У нас в деревне порешили волки тройку телят на привязи, потом собак одну за другой стали из дворов уносить. До смешного дошло — прихватил белым днем волчище свинью. Не зарезал. Понимает: не унести. Подивитесь уму зверюги: зубами схватил свинью за ухо, а хвостом подгоняет к лесу. Шумом-гамом отбили… Почему-то в последнюю очередь заинтересовались волки овчарней. В первый набег положили тридцать четыре овцы. И ни одной не успели сожрать — алчность сгубила. Но тут все ко мне: «Андрей Иваныч, спасай!» А как? Построили у овчарни вышку. На столбы сильные лампы повесили и стали по очереди с ружьем дежурить на вышке.
Не знаю уж почему, но именно в мое дежурство решились волки нагрянуть. Опыт стрельбы на охоте имею я неплохой. Шарахнул матерого так, что у него дым из ж… пошел. Поразительно, но остальные, разбежавшись, снова к овцам вернулись. Трех положил я за ночь. А за жизнь на охотах с флажками, на привалах и ловлей капканами десятка четыре взял».
Утром мы снова на пасеку выбрались. Показав, как поживают пчелы в улье, и вынув из плеча у меня пчелиное жало, Андрей Иванович сказал: «Ну а теперь пойдемте — покажу вам самого главного зверя в этом лесу».
Шли мы недолго. То, что увидели, заставило ахнуть, расхохотаться. В ельнике пряталось сооруженье, которое, доставь сюда человека с завязанными глазами, принял бы он за кустарный заводик, на котором чеченец гонит из краденой нефти бензин. Но было это нечто уже знакомое мне с войны, но в современном обличье, оснащении. И размеры! Это был искусно сработанный самогонный аппарат. Все в нем — чин чином. Печь в бочке, над нею — бак, куда заливается сусло — перебродившие сливы, яблоки, груши, бульба, жито, сахар (у нас в воронежских землях — стружка сахарной свеклы). Во время войны мальчишкой я был приспособлен к извлеченью из сусла напитка под названьем самогон.
Тайное производство его простительно было для тех тяжелых военных лет — на самогон выменивали у солдат бязевые рубашки. Окрасив материю ольховой корой в коричневый цвет, шили из нее одежонку: мне — штаны и рубахи, сестрам — платьица.
Принцип действия сооруженья Андрея Ивановича тот же самый, что постигнул я мальчиком. Но были тут баки из нержавеющей стали, предохранительный клапан («убавляет давленье — иначе рванет»). Конечно, есть в сооружении змеевик (у нас его заменяла прямая трубка велосипедной рамы), бочка с холодной водой наготове. Андрей Иванович — человек почти что непьющий. Бутылки «напитка бедных» ему хватает на месяц. Но потребность в глухом этом месте в его агрегате большая.
Привозят сюда на подводе полдюжины молочных фляг с суслом и берут лесной агрегат на сутки в аренду. Андрей Иванович в рабочем процессе сам не участвует — «Люди у нас грамотные, знают, что делать». «Профит», сказать по-английски, для Андрея Ивановича весьма невелик. Как мельник берет гарнцевый сбор зерном, так владелец этой «железной коровы» берет с пользователей бутылку-другую горящего первача. А это в деревне нынче — валюта.
«Звери и птицы интересуются пасекой. А сюда кого-нибудь тянет?» — «Запахи привлекают. Видел однажды около баков лося. Енот иногда появляется. Но больше всего хмельные запахи интересуют почему-то кабанчиков — по следам видел, большой компанией ходят. Думаю, если оставить в корыте питье, звери махом к нему пристрастятся. Да вы же сами писали…»
Все, что связано с самогоном, окрашено юмором — анекдоты, байки, веселые фильмы (помните незабвенную троицу самогонщиков?).
Сама жизнь подбрасывает веселые эти сюжеты.
В Хоперском заповеднике живет мой друг Егор Иванович Кириченко. Служил Егор Иванович лесником-наблюдателем на кордоне с названием Бережина. Тоже по заповедным масштабам место глухое. В очередную встречу сидим под грушей, едим арбуз и говорим о соседях лесника-наблюдателя — о бобрах, зайцах, ужаках, лисах. Выпив чарку гостинца, привезенного из Москвы, Егор Иванович, помолчав, вдруг сказал: «Це дело секретное. Но тебе, Михалыч, откроюсь. Зарплата у нас, сам знаешь, какая. А выпить надо. Ну и стал я баловаться запретным делом. В этой вот хате…»
Опустим повествование друга моего о технологии самогоноварения. Но заключительная часть рассказа внимания стоит. Когда производство превысило потребленье, Егор Иваныч соблазнился кому-то и раз, и два продукцию предложить. «А туточки, понимаешь, шла как раз боротьба с этой самой алкоголизмой. И, видно, кто-то кому-то шепнул про мое производство. Сижу под вечер вот тут, у окошка, размышляю, что ночью надо б за дело взяться.
Дивлюсь: идуть! Районный милиционер и два понятых — дивчина и старушка с соседнего хутора. А у меня, понимаешь, целая бочка сусла пыхтит за печью. Ну шор обить? Кутузка либо с работы попруть…»
Визитерам в лесную сторожку надо было открыть калитку, пройти до двери и тут со двора войти в сени. За это время (минута, не больше!)
Егор Иваныч принял решенье, в результате которого визитеры ушли ни с чем. Что сделал?
