность к естественным наукам. Он дал баронский титул Жакену, известному своими исследованиями в западной Индии, поддерживал Мооса, творца научной кристаллографии; ученые эти прошли одиноко, не оставив учеников. Университеты прозябали: научные методы устарели, в профессорах проявлялся упадок научной мысли, студенты были равнодушны к науке.
Народ спал, убаюкиваемый разве только музыкой. Подобно большинству Габсбургов, Франц был весьма сведущ в музыке, и игра на скрипке являлась самым верным средством приобрести его расположение; его генерал-адъютант барон Кучера, нравственно погибший и возбуждавший насмешки человек, обязан был своему смычку оставлением в должности до самой своей смерти. В это время начинают распространяться произведения Моцарта, безвременно умершего в тридцать пять лет (1791); Гайдн сочиняет свои Сотворение мира и Времена года; Бетховен, родившийся в Бонне, но переехавший в Вену, пишет почти все свои симфонии, Эгмонта, Развалины Афин и свою оперу Фиделио. В Вене Бетховена устроили на жительство некоторые любители музыки, в своем увлечении искусством забывавшие о всех странностях гениального музыканта и о его республиканских тенденциях.
Иллирийские провинции. Нет такой глухой перегородки, сквозь которую не проникли бы идеи. Результаты австрийского деспотизма были довольно неожиданны: возводя китайскую стену вдоль немецких границ, он благоприятствовал освобождению других народностей, за которыми следил не так усердно, считая их менее опасными… Наряду с Венгрией, защищавшей свой государственный строй, начинают волноваться славяне Чехии и Иллирии.
Венским трактатом 1809 года у Австрии отняты были графство Гориц, область Триеста, Крайна, Виллахскин округ, большая часть Хорватии, Фиуме; Наполеон присоединил сюда венецианскую Истрию и Далмацию и, наконец, Рагузскую республику[40]. Из этих различных областей Наполеон создал «маркграфство» (пограничное владение), которому поставлена была задача прикрывать Италию и быть наблюдательным пунктом, откуда удобно было следить за Веной; оно получило название Иллирийских провинций, и управление им вверено было Мармону, с резиденцией в Лайбахе. Герцог Рагузский (Мармон), правивший с 1806 по 1809 год, без труда приобрел симпатии населения; человек открытого просвещенного ума, деятельный и благожелательный, он быстро восстановил порядок. В три года страна была преобразована: суд и администрация были устроены по французскому образцу; вотчинные суды, а также крепостное право и барщина были отменены; уничтожение цехов, установление очень умело задуманного таможенного тарифа, покровительство, оказанное иноземным промышленникам, селившимся в стране, увеличили ее благосостояние; построена была сеть превосходных дорог. Мармона сменил Бертран, продолжавший его работу. Преемниками Бертрана были Жюно и Фуше (май — сентябрь 1813 г.).
В конце 1813 года австрийское правительство снова овладело Иллирийскими провинциями. Оно отменило некоторые из реформ Мармона; но чего ему не удалось уничтожить — это новой национальности, которая, задыхаясь с XVII века под двойным гнетом иезуитов и немцев, вновь воспрянула под защитой французского знамени. Истинный обновитель словенской литературы, поэт Водник, в своей знаменитой оде Воскрешенная Иллирия предсказывал своему племени славное будущее. Его надежды не осуществились, и южные славяне до самого конца XIX века и позднее боролись за свое существование; но их противники с того времени никогда уже не были в состоянии заглушить их притязаний. В истории славянского возрождения словенцы сыграли видную роль; из их рядов вышли два самых знаменитых славянских филолога: Копитар и Миклошич, а самый ярый противник угнетавшей славян Венгрии, Людовик Гай, заимствовал существенные пункты своей программы у Водника.
Предтечи чешского возрождения. Как у хорватов, так и у чехов подавление реформации в XVII веке чуть было не повело за собой ослабления славянской народности: торжество католицизма было вместе с тем и торжеством германского начала. Знать, в большей своей части иностранного происхождения, жила при дворе; буржуазия была разорена; один только простой народ оставался верен прежнему языку, который мало-помалу изменялся, перемешивался с чуждыми элементами, превращался в какое-то наречие. Литература представлена была лишь немногочисленными назидательными произведениями, жалкими по своей посредственности, и немногие патриоты, скорбевшие об этом упадке, казалось, защищали безнадежное дело. Царствование Иосифа II вызвало неожиданную перемену; из протеста против действий императора магнаты вернулись к славянскому языку, гонимому Иосифом, и на сейме 1791 года они уже с грехом пополам коверкали чешский язык. Впрочем, их увлечение было поверхностным. Когда настоящие чехи потребовали от сейма установления главенства родного языка, сейм перешел к порядку дня и сохранил за немецким языком его официальное значение. Однако патриоты добились учреждения кафедры чешского языка при Пражском университете (1792), и Франц короновался королем Чехии.
С этих пор начинается движение, имеющее плодотворные результаты; толчок, данный умам Иосифом II, и пример французской революции пробуждают вместе со стремлением к независимости также интерес к местным традициям. Поход русских войск, которые побывали в стране в 1800, 1805, 1813 годах, заставил обратить внимание на сходство чешского и русского языков и впервые вызвал к жизни чувство славянской солидарности. Это движение находит ценную поддержку в настроениях духовенства, оставшегося в тесном соприкосновении с народом и враждебного Германии, тогда как правительство мало обращает на него внимания, не предчувствуя важного его значения. Число чешских книг растет. Ценных сочинений пока еще немного, однако уже появляются имена будущих вождей национального движения в Чехии — имена Юпгмана, Шафарика и Палацкого. Грамматику языка прочно устанавливает первоклассный ученый Добровский, который по своей изумительной эрудиции и по способности к проницательной критике занимает одно из первых мест в ряду основателей современных филологических и исторических наук.
Так, несмотря на подозрительность центральной власти, всюду народы просыпаются от своего векового сна; под слоем раб^лепствующ°й олигархии и придирчивой администрации пробуждаются новые силы. Все эти народы требуют уважения к своей исторической индивидуальности; их угнетателем является немец, его иго теперь хотят свергнуть. Сколько бы ни старался Меттерних обеспечить Габсбургам преобладающее влияние в Германском союзе, все его ухищрения окажутся бессильными перед фактами. Австрия не может сохранить господствующего положения в Германии в силу венгерского и славянского состава своего населения[41]