Комедия в трех действиях
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я внимательно перечел все критические статьи о «Наследниках Рабурдена». Я хотел набраться ума-разума. Я готов был избавиться от тех ошибок, на которые мне укажут. Я жаждал полезного урока, советов, продиктованных опытом, разбора моей попытки выступить в драматическом жанре — разбора полного, обоснованного, по существу. Но получил я самую чудовищную взбучку, какую можно вообразить. Никаких доводов, одни лишь палочные удары. Тот укусил меня, этот швырнул мне свое перо под ноги, чтобы я упал, споткнувшись о него, третий, подойдя сзади, ударом кулака раскроил мне череп. Критики школы здравого смысла кричали: «Бей!» — а критики-романтики отвечали: «Режь!» Ах, так! Ты хочешь знать наше мнение, ты ждешь нашего суда над твоим детищем, ожидаешь от нас обоснованной оценки? Так вот тебе! Получай подножку! А вот град оплеух, а вот вдобавок несколько пинков ногою в зад. Превосходно! Теперь меня уже достаточно просветили.
Признаюсь, что поначалу подобный прием взволновал меня. Это было не обсуждение, а скорее избиение. Только что явившегося из провинции новичка-дебютанта, который пожелал пристроить в театр какого-нибудь драматургического урода, наверно, не встретили бы таким улюлюканием. У него обнаружили бы, по крайней мере, хоть каплю таланта, ему оставили бы надежду. Меня же схватили за шиворот, осудили, расстреляли; мне осталось только лечь и умереть на обломках моей пьесы. Наша славная театральная критика, возбуждающая — как всем известно — зависть у других народов, школа, которая поддерживает на столь высоком уровне вкус нашей публики и в роли доброй советчицы уже одарила Францию многими гениальными драматургами, словом — сие литературное учреждение изгнало меня со сцены одним движением непогрешимой учительской указки. Я был обескуражен на целые сутки; опустив голову, сгорая от стыда, я спрашивал себя, отважусь ли еще когда-нибудь выступить перед публикой?
Однако, вопреки моему благоговейному уважению к критике, во мне вскоре пробудилась потребность понять, что произошло. Меня раздавили, стерли в порошок, со мной покончили, меня уничтожили, — это было бесспорно; оказалось, что у меня нет ни стиля, ни мысли и ни малейшего намека на талант, — я первый понял это; но потом мне захотелось чего-нибудь более определенного, захотелось каких-нибудь веских доводов, ясности на будущее. Вознамерилась ли критика закрыть передо мной двери театра навсегда? Боюсь, что так. Я перечитал критические статьи, поразмыслил и признаюсь, что отныне всякая попытка проникнуть на сцену будет с моей стороны лишь свидетельством недостойного упрямства. Для меня не нашлось ни одного смягчающего обстоятельства. Я был лишен даже тех утешений, которые выпадают на долю освистанных водевилистов. Одни только тумаки. Ты нам мешаешь, пошел вон! А главное — не возвращайся. Есть на свете пряные стихоплеты, фабриканты пьес по пятаку за штуку, есть сомнительные авторы, словно рожденные для того, чтобы писать для театра. Но только не я. Когда я пытаюсь сочинять пьесы, то совершаю столь чудовищный поступок, что впору тащить меня в ближайший полицейский участок. Если все написанное о «Наследниках Рабурдена» имеет какой-нибудь смысл, то смысл здесь только один: бесповоротный отказ и угроза встретить меня дубинкой, если когда-либо я отважусь на новую попытку.
