«А что, Петр Первый мог проплывать тут на лодке, например, из Воронежа в Липецк?» — вдруг спрашивает мой собеседник. Отвечаю, что вполне мог. «А я так уверен, что плавал. Тут у нас на бугре был вкопан железный столб с какими-то клеймами. Говорят, что это путевой знак со времен, когда строили корабли. Я даже думаю, царь непременно тут останавливался — оглядеть реку сверху — и видел то, что и мы сейчас видим».
Из протоки в русло Воронежа вплывает челнок. Человек на корме веслом не гребет, лишь слегка лодочку направляет. «Твоя посудина?»
«Моя, — отвечает Александр Николаевич, прихлопнув через тельняшку добравшегося до его крови комарика. — Моя. Других тут нету. А я уже десятка три челноков настругал. Воруют с реки. Увозят аж в Липецк, в Воронеж. Получается: на этом пространстве всего один лодочник. А ведь было их восемнадцать только в нашем Вертячьем…»
Древнейшее изобретение человека на земле — лодка. Колесо придумано позже. Лодка, лук, колесо… Все остальное, вплоть до компьютеров, идет вослед. Древний пейзаж с берега, на котором сидим мы с плотником, и десять тысяч лет назад мог выглядеть вот так же: прибрежный лес, разливы реки и на них — лодочка. Изначально это была, конечно, долбленка.
Фото автора. 22 октября 2004 г.
Водолаз одиночка
(Окно в природу)
С этой исключительно интересной птичкой меня познакомила Агафья Лыкова. Мы шли с ней возле ручья, текущего из горного снежника, и Агафья вдруг обернулась. «А это моя подружка, — кивнула она головой в сторону белогрудой птицы, сидевшей на валуне посреди бегущей воды. — Гляди, она станет сейчас от радости приседать». И действительно, птичка, как заведенная игрушка, начала пружинисто приседать, сопровождая движенья негромкими звуками: церр, церр! «Она боится тебя. А меня знает, я подхожу к ней близко».
Спрятавшись за дерево, я наблюдал, как Агафья и впрямь подошла к птице шагов на пять. А при моем приближении она вспорхнула и на широких коротких крыльях полетела над ручьем низко, приседая на камни и по-прежнему циркая. Мне хотелось «подружку» Агафьи сфотографировать. Но птица явно меня опасалась. Пройдя за ней по ручью метров двести, я был остановлен зарослями у воды, и птичка, успокоившись, залилась песней, походившей на журчанье воды по камням.
Это была оляпка — знаменитый водолаз горных ручьев и маленьких речек. Разглядывая ее в бинокль, я пытался понять смысл слова «оляпка». Аляповатая?.. Ничуть! Напротив, была она изящна, красива, похожа на чуть располневшего дрозда — темная, с белой грудкой, аккуратной головкой и коротким хвостом. Крылья у птицы были широкие, но короткие, явно для долгих полетов не приспособленные, но, как можно было догадаться по образу жизни птицы, помогали ей перемещаться в воде.
При первом длительном пребывании у Лыковых (1982 г.) я не упускал случая наблюдать за оляпкой, а позже узнал другие ее названия в разных местах — водяной дрозд, водяной воробей. Лыковы звали оляпку ручейкой. Живут эти птицы на выбранном месте всю жизнь, и немудрено, что ручейка знала всю семью Лыковых. «Митя рукой накрывал ее на гнезде — не улетала», — рассказала о брате Агафья.
Позже я познакомился с оляпкой на Урале, на ручье, текущем с гор в реку Белую. Было это в середине зимы. Я отвернул уши у шапки и боялся прикоснуться щекой к фотокамере, а оляпке было все нипочем. Так же, как и в Саянах, она летала над незамерзшим ручьем с негромкой песней, разыскивая что-то в приводных камешках, забегая и в воду, несмотря на мороз. На берег она выбегала с пучком травы и принималась в ней что-то клювом выуживать.
Холод ее нисколько не беспокоил — непрерывная песня была этому подтвержденьем.
Места своих обитаний оляпки не покидают ни зимой, ни летом.
И была еще встреча с оляпкой совсем неожиданная. В американском штате Вашингтон знакомый журналист повез меня в гости к отцу-лесничему. Каково же было мое удивленье увидеть на здешнем горном ручье «подружку» Агафьи. Держалась она точно так же, как на ручье в Саянах и на Урале. Дома, порывшись в книгах, я убедился: да, живет и в Старом, и в Новом Свете, то есть в Америке, предпочитая северные их районы.
Природа распорядилась отвести для белогрудого водолаза нишу жизни у непокорной морозам воды. И птица исключительно приспособлена к необычным условиям. Пищу она находит и возле воды, но главная ее добыча — в самой воде. Зайдя в ручей, оляпка вдруг в нем скрывается и, действуя крыльями, как веслами, бежит по дну, превращаясь в зрячего ловкого охотника.
Круглый год она живет на одном месте, на отрезке ручья длиной примерно в два километра. Зимой и летом происходит смещение по ручью. Летом в сторону истока его у горных вершин в снежнике, зимой — к месту впадения в озеро или реку нередко уже на равнине. Образ жизни оляпки — вольное одиночество, и лишь в пору гнездовий образуются дружно живущие пары. В остальное время себе подобных оляпка радом не терпит, прогоняет даже созревших птенцов, а нарушителей территории гонит иногда с боем.
