становить свое дыхание. Осторожно ступая и шатаясь на ходу, я продолжал свой путь. Нет, я не вернусь туда.
Услышав перезвон колоколов, я подумал, что ни одна из моих прогулок не сопровождалась колокольным звоном, но сегодня он, возможно, торжественно возвещает мне о похоронах Жулии! Что за чушь! Какие там похороны? В лучшем случае ее закопают где-нибудь втайне, разумеется, без погребальной церемонии, и за ее гробом не будет следовать кортеж безутешных друзей и родственников. Без сомнения, я — единственный, кто думает о ней в этот час. Впрочем, это вполне естественно — ведь это я убил ее.
Внезапно я повернул назад. Никто не станет интересоваться мною! «Я нужен только себе самому», — думал я, прислушиваясь к звону колоколов, стуку своего сердца и всплескам играющей с камнями воды. Мне пора было возвращаться, и это было совершенно необходимо. Ведь если я вернусь сейчас, не медля ни минуты, то, возможно, еще успею как раз вовремя… Да нет, я просто зря накручиваю себя! И потом, даже если… она и захотела покончить с собой, то… разве это меня касается? Остановившись у моста, я попытался припомнить моменты нашей любви, но они уже не вызывали у меня никаких эмоций, Аньес окончательно и бесповоротно ушла из моей жизни и больше меня не интересовала. В этот момент я даже пожалел о том, что бежал из лагеря, пожалел об ограждениях из колючей проволоки и о барачной дисциплине. Устав того монастыря был как раз по мне.
И я поплелся дальше, сам не замечая, что, обманывая самого себя, приближаюсь к дому, но я слишком устал для того, чтобы поступить иначе. Неподалеку от двери подъезда стояла собака и тщательно обнюхивала тротуар. Достав из кармана свой ключ, я открыл дверь парадного и вошел. Мне необходимо было еще раз поменять кожу, чтобы отделаться от всех этих угнетающих меня знаков и примет. Поднимаясь по лестнице, я тяжело дышал. Войдя в квартиру, остановился и прислушался.
— Аньес! — позвал я.
Неужели я действительно настолько глуп? Неужели я действительно ожидал, что она бросится мне навстречу с распростертыми объятиями? Мое натренированное ухо улавливало малейшие движения в тишине пустующих комнат.
— Аньес! — крикнул я, бросившись вперед.
Дверь ее комнаты была даже не прикрыта… А возле двери, ведущей в ванную, лежала Аньес. Тело ее застыло, сведенное конвульсией, а черты лица были искажены ужасной гримасой. Прикоснувшись к ее руке, я ощутил металлический холод…
На полу валялись осколки разбитой чашки.
Шум моего дыхания звучал как бы оскорблением в этой гробовой тишине. Вытерев лоб рукавом пальто, я отошел от тела, беспрестанно бормоча: «Это яд, это яд», как будто бы желая убедить себя в том, что сделать уже ничего нельзя. Остается только ждать возвращения Элен — уж она-то точно знает, что необходимо делать в таких случаях. Я же мог лишь неподвижно стоять, сложив руки, и не отрываясь смотреть на бездыханное тело. Боже, какая она мужественная, Аньес! Она безо всяких колебаний приняла нужное решение, а я мысленно поздравлял себя с такой удачной развязкой. Чувствуя, что начинаю заболевать от горя, я в то же время думал, что нахожусь на пути к выздоровлению. Ну а с Элен я всегда смогу найти общий язык. Но прежде всего Элен должна сделать все необходимое, чтобы освободить меня от присутствия этого тела, она спасет меня. Скорее бы уж она возвращалась!
Осмотрев комнату, я убедился, что фотографии на столе нет, в камине же валялись обгорелые клочки бумаги, писем, тетрадных листков. Аньес, по-видимому, не пожелала оставить на этом свете ничего из своего прошлого. Обуянный ужасом, я побежал в спальню Элен, а затем обежал и все остальные комнаты, гостиную, столовую, кухню. Нет, Аньес нигде не оставила никакой компрометирующей меня записки.
Вернувшись к ее телу, я услышал, как поворачивается ключ в замке. Хлопнула дверь, и я крикнул, сдерживая голос:
— Элен!.. Идите сюда!..
И, отступив в сторону, я дал ей возможность увидеть Аньес, не переступая порога комнаты. Ее взгляд начал искать мой, естественно желая найти объяснение происшедшему.
— Она мертва, — прошептал я. — Я только что обнаружил ее.
Элен начала делать именно то, что я от нее ожидал: подобрала осколки чашки, понюхала и положила обратно на пол, а затем приподняла голову сестры.
— Этого и следовало ожидать. Иначе это кончиться не могло, — сказала она.
— Вскоре после вашего ухода я вышел прогуляться и абсолютно ничего не знаю, — объяснял я. — Это ужасно!
Нахмурив брови, Элен встала и сняла перчатки.
— Вам необходимо уехать, — сказала она, — причем не медля ни минуты. Не нужно, чтобы вас здесь видели… Так, дайте-ка мне подумать… Во Франшвиль. Нет, это слишком близко, а вот Сен-Дидье… Это место вполне подходящее… Значит, так там есть небольшая гостиница, даже не гостиница, а скорее что-то наподобие пансионата. Он называется «Два торговца». Скажите хозяину, что вы от меня, и он вас устроит.
— Но я плохо ориентируюсь в самом Лионе, а уж окрестностей и вовсе не знаю.