Полагаю, что на сей раз критика дала маху. Удар был слишком силен, чтобы оказаться точным. Я имею в виду критику в целом, ибо есть одаренные прозаики и поэты, случайно занявшиеся неблагодарной профессией критиков, и в самой гуще схватки они протянули мне дружескую руку. Им я приношу благодарность. Все прочие мои судьи вооружились по этому случаю увесистыми дубинками. Нет, не рвение их вызвало мое неудовольствие! Я вполне допускаю литературные затрещины. Однако меня глубоко потрясло полное невежество, проявленное этими господами по отношению к моему творчеству и к моей личности. Окажись они в присутствии могикана или лапландца, который привез из родного края какую-нибудь варварскую игрушку, они не больше пялили бы глаза и высказывали бы не более нелепые суждения о природе и устройстве этой игрушки! По-видимому, ни одному из них не пришло в голову, что в «Наследниках Рабурдена» я предпринял драматический опыт особого рода; они даже не попытались дать себе отчет, почему моя пьеса такова, как она есть, а не такая, какой они желали бы ее видеть. А самое скверное — они дошли до того, что обнаружили в ней подражание всему на свете. И на этом успокоились, не спрашивая себя, что же могло побудить меня «подражать всему на свете». Быть может, они действительно считают меня настолько наивным и невежественным, что я даже не способен понять, какой сюжет я выбрал. Разве мне свойственно обворовывать моих собратьев по перу? Разве я новичок и только вчера появился в литературе? И разве неприкрытая откровенность моих заимствований у Мольера и у другого комедиографа, чье имя я назову позднее, не должна была заставить критику насторожиться? Можете быть уверены, что мою пьесу я сделал так, как хотел того; хорошее ли это произведение или плохое, — оно прежде всего продумано.
Поскольку критика — умышленно или нет — прошла мимо «Наследников Рабурдена», не вдаваясь в вопрос о моих намерениях, я вынужден здесь объяснить, что именно хотел сделать. Конечно, мое положение было бы лучше, если бы в свою защиту я сказал, что в качестве сюжета выбрал извечную человеческую комедию о кучке наследников, ожидающих вскрытия завещания. Во всех странах в любые времена все комедиографы писали и будут писать такие комедии. Я всего лишь продолжил традицию, которую после меня продолжат многие другие. Разве адюльтер недостаточно использован в драме? И все оке сколько писателей кормятся исключительно им, хотя он изучен вдоль и поперек: но никто не упрекает их в бедности воображения!
Однако я нисколько не нуждаюсь в этом аргументе. Я заявляю, что с самого начала твердо намеревался заняться подражанием, но имел в виду подражание особое, с экспериментальной целью. Словом, я хотел вернуться к истокам нашего театра, воскресить старый литературный фарс в том виде, в каком наши драматурги XVII века заимствовали его у итальянцев. Объявляю во всеуслышанье, что взял у Мольера обороты речей, развитие сцен. Я следил за каждой строчкой, стремясь к тому, чтобы моя комедия оставалась простой, безыскусной, даже, если угодно, наивной. Интрига, напряженная, как струна; никаких сценических эффектов из числа тех, которые в моде в наши дни; яркая обрисовка характеров; действие, перипетии которого разрешаются лишь в развязке; развязка, вытекающая из логики событий, без всяких вывертов. Единственное новшество, которое я позволил себе, состояло в том, что я нарядил персонажей в современные костюмы и поместил их в нашу среду. Я хотел создать нашего живого современника с помощью вечно живых человеческих качеств, свойственных любой эпохе.
На этой исходной точке я настаиваю. Повторяю: в пьесе нет ни одной сцены, которая не раскрыла бы глаза критике и не внушала бы ей мысль, что в пьесе кроется насмешка над нашими комедиографами, которые пускают по ветру наследие Мольера. Что сделали с прекрасным мольеровским смехом, столь простым в своей откровенности, столь глубоким, — с этим живым смехом, в котором слышатся рыдания? Ныне у нас есть комедия интриги — подлинный пасьянс, пустячок, который преподносят зрителям. Только она господствует в качестве совершенного образца и навязывает нам драматургический кодекс, согласно которому все принято считать длиннотами. Вы экспонируете персонаж — слишком длинно; вы развиваете ситуацию — это слишком длинно; вы увлекаетесь литературной фантазией — это слишком длинно! А хуже всего то, что зрителя приучили к таким запутанным сюжетам, что он действительно начинает скучать, если ваша интрига недостаточно замысловата. В наши дни Мольеру наверняка посоветовали бы написать «Мизантропа» в одном действии. Есть у нас еще и сентиментальная комедия, глупая слезинка между двумя водевильными куплетами, ублюдочный жанр, доставляющий радость чувствительным душам. Но прежде всего у нас есть комедия идей, проповедь, разыгрываемая на сцене, драматическое искусство, посвященное улучшению человеческой породы. Вот победа нашей эпохи! Наши драматурги отказались от человеческих страстей, чтобы заняться страстями социальными. Они изучают частные случаи общественной жизни, а в результате их пьесы через десять лет стареют, становятся непонятными новым зрителям. Они ограничиваются мелкой борьбой с предрассудками нынешнего дня, но не посягают на предрассудки вечные, ищут только относительных истин и не тяготеют к той вечной истине, которая сверкает у гениев. Гении никогда не проповедовали, ничего не пытались доказать, — они творили, и этого достаточно, чтобы их творения стали вечными уроками для людей.
