Марабу — близкая родня нашим аистам.
В Африке во время полетов они иногда перемешиваются. Но марабу всегда отличишь от более мелких его собратьев: рост — полтора метра, размах крыльев иногда превышает три метра. Парит он над степью не только ради удовольствия полетать, но и увидеть сверху: нечем ли где поживиться? Этот аист перенял у птиц-стервятников способность есть падаль, а ее там, где пасется множество антилоп и охотятся хищники, всегда есть шанс сверху увидеть, надо только вовремя к пиру поспеть. По этой причине в дикой природе африканского марабу часто видишь в обществе падальщиков: птиц-стервятников, гиен и шакалов. В этой компании марабу не на первых ролях — клюв его к разрыванию мяса не приспособлен. Но зато он внимателен и проворен — всюду, где есть возможность схватить готовый кусок у кого-нибудь из-под носа, он его схватит. Компаньоны, понятное дело, протестуют, но все побаиваются огромного мощного клюва, и даже хозяин положения лев знает, что марабу умеет за себя постоять.
В дикой природе добыча этого аиста не только падаль. Он хороший рыбак, а собираясь в стаи, эти птицы образуют круг, гонят рыбу друг к другу и быстро набивают ею шейные емкости, похожие на морщинистые мешки.
Ловят марабу лягушек и саранчу, «склюют» крысу, мышь, ящерицу и все живое, что одолеть могут, в том числе молодых крокодильчиков.
Но ищут еду марабу очень часто и возле людей. Около бойни они постоянно дежурят и знают: что-нибудь им достанется. Мгновенно, опережая друг друга, глотают они отбросы. В горловых мешках находили бычьи уши, бараньи ноги с копытами, окровавленные тряпки, глотают они даже землю, пропитанную кровью.
Терпеливо часами стоят марабу всюду, где можно хоть чем-нибудь поживиться. Их видишь у кучи мусора на деревенской улице, у входа в хижину, у изгороди поселений масаев, около кухни, где готовят еду для туристов, на привалах, где туристы едят. На мгновение отвернулся — и марабу хватает у тебя почти что из рук бутерброд.
В туристском приюте «Гора Кения» один марабу патрулировал возле сплошь застекленной стены ресторана и с вожделением наблюдал, водя головой, как с тарелок все исчезает во рту едоков. Животных в заповедниках кормить запрещают. Но мне стало жалко отделенного от столов только стеклом марабу.
Выйдя, я украдкой бросил в траву кусок рыбы, но попрошайка схватить его не успел — другой марабу, сидевший на заборе незаметно и неподвижно, оказался проворнее, и пришлось в утешение первому принести кусок булки.
Марабу. Походка важная, неторопливая.
Кажется, нет существа более прожорливого, чем марабу. Лишь однажды наблюдали мы птиц не за поиском корма, а за приведением в порядок перьев — стая марабу, распустив крылья, сушила их после дождя.
К числу красавцев в животном мире марабу не относится (один уродливый подклювный мешок чего стоит!). Но это тот случай, когда «некрасив, да удачлив». Спокойный нрав, терпенье и сознание своей силы заставляют марабу уважать. Он ладит со всеми, исключая собак и грифов, которые тоже знают силу мощного клюва и предпочитают не столько нападать, сколько обороняться. Если надо отступить перед силой, марабу отступает неторопливым шагом, исполненный достоинства и величия.
Противник ускорил бег, и марабу тоже быстрее пошел. Взлетает лишь в крайнем случае.
К человеку в диких местах эти птицы относятся осторожно, но в деревнях они часами дежурят возле дверей, из которых могут что-нибудь кинуть, и хватают еду прямо из рук.
В масайской деревушке мы наблюдали девочку лет четырех, вздумавшую преследовать марабу. Птица, оглядываясь, с достоинством от нее удалялась и не взлетела, а лишь ускорила шаг, птенец, размахивая хвостом, бежал ей вслед.
Африканцы санитаров марабу любят и относятся к этим птицам примерно так же, как мы относимся к аистам. Марабу это хорошо понимают и, бывает, в панибратстве заходят так далеко, что заглядывают в открытую дверь хижины — схватить, что плохо лежит.
Прирученные с птенцового возраста, марабу становятся почти домашними птицами — исключительно спокойными и доверчивыми.
На птичьих дворах в присутствии марабу никто не затеет драку, а куры с почтением и опаской обходят марабу стороной. Рядом с курами «отставной чиновник», неподвижно «размышляющий о жизни», кажется великаном. Никто не посмеет его задирать, и он никого не обидит, но что касается пищи, свой кусок великан-аист никогда не упустит.
Марабу столь же приметный в Африке, как и жирафы. Разбирая свой «улов» в путешествии, я обнаружил: больше всего пленки потрачено на марабу.
Африканская курица
Однажды на сон грядущий почему-то стали в голову приходить случаи, когда я был в каком-нибудь шаге от гибели. И все происшествия были глупыми, несуразными. Вспомнил я и птицу с названьем цесарка, то есть царственная птица.
Ничего царственного в цесарке нет. Кое-где на птичьих дворах ее можно увидеть. Величиной с курицу, пухлоперая («мяса в ней меньше, чем перьев», говорит мой сельский приятель, во дворе у которого «каждой твари по паре»).
Миловидная птица — так бы можно сказать. Перья лежат аккуратно. Окраска серовато-сизая, и по ней мелкие, на бисер похожие, жемчужного цвета пятнышки. Хвост вислый, тело округло-вытянутое, шея тонкая, на голове вырост, похожий на маленький рог.