Вылил сусло… укрыл тряпьем… либо еще что-нибудь… Нет! Решенье Егор Иванович принял, как говорят теперь, нестандартное. За минуту скинул с себя рубаху, штаны, бельишко и залез в бочку.
«Ну, заходят они и видят мою голову, торчащую из сильно пахнущей бражки». «Егор Иваныч, шо це таке?..» — «Да вот, — говорю, — лечусь, радикулит проклятый замучил…» Они все трое, конечное дело, усе разумеют, но прихлопнуть меня не можут, юриспруденция не позволит-лечусь! Посмеялись, пошутковали, милиционеру я даже стаканчик поставил. И разошлись… Опасное дело — горилку производить!»
Интересны глухие места. Важно проведать натуралисту, как поживают дикие птицы и звери, но и люди встречаются колоритные. Познакомишься — долго не позабудешь.
Фото автора. 28 сентября 2001 г.
Донской сомолов
(Окно в природу)
Село Гороховка тянется по-над Доном километров на пятнадцать — семнадцать. Поздно вечером в потемках мы ищем жилище лесничего Николая Алексеевича Багринцева и, подъехав на огонек, вдруг оказываемся перед воротами нужного дома. Хозяина нет — ловит сомов. Его жена, веселая и хлопотливая, как наседка, Людмила Ивановна, уже привыкшая к визитерам, сразу же все выкладывает: «Не пьет, не курит, «болен» только сомами — одна, но пламенная страсть… Ужинайте и спите. С Дона Коля утром придет».
Утром хозяин пришел. Тихий, спокойный. Скинув рыбацкий пиджак и надев «лесную» казенную куртку, превращается он в лесничего — степенного, рассудительного.
Но как только в разговоре подходим к сомам, превращается в неудержимого рассказчика. И есть о чем рассказать человеку.
Первого своего сома Николай Алексеевич поймал мальчиком шести лет. «Тот сом потянул на пуд. Были мы с ним в одной весовой категории, и вытянуть противника из воды я не мог. Покричал косарям. Они прибежали и помогли…
Сколько всего за жизнь?
Затрудняюсь считать. Много. Каждое лето ловлю что-нибудь около сотни. В основном небольшие — килограммов по десять — пятнадцать. Семьдесят килограммов — это уже «танкист». (Почему «танкист», поясним позже.) Самый большой, килограммов на полтораста, из лодки хвостом меня выкинул.
Николай Алексеевич Багринцев с «рядовою» добычей.
Рассказывая о «памятных сомах», Николай Алексеевич вспоминает одного, едва не лишившего его жизни. «Имел неосторожность запястье руки обернуть леской, и сом под воду потянул. Хорошо, от лески быстро освободился…
Сома не так уж сложно посадить на крючок, умело надо его извлечь из воды.
С одним я боролся больше шести часов. Измотали друг друга мы основательно. Сом всплыл, и я, как кошку, погладил его по спине. А когда вывел на отмель и забагрил, в изнеможении лег и чуть не уснул тут же на берегу».
Николая Алексеевича Багринцева зовут на Верхнем Дону «профессором по сомам». И он действительно знает об этой характерной для Дона рыбе много всего интересного.
Сом, по рассказам «профессора», рыба оседлая — бывает, всю жизнь проведет в одной яме на глубине, выбираясь из нее на охоту метров на триста всего. При этом есть у сомов излюбленные пути, на которых их надо стеречь. Кормится сом в основном в темноте. И лучшее время для ловли — зори, вечерняя и утренняя.
Чем кормится сом? Кажется, нет еды, какой бы он пренебрег. Ест все, вплоть до падали. «Я находил в брюхе сомов меньших его собратьев, ест он налимов, лягушек, ракушек, ловил я сомов, набитых раками или мелкой рыбешкой. Рыбу глотает всякую, какую поймает. Плывущая утка может стать добычей большого сома. Однажды в брюхе «танкиста» нашел я бобренка. Не байки, что может сом напасть на вошедшего в воду ребенка, схватит опущенную в воду руку взрослого человека. На кукане сидящий сом кусается, как собака. Зубы его не крупные, но частые, вроде щетки из стальных проволочек. Оплошаешь при ловле — кожу спустит с руки».
Сом неловок в воде. Медленно проплывая, хватает хайлом своим все, что «плохо лежит», либо охотится из засады. При ловле маленьких рыбок прибегает сом к хитрости. Схоронившись в корягах или же за камнями, шевелит большими усами, привлекая рыбешек, и в нужный момент открывает зубастую пасть.
«На что сомов ловят?.. Много есть всяких советов вплоть до жареных воробьев на крючке.
Конечно, сом может это «жаркое» схватить. Я же смотрю, какая для сомов пища в данном месте естественная, и сажаю на крюк чаще всего пескаву, лягушку, иногда рака или налима, короче, все, что сом выбирает на дне».
Я прошу Алексеича рассказать о романтической ловле сомов на «квок». Он об этом «надежном средстве» говорит снисходительно. «Да, в короткое время в начале лета можно привлечь сома бульканьем нехитрого деревянного инструмента с названием «квок». Резкое (с ударом) погружение палочки в воду рождает звук, каким самки сомов во время нереста подзывают к себе кавалеров. Я пробовал «квок», но не берусь говорить, что он сколько-нибудь повышает шансы ловца. Мы проводили с одним старичком испытанье: он «квокает» с лодки, а я с берега донкой ловлю. У него — ноль, у меня ж три сома…»