Вот как обстоит дело с наследием Мольера, и потому-то мною завладела мечта подняться до сего высокого образа. Знаю, что недостоин. Но, если угодно, моя заслуга, быть может, состоит уже в одном том, что я предпринял попытку. Одно это, думается мне, было достойно уважения критики. Я ожидал анализа, разбора, если не доброжелательного, то, по крайней мере, вежливого и серьезного. Но я уже рассказал выше, как грубо театральная критика накинулась на меня и на мою пьесу. Теперь нетрудно вообразить мое изумление.
Впрочем, даже некоторые из моих друзей не отважились аплодировать мне. Фарс! Я написал фарс! Да, точно, фарс, — а почему бы нет? Нисколько не считаю, что это меня скомпрометировало, клянусь вам. Подмостки театра более широки и эпичны, чем наши жалкие сцены, на которых истина гибнет от удушья. Подмостки под открытым небом, на которых разыгрывают откровенный фарс, — яростно размалеванный фарс, обращающий в маску смеха уродливую гримасу человечества; он позволяет себе все, зубоскалит над самой смертью! Вот о чем я мечтал. Я хотел бы увидеть мой фарс на городской площади, в холщовом балагане, с большим барабаном и трубою у входа. Я представлял себе, что его разыгрывают бродячие комедианты, кувыркаясь в гуще толпы, которая хохочет, держась за животики! Тогда меня, быть может, поняли бы, не стали бы оскорблять, сравнивая мою пьесу с водевилем. Разве фарс не безмерно силен? В нем — безграничная свобода сатиры. Под маской смеха видны человеческие слезы. Вот почему фарс всегда привлекал людей, обладающих могучими плечами: Аристофана, Шекспира, Рабле, Мольера. Вот кто они, эти сочинители фарсов!
Я знаю, что в наше время этих гениев освистали бы, если бы как-нибудь вечером они выступили на одной из парижских сцен. Если бы Мольер завтра поставил «Мнимого больного» или «Жоржа Дандена», его ошикала бы вся критика; ему вменили бы в вину, что в первом из этих шедевров он не показал ничего, кроме микстур, а во втором — изобразил одних лишь мерзавцев и мерзавок. Даже совсем недавно, при возобновлении «Жоржа Дандена», изысканная публика Французской Комедии едва не возмутилась. Понадобилось все уважение к традиции, чтобы не замолк этот великолепный бесстрашный смех. В провинции играть Мольера нельзя. Мне ведомы адвокаты и чиновники из маленьких городков, которые, приехав летом, во время каникул, в отпуск в Париж, внимательно изучают афиши с недельным репертуаром Французской Комедии, прежде чем повести туда своих супруг: лишь бы только эти дамы не встретились там с автором «Тартюфа»! Мольер остается под подозрением. А больше всего меня бесит лицемерное преклонение перед гениями сцены! «О, эти гении! Что может быть лучше этих гениев! Подражайте гениям!» Но попробуйте только последовать этому совету, сделайте попытку, и вы увидите, как с вами расправятся! Истина состоит в том, что гении внушают страх. Молодой человек приехал в Париж; он мечтает о славе драматурга; он стучится в дверь одного из самых добросовестных наших театральных критиков и говорит ему: «Я полон самых лучших намерений, укажите мне, чьи произведения я должен изучать? Завтра же приступаю к работе». Вы, быть может, подумаете, что критик ответил ему: «Изучайте творения Мольера»? Как бы не так! «Изучайте Скриба», — скажет он, убежденный в том, что его совет превосходен и практичен. Вот до чего мы дошли!
Мне не хотелось бы, чтобы моя личная обида примешалась к тем размышлениям, на которые меня наводит современное положение нашего театра. Конечно, я прекрасно понимаю, что толпе нужны зрелища, в равной мере я понимаю, что было бы несправедливо проявлять суровость по отношению к людям, день за днем фабрикующим те несколько дюжин пьес, без которых Париж не мог бы прожить зиму. Эти пьесы являются составной частью того, что носит название «парижский товар». Кроят, клеят, сшивают, полируют.
одну за другой прелестные безделушки, которым суждено жить всего один сезон. Для изготовления этих пьес необходима мастерская. Нужен общий хозяин, нужно изучить все тонкости ремесла, надо знать, что именно нравится клиентам. С некоторых пор имеется целый учебник, где можно навести справки. Скриба необходимо знать назубок. Он научит вас тому, в какой пропорции нужна в комедии любовь, сколько можно допустить подлости; как смошенничать и обойтись без развязки и как, одним мановением волшебной палочки, изменить характер персонажа. Словом, он научит вас той «технике театра», которая была неведома Мольеру, но, по мнению театральной критики, совершенно необходима ныне, если вы претендуете на честь исторгать смех и слезы у ваших современников. Готов согласиться, что это все весьма полезно. Действительно, в наши дни публика в состоянии терпеть только такие пьесы, которые можно переварить немедленно. Она отвергает все, что не вышло из упомянутой мастерской. Однако существуют честные парни, которые не умеют принудить себя работать артельно. Ими владеет безумная мечта о собственных творениях, они не мастерят, модные поделки, а пытаются создавать на века. Верно, они весьма самонадеянны. Верно также, что они никогда не бывают удовлетворены. Все же я считаю их достойными уважения, и мне отвратительна та критика, которая издевается над их неудачами и испытывает, злобную потребность загнать их на каторгу массового производства.
Видите, до какой степени лишены логики упреки, обращенные ко мне за «Наследников Рабурдена»? Некоторые театральные критики утверждают, будто я просто повредился в рассудке и отвергаю какие бы то ни было правила, мечтаю предать огню творения Скриба, открыто презираю условности, вынашиваю в душе план некоего чудовищного театра. Одновременно с этим другие критики обвинили меня в том, что я по уши погряз в жалких условностях, опоздал со своею пьесой на двести лет по отношению к эволюции драматургии, воскрешаю комедию, изглоданную червями. И эти критики также не поняли, к чему я стремился. Какой же вывод сделать мне из этих двух столь противоречивых утверждений? Во-первых, что не всегда мнения критиков совпадают. Во-вторых, что, будучи непримиримым в тех случаях, когда имею дело с идиотскими пьесами, я преклоняюсь перед творениями гениев. Я люблю гениев за то, за что их и следует любить, — за их правдивость. Я так люблю их, что мне хотелось бы, чтобы мы непосредственно вернулись к ним, перескочив через головы пигмеев, увеселяющих толпу своими прыжками. Здесь я отрицаю относительность талантов, а признаю только абсолютность гения.
Пишу я это предисловие не затем, чтобы защитить мое творение. Если оно действительно стоит того, оно когда-нибудь само защитит себя. Поэтому я не стану пытаться отвечать пункт за пунктом на те нападки, которым его подвергли. У меня только одна забота: разобраться в том, что произошло со мною, и, если возможно, извлечь урок для тех молодых писателей, которые, подобно мне, попытаются говорить правду в театре. Среди обращенных ко мне упреков есть три таких, коих достаточно для моих противников: моя комедия лишена веселья; в ней нет ни одного симпатичного персонажа; основная ситуация остается неизменной на протяжении всех трех актов. Допускаю, что здесь налицо три больших изъяна, — с точки зрения наших драматургов. Естественно, что при сравнении моей пьесы с некоторыми современными водевилями (как это обычно делали) она может показаться наивной, слишком простой и в то же время слишком грубой. Но я не приемлю подобного сравнения. У меня — повторяю еще раз — была иная цель. Я не согласен с тем, что комедии Мольера веселы, — я имею в виду ту веселость, которая требуется в наши дни. При виде Дандена, упавшего на колени перед женой, у меня сердце обливается кровью; Арнольф, суетящийся вокруг Агнесы, вызывает у меня слезы сострадания; Альцест тревожит меня, а Скапен внушает страх. Под смехом скрывается бездна. Я также отрицаю, будто Мольер когда-либо пытался смягчить жестокость своего анализа, вводя в пьесы привлекательных персонажей; кроме неизменной пары влюбленных, являющихся данью его времени, все созданные Мольером типы обладают обычными человеческими свойствами, то есть более злы, чем добры. В «Скупом» от начала и до конца все обманывают и обкрадывают друг друга, в «Мизантропе» все персонажи внушают подозрение, так что и по сей день еще ведутся споры о том, кто же в этой пьесе истинно честный человек. Я не говорю уже о фарсах Мольера, где фигурируют лишь дураки и мошенники. И, наконец, я решительно отрицаю, что Мольер когда-нибудь имел в мыслях усложнять комедию, желая сделать ее более увлекательной; его пьесы являют собой откровенную наготу: единая интрига раскрывается в них широко, логично, исчерпывая по мере своего развития все людские истины, с коими она встречается. Нам прекрасно известно, что наши кропатели водевилей заявляют, будто Мольер ничего не смыслил в театре… Следовало бы довести откровенность до конца и прямо признать, что Мольер вызывает грусть, пугает и нагоняет скуку. И это была бы чистая правда.
Скажут, что мы живем уже не в XVII веке, что наша цивилизация усложнилась и что театр ныне не может жить по той же формуле, что и два столетия тому назад. Против этого нельзя спорить. Но я говорю не о трафарете. Речь идет попросту о возвращении к истокам комедии во Франции. То, что нам необходимо воскресить, — это широкая обрисовка характеров, в которой гениальные мастера нашей драматической сцены видели основную цель своих произведений. Сохраним же их высокое презрение к занимательным сюжетам, попытаемся, подобно им, создавать живых людей, — правдивые вечные типы. И останемся в нашей современной действительности, с нашими нравами, нашей одеждой, нашей средой. Разумеется, надо найти некий общий прием. По моему мнению, это и есть тот натуралистический прием, на который я указывал в моем предисловии к «Терезе Ракен». Правда, это задача весьма нелегкая. Именно потому, что я еще не овладел этим приемом, я надумал тем временем создать «Наследников Рабурдена» в качестве образца, надеясь на то, что общение с гениальными драматургами выведет меня на путь к истине. Я считаю написанную мною комедию всего лишь этюдом, лишь опытом. За исключением нескольких мест, она находится за пределами того общего приема, который я ищу.
А теперь настало время сказать, откуда я взял «Наследников Рабурдена». Критика, которая наизусть знает репертуар маленьких театриков, швырнула мне в лицо названия целой кучи водевилей. Она вытащила на свет божий самые поразительные названия, такие, которых я никогда не слыхивал, — должен признаться, что мое невежество в этом вопросе велико. Я попросту взял первоначальный замысел моей пьесы из «Вольпоне», комедии Бена Джонсона, современника Шекспира.