Но это не угрюмая одиночка. Оляпка всегда подвижна, жизнерадостна, весела. Охота, полет над ручьем или просто сидение с приседаньем сопровождаются песней, предназначенной исключительно для своего удовольствия, да еще служащей и сигналом: территория занята!
Когда местами ручей замерзает, оляпки вынуждены терпеть друг друга там, где мороз не может течение одолеть. На снимке, сделанном в Альпах, я насчитал двадцать семь птичек, сидящих почти что рядом друг с другом — как бусинки на урезе воды.
С водой у птицы связана вся ее жизнь. От ручья никуда в сторону она не подумает удалиться — летает над водой низко, любит проскочить сквозь брызги у водных камней, в полете прошивает занавес водопада. Чем больше на воде шума, плеска, тем радостней песня оляпки.
Питается птица тем, что находит в воде и возле воды. Чаще ищет в воде, не ныряя в нее, как, например, зимородок, а забегая и прячась в ней с головой. Под водой держится она уверенно, но выбирает, конечно, места с не очень быстрым теченьем. В этом ей помогают острые коготки лап и короткие широкие крылья-весла.
Пищу оляпки составляют всякого рода козявки, а если в ручье есть рыба, ловит она и мальков. Ловить их трудно. И все же часто оляпка выбегает на берег с рыбкою в клюве. Если добыча великовата, птица мотает ее из стороны в сторону и, расчленив, но кусочку глотает либо несет птенцам.
Строение птицы хорошо приспособлено для охоты в воде. Плотное оперенье и пух под перьями сохраняют тепло, а жировая смазка из железы у хвоста обеспечивает непромокаемость оперенья. У птицы великолепное зрение и на воздухе, и в воде, а язычок на конце имеет щетинки для прочного удержанья добычи.
В затруднении оляпка оказывается, когда после дождей вода в ручьях становится мутной — различить в ней что-либо она не может. В такие дни птицы охотятся в прибрежных травах, внимательно осматривая каждый стебель и лист, — где комара склюнут, где жучка, стрекозу, гусеницу. Но как только вода посветлеет — скорее с песней в ручей!
«Подружка моя», — называет оляпку Агафья Лыкова. И так понятна эта трогательная любовь к птице в таежном уединении. Но оляпку любят везде и очень ценят ее привлекательность, веселый нрав и доверчивость, называя «украшеньем воды». Во времена водяных мельниц оляпки в Европе часто жили около них. Мельник для них становился «своим человеком». Житье у мельниц привлекательно тем, что колеса не давали воде замерзать и много было рядом всякого корма. Попытки завладеть птицей, держать оляпок в неволе кончались всегда неудачей. Не выносят неволю птички — забившись в угол, не берут еды. Но поразительно, продолжают петь. «И даже с песнею умирают», — написал Брем, считавший оляпку одной из самых интересных и привлекательных птиц.
Фото из архива В. Пескова. 10 декабря 2004 г.
Магнитный компас
(Окно в природу)
Давнишняя из загадок: самые крупные из животных нашей планеты — киты иногда (с давних времен) почему-то выбрасываются на берег и погибают. Объяснений этому было много — от самоубийства до повреждения неизвестной болезнью навигационной системы. Китов пытались спасать, но всегда неуспешно. «Обсохшие», как говорят моряки, великаны погибали на суше под тяжестью своего веса. Накопились сведения о местах, где «самоубийства» китов происходили не один раз. Одно из них находится на острове Тасмания (Австралия), вблизи селения Бичено.
С конца 1991-го по сентябрь 92-го дельфины-гринды трижды большими группами выбрасывались на берег. Несмотря на усилья спасателей, погибло больше четырех сотен животных.
Что заставляет китов покидать океан и даже противиться возвращенью их в воду? Навигационная система этих животных весьма совершенна. Она позволяет китам одолевать большие пространства с точным выходом к нужному месту миграций. Столь же удивительно уменье двухметровых морских черепах находить крошечный островок в океане, где они родились и куда ежегодно с разных сторон собираются, чтобы сделать кладки яиц в песке и вновь удалиться. Не одинаковый ли компас ведет черепах и китов? И почему у китов иногда он дает сбои?
В последнее десятилетне пристальное изучение магнетизма земли позволило обнаружить несомненную связь живых организмов с этим явлением. И это проясняет картину возможных сбоев навигационной системы китов, а также потерю пути при дальних массовых перелетах птиц и поразительно точное следование нужным кутком при обычных благополучных условиях.
А нахождение дома кошками, увезенными от него за сотни километров! Объяснение может и тут лежать не за семью печатями, как это было всегда.
Очередная драма китов.
Все чаще исследователи этих загадок вспоминают хорошо известные физикам магнитные силовые линии. В отношении странного повеления китов магнитное поле земли явно играет какую-то роль. Силовые линии, искривляясь, обычно идут, обтекая береговую линию. А на роковом для китов пляже Тасмании магнитные силовые линии идут не параллельно берегу, а поперек его, и «неместные» киты попадают в этой точке в геомагнитную западню. Таково одно из нынешних объяснений, как видно, извечной драмы китов.