Порывшись в сумочке, она извлекла из нее блокнот, в котором, видимо, записывала уроки, и, вырвав из него листок, спросила:
— Надеюсь, вы в состоянии отыскать площадь Белекур?
Она начертила план крохотным серебряным карандашиком и отметила крестиками мой маршрут.
— На мосту Мутон пересядете на трамвай… — пояснила она.
Я спасен! Как я любил ее в эту минуту!
— Вы все поняли?
— Да, все, но мне очень жаль расставаться с вами, Элен…
— Сейчас мы должны расстаться. Ваше присутствие может мне только помешать.
И, повернувшись к телу, она сказала со вздохом:
— Бедняжка! Она никогда не думала об окружающих. Что ей такое взбрело в голову?
— Наверное, нужно вызвать врача? — спросил я.
— Да, конечно. Доктору Ландэ уже приходилось приводить ее в чувство семь лет назад, после первой попытки. Он еще тогда предупредил, что на этом она не остановится… Поэтому происшедшее его нисколько не удивит. На этот счет я совершенно спокойна, но вот что касается кюре, то…
— А при чем здесь кюре?
— Да при том, что он может отказать в отпевании! А если Аньес будет похоронена без церковного обряда…
И мне показалось, что только сейчас происшедшее потрясло ее до глубины души.
— От нас и так уже все начали отворачиваться… — закончила она.
Схватив руку Элен, я с жаром сжал ее пальцы.
— Но ведь я с вами!
— А вы еще не передумали жениться на мне? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Что за вопрос? — возмутился я, силясь изобразить обиженный вид. И тут же добавил, чтобы сменить тему разговора: — А разве в случаях самоубийства нужно обращаться не в комиссариат полиции?
— Разумеется, туда, но дело в том, что комиссар был другом моего отца и в былые времена часто приходил к нам обедать. Это человек скромный и понимающий. Поторопитесь, Бернар.
— Остается еще один вопрос: комиссар непременно поинтересуется, где Аньес раздобыла яд.
Элен посмотрела на меня с удивлением.
— Где она раздобыла яд? Да принес кто-то из ее чокнутых клиентов! Ведь все они полусумасшедшие, так что это вполне объяснимо.
И, взяв за плечи, она легонько подтолкнула меня к двери.
— Ступайте, Бернар, ведь, если я вас не выпровожу, вы будете до вечера собираться.
Войдя в мою комнату, Элен начала укладывать в чемодан белье и вещи, которые я вынимал из шкафа. Ее ловкость и предусмотрительность поражали. Она дала мне продуктовые карточки, объяснила, сколько заплатить за гостиницу, а затем, выждав, пока я обмотаю кашне вокруг шеи, добавила:
— Не заблудитесь, Бернар!
— Не беспокойтесь, ваш план у меня в кармане. Я хорошо помню: нужно сделать две трамвайные пересадки.
Мы походили на старую супружескую пару. Последнее препятствие между нами исчезло. Прежде чем открыть дверь, Элен подставила мне губы, и я поцеловал ее.
— Удачи вам, Бернар.
— Не падайте духом, Элен, держитесь.
— Не забудьте… «Два торговца»… Хозяина зовут Дезире… Дезире Ландро.
Я начал спускаться, а Элен, перегнувшись через перила, провожала меня взглядом.
— Я приеду к вам… когда все закончится…
И она вернулась в квартиру, чтобы позвонить.
С тяжелым чемоданом в руке я вышел на улицу, ощущая себя одиноким как перст. Для уверенности я нащупал в кармане план и потрогал хрустящий бумажник. Теперь у меня были убежище и деньги, но вместе с тем я чувствовал себя как потерявшийся ребенок, ибо уже заранее знал, что буду считать дни и выглядывать на дорогу, пока Элен не окажется рядом со мной, подле меня, между мной и всем остальным миром. Я не любил ее. Даже опасался немного. Но уже ждал ее. Боялся пропустить трамвай на Пон-Мутон, не найти Дезире Ландро. Боялся ночи, в которую шел как изгнанник. Как мне была сейчас необходима рука, которая сжимала бы мою!
Глава 11
Мы с Элен поженились, и я был далек от того, чтобы называть себя несчастным. Я, вероятно, был бы даже счастлив, если бы не резко ухудшившееся здоровье. Жили мы теперь в небольшом меблированном домике, окруженном каштанами, на берегу Соны. Вокруг на земле сверкали только что вылупившиеся из скорлупы молоденькие каштанчики. Красные и желтые листья медленно опадали, и сквозь оголяющиеся ветви деревьев просматривалась река, и были видны плывущие дымы города. А окна домов на соседних холмах удерживали лучи заходящего солнца. После обеда, в хорошую погоду, Элен обычно усаживала меня на террасе. В общем-то, больным меня назвать было нельзя, просто я слишком устал, наверное. Приходивший ко мне старый сельский врач, немного глуховатый и давно лишившийся всяких иллюзий, только пожимал плечами, когда я спрашивал его о моем состоянии. «Это усталость, — говорил он, — плен вас состарил… Да к тому же у вас еще и с желудком не все в порядке. Другие страдают сердцем или печенью, но, в сущности, причина заболеваний у всех одна… Что я вам могу сказать? Вам необходим отдых!» Элен провожала его и о чем-то с ним шепталась. Возвращаясь, она всегда улыбалась мне и гладила по волосам.