Ни один из театральных критиков не догадался об этом. Правда, это потребовало бы некоторой эрудиции и некоторых познаний в литературе другого народа. Теперь, когда я указал источник моего заимствования, советую добросовестным критикам прочесть «Вольпоне». Они увидят, чем могла быть комедия в эпоху английского Возрождения. Я не знаю театра более отважного. Это великолепная резкость красок, неостывающее яростное стремление к правде, восхитительное исступление сатиры. Представьте себе человека-зверя, которого со всеми его аппетитами спустили с цепи, и вообразите публику, аплодирующую грозному смеху этой сатиры! В этих людях все было незаурядно, — и нервы, и мускулы у них были иные, чем у наших жалких буржуа, приходящих в театр лишь затем, чтобы с удобством переваривать пищу, сидя в первых рядах партера в белых перчатках. Разумеется, мне пришлось смягчить Бена Джонсона. Моя комедия, для оценки которой театральная критика исчерпала эпитеты, выражающие отвращение, рядом с «Вольпоне» кажется бесцветным, слащавым бумагокропанием. Среди прочих сцен в «Вольпоне» есть одна, особенно замечательная, почти пугающая, обращаю на нее внимание деликатных душ: когда доктора заявили, что больному для излечения нужна красивая женщина, один из наследников предлагает мнимому умирающему свою собственную жену. Ни одна литература не наносила подобной оплеухи человеческим страстям. Конечно, необходимо считаться с более утонченными нравами нашей собственной эпохи, но какой художник не станет сожалеть о том, что минули те прекрасные столетия, наивные и свободные, когда человеческий дух расцветал в полную силу!
Остается только во весь голос потребовать, чтобы мне возвратили звание романиста! Когда театральная критика говорит о начинающем драматурге: «Он пишет романы», — то этим уже все сказано. Под ее пером это означает, что авторы романов не способны писать для театра. Но подобное презрение со стороны театральных критиков я считаю странным. Ведь те, кто писал романы, создали литературную славу нашего века, и если кто-либо из них вознамерится применить свое дарование в театре, то критике следовало бы лишь всемерно поощрять его. Разумеется, если бы театр нашего времени был овеян славой; если бы поставленные в нем пьесы были шедеврами; если бы драматурги сообщали тому искусству, которое они представляют, весь желаемый блеск; и, наконец, если бы наш театр не требовал возрождения, — тогда я понял бы, почему нас отталкивают. Но на театральных подмостках царит пустота! И каковы бы ни были наши неудачи, они не идут ни в какое сравнение с теми, которые постигают профессиональных драматургов! Нам все равно не удалось бы уронить театр ниже того уровня, до которого он пал ныне. Но в таком случае почему же не позволить нам производить наши опыты? В целом мы хотим лишь, чтобы театр сделался значительнее. Мы пытаемся влить в него свежую кровь, дать ему правильный язык, научить его стремиться к правде. Авторы романов, литературные властители дум эпохи, оказывают честь нашему опошлившемуся театру, снисходя до него.
Повторяю, то, что произошло со мной, не единичное явление. Я говорил здесь от имени целой группы писателей. Я отнюдь не воображаю, будто моя скромная персона могла вызвать такой гнев! Я оказался козлом отпущения — вот и все! В моем лице нанесли удар идее, а не человеку. Критика обнаружила появление деятельной группы литераторов, которая в конечном счете возьмет верх. Критика не признает этой группы, отрицает ее; ибо стоит критике признать за нею талант — и критика пропала! Ей придется принять идею жизненной правды, которую несет с собой эта группа, а следовательно, изменить все свои критерии. Повторяю: казнили не мою пьесу, а формулу натурализма, на которой она основана. У критики было предвзятое мнение, и доказательством тому служат отзывы о премьере: ни один из критиков не признался в том, что «Наследникам Рабурдена» много аплодировали. В связи с этим я могу привести умные слова, сказанные мне одним знаменитым писателем при выходе из театра. Прощаясь, он заявил: «Завтра вы окажетесь великим прозаиком». И в самом деле, на следующий день люди, которые на протяжении десятилетия отказывали мне в таланте, стали превозносить мои романы, стремясь изничтожить мою пьесу. Приведу также слова — на сей раз устрашающие, — произнесенные неким закоренелым романтиком, возглавлявшим одну распространенную газету, которую он превратил в политическую и литературную лавочку; он без зазрения совести науськивал на меня своего театрального критика, твердя во всеуслышанье: «Он слишком талантлив, а потому опасен; надобно его попридержать!» В моей пьесе, направленной против человеческой низости, не найти ничего подлее и кровожаднее этих слов.