На птичьих дворах встречаешь цесарок нечасто, но любителям-птицеводам они нравятся.
Разводят ради вкусного мяса, подкладывая их яйца под кур, а чаще под самых настоящих наседок — индюшек. Цесарки на птичьем дворе дружбу ни с кем не водят, держатся своей осторожной компанией, что заставляло думать: в природе их дикие предки — стайные птицы…
И вот едем в Кении по дороге, в густом кустарнике то и дело видим стайки цесарок голов по пятнадцать — двадцать — купаются, распушив крылья, в горячей пыли. Цесарки! Перед машиной птицы не сразу взлетают, а долго бегут и уж потом нехотя встают на крыло и, планируя, удаляются.
Я, высунувшись из люка в крыше машины, снимаю эту дикую родню домашних цесарок. Хочется снять поближе, и я прошу друга, сидящего за рулем, прибавить скорость, когда увидит цесарок. Прием удается — птицы взлетают поближе, но мне хочется, чтобы взлетали из-под самых колес. И вот скорость такая, что птицы, поднявшись, не улетают вперед — мы проносимся, их обгоняя. Одна ударяется о машину, и падает замертво. Останавливаемся, разглядываем погибшую. И вдруг я вздрагиваю от мысли: а если б какая-нибудь просвистевшая мимо птица ударилась о голову? Это ведь все равно, что с летящим кирпичом встретится.
Минут пять стояли мы молча, разглядывая «добычу», хорошо понимая, что вполне могла бы быть и более крупная жертва.
Эта дикарка — родоначальница всех домашних цесарок.
К вечеру добрались мы в Найроби. Ощипали цесарку и зажарили ее в фольге. Вкусная дичь. Но вспомнишь, как она нам досталась, и всегда становится не по себе.
На этот раз, отправляясь в те же места, где путешествовал тридцать два года назад, я надеялся снова встретить цесарок и все что можно о них выведал. Обычная для Африки птица. Действительно стайная. Иногда небольшие стаи объединяются в крупные, голов до ста. Водит такой «караван» опытный старый петух. Следуя за ним цепочкой в травах («как индейцы по тропе войны») или взлетая, птицы во всем подражают тем, кто следует впереди.
Обычно цесарки держатся в частом низкорослом кустарнике (буше), где врагам поймать их непросто, но пасутся на открытых местах, при опасности убегая в кусты. Летуны они неважнецкие, зато ноги у цесарок столь крепкие, что, пишут, за день могут осилить до тридцати километров.
Кормятся эти птицы всем, что найдут на земле: насекомыми, ягодами свежими почками и всякими семенами. Осторожны.
Ночевать улетают на высокие дерева, где чувствуют себя в относительной безопасности. Друг с другом у них постоянная связь, но не квохтанье, как у наших домашних кур, а «горловые трубные звуки», и бывает шипение, «как у точильного камня».
Врагов у цесарок пропасть — леопарды, шакалы, гиены, сервалы, крупные змеи, хищные птицы (ночью с деревьев легко снимает их филин), ну и, конечно, люди. На цесарок всегда охотились — ловили силками, сетями, а когда появились ружья, дробь охоту сделала очень добычливой.
Любопытна реакция этих птиц на опасность. Они всегда видят опасность главную, забывая о всякой другой. Очень боятся цесарки собак.
Лающая собака держит их на дереве неподвижными. С ружьем, особенно не таясь, подходят на верный выстрел и, случалось, даже хватали птицу руками. Гончая собака догоняет не успевших взлететь цесарок или, подпрыгнув, ловит птицу уже взлетевшую.
Цесарки оседлы, больших перелетов не делают, и некогда жили исключительно только в Африке. Пойманные птенцами, они хорошо переносили неволю и приживались.
Они взлетают перед машиной.
Уже в начале тысячелетий нынешней эры считались домашними птицами в странах Северной Африки. С развитием мореплаванья домашних цесарок увозили в разные страны. Но легко одомашниваясь, столь же легко они и дичали.
И сегодня стаи диких цесарок живут не только в разных местах Африканского континента, но и в Западной Индии, на Ямайке, на Кубе, даже в Южной Европе — всюду, где много тепла, есть корм и похожие на африканские растительные убежища.
В Африке обитают три вида цесарок. Внешне они несколько различаются. У грифовых цесарок удлиненная шея и облик поджарой птицы.
Обыкновенная цесарка (все домашние от нее происходят) имеет шею голую и короткую, головку маленькую. Но образ жизни и поведенье всех цесарок почти одинаковые.
К сезону дождей стаи цесарок распадаются на пары. Гнезда их — небольшие углубленья в земле, прикрытые сухими травинками. Цесарки насиживают пять — восемь яиц. Как и тетерки в наших лесах, они немедленно уводят дружно вылупляющихся птенцов от гнезда.
Последние дни нашего путешествия в Кении и Танзании пришлось на начало сезона дождей.
В саваннах эта пора — долгожданная. Все чаще в гору Килиманджаро упираются сизые тучи. Грохочет гром. И тропический ливень извергается вниз сплошным потоком воды. И все оживает в саванне. Энергичными стали обычно сонные львы. Грифы и аисты марабу, «искупавшись», сушили на солнце крылья. А цесарки парочками путешествовали по дорогам (главным образом согревались) уже с птенцами. Видя машину, цесарки торопили выводок на обочину, и птенцы один за другим ныряли в густую траву, тут же в ней растворяясь. Я пробовал их отыскать — никакого успеха!