Впрочем, разве успех имел бы какое-нибудь значение? Ныне успех меньше, чем когда-либо, служит доказательством достоинств произведения. Однако меня растрогало одно обстоятельство. Как-то воскресным вечером я очутился в театральном зале, заполненном простонародной публикой праздничных дней. Собрался весь квартал Сен-Жак. На протяжении всех трех актов раздавался безудержный хохот. Он сопровождал каждое слово, ничто не оставалось не замеченным публикой, этим большим ребенком, для которого, казалось, и была создана моя пьеса — примитивная и наивная в своей тенденциозности. Резкость и выпуклость образов восхищала зрителей, простота приемов сближала их с действующими лицами. Признаться ли? Впервые в жизни я испытал чувство гордости.
В заключение этой статьи я хочу поблагодарить г-на Камиля Ваншенка за его смелое гостеприимство. Мало есть директоров театров, которые решились бы поставить мою пьесу. Для того, чтобы пойти на подобный риск, надо обладать литературным вкусом, быть охотником до споров, неутомимым искателем нового. Хочу также поблагодарить артистов, вложивших столько таланта и доброй воли в исполнение моей пьесы. И особенной благодарностью я обязан мадемуазель Рейнер, чей тонкий юмор неизменно спасал опасные места пьесы в вечер премьеры. С бесконечной грацией она сумела сыграть роль Шарлотты; у нее это была не дерзкая классическая субретка, Дорина, а девочка, какой она представлялась мне, — полукрестьянка, полубарышня, шаловливая, живая, легкая, воздушная. Что касается г-на Мерсье, то он с лукавым добродушием весьма удачно исполнил трудную роль самого Рабурдена, всю сотканную из нюансов; его сценический опыт и уважение, которым он пользуется у зрителей, немало способствовали успеху пьесы.
Итак, приключение окончено. Некий драматург, хорошо знающий свою публику, сказал мне: «Будьте счастливы уже одним тем, что вашу пьесу удалось доиграть до конца. Еще пять лет тому назад публика ни за что не согласилась бы выслушать столько истин за один присест». Поэтому я считаю себя очень счастливым, если я и в самом деле не злоупотребил долготерпением публики. Мне остается только ответить одному критику, — впрочем, вполне доброжелательному, — который, сравнивая «Терезу Ракен» и «Наследников Рабурдена», сказал в заключение, что вторая из этих пьес оказалась шагом назад; а я заявляю ему, что в моем возрасте и на нынешнем этапе моего творчества у меня не может быть шагов назад: я могу шагать в любом направлении — вправо, влево, куда мне только покажется интересным.
Теперь я складываю в один объемистый пакет все статьи, напечатанные по поводу «Наследников Рабурдена». Я перевяжу пакет шнурком и унесу его на чердак. Из этого пакета, полного оскорблений, я не могу извлечь никакой пользы. Возможно, позднее мне будет любопытно порыться в нем. А теперь мне остается только умыть руки. Я привык к тому, что мои труды не скоро вознаграждаются. Уже десять лет я публикую романы, швыряю их туда, в толпу, не прислушиваясь к шуму, с которым они падают. Когда наберется достаточно, прохожим придется остановиться. Ныне я обнаружил, что та же борьба происходит в театре. Пьесу мою изничтожили, отвергли, утопили под улюлюканье современной театральной критики. Но это не имеет значения. Я запираю дверь на ключ и снова, в одиночестве, предаюсь своему труду.
1 декабря 1874 года.
Перевод Е. Полонской
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
РАБУРДЕН.
ЛЕДУ.
ШАПЮЗО.
ШАРЛОТТА.
ДОКТОР МУРГ.
Г-жа ФИКЕ.
ДОМИНИК.
Г-жа ВОССАР.
ИСААК.
ЭЖЕНИ.
Действие происходит в Санлисе.
Мизансцена указывается со стороны зрительного зала. Первое из перечисляемых действующих лиц находится по левую руку от зрителя.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Мещанская столовая в провинциальном городке. В глубине, через широкую застекленную дверь, виден сад, окруженный высоким забором. В левом углу изразцовая печка, рядом с ней круглый столик. Направо, у стены, буфет с полочками. Слева, на заднем плане, дверь в спальню Рабурдена; на переднем плане вделанный в стену несгораемый шкаф. Направо, на заднем плане, дверь, которая ведет в кухню. Посредине комнаты круглый стол; у стола кресло, обращенное к зрителям; налево от него стул; направо плетеный диван с двумя вышитыми по канве подушками; небольшая жардиньерка на одной ножке стоит рядом с несгораемым шкафом; на стене у буфета висит барометр, на буфете — погребец для вин, поднос, кубок, чашки и другая посуда; рядом с печкой несколько стульев, один из них с инкрустацией; справа стенные часы с кукушкой.
Десять часов утра, весна.
Рабурден. Значит, касса пуста? Ты уверена в этом, Шарлотта?
Шарлотта(стоя у открытого несгораемого шкафа). Пуста, крестный, совершенно пуста. (Отходит направо.)
Рабурден сам заглядывает в несгораемый шкаф.
Рабурден. Очень странно.
Шарлотта. Чему вы удивляетесь? Что денег нет?.. (Смеется.) Ну и чудак же вы, крестный! Нечасто водятся деньги в вашем несгораемом шкафу.
Оба идут на авансцену.
Рабурден. Нечего смеяться, Шарлотта… Я непременно должен уплатить ростовщику Исааку по старому счету — за шкаф в стиле Людовика Тринадцатого, который он мне продал.
Шарлотта. Подождет. Чего ему беспокоиться за свои деньги?.. Только скажите, — выйду на улицу и притащу вам весь город в своей корзинке. Еще бы! Вы же богач! Шутка сказать: господин Рабурден, бывший торговец сукнами, владелец известнейшей фирмы «Гран-Сен-Мартен» на рыночной площади. «Черт возьми! Теперь, когда он закрыл свое дело, у него ренты не меньше, чем десять тысяч франков!..» Вот ведь простаки! Они и не подозревают, что несгораемый шкаф пуст.
Рабурден(испуганно оглядывается). Тсс… Что ты так кричишь!.. (Доверительно.) За последние дни мои племянники и племянницы не очень нежны со мной.
Шарлотта. Что бы это значило?
Рабурден. Если бы я подыхал с голоду, они бы палец о палец не ударили, чтобы помочь мне. А я десять лет кормил их, они вытянули у меня все, до последнего су!
Шарлотта. А теперь возвращают. Скоро вы будете квиты… Надо быть справедливым, крестный, ваши наследники очень милы. Они вас задаривают, гоняясь за вашим наследством… Вы как сыр в масле катаетесь, вас балуют, целуют, милуют, обожают.
Рабурден. Негодяи! Они обобрали меня и зарятся на последние крохи!.. Если бы я вовремя не прикинулся скрягой, я бы от них куска хлеба, глотка воды не дождался… Ах, Шарлотта, милая! Если только они заподозрят правду, лакомые кусочки сейчас же исчезнут с моего стола, никто больше не станет ухаживать за мной, никто не будет баловать старого дядюшку. Я для них буду просто «старый мошенник Рабурден»!
Шарлотта. Значит, нужно достать деньги, чтобы уплатить старьевщику.
Рабурден. Достать деньги! Ты что, с луны свалилась? Да где же, черт возьми, я их достану?.. Если я возьму в долг, весь город об этом узнает. И без того уж мой дом заложен и перезаложен.
Шарлотта. А наследники ваши на что?
Рабурден. Гм, ты думаешь, от них можно что-нибудь получить?.. В последнее время они и так не скупились… А ну-ка посмотрим, как обстоит дело. Возьми приходную книгу…
Шарлотта идет налево и вынимает из несгораемого шкафа приходо-расходную книгу. Рабурден садится в кресло и придвигается ближе к столу.
А что, если попросить у одного двадцать франков да у другого двадцать… Главное, чтобы их не напугать.
Шарлотта(берет стул, стоящий слева, ставит его напротив Рабурдена и садится). Вы хотите знать, что вы получили с первого числа этого месяца, — правда, крестный?
Рабурден. Да.
Шарлотта(кладет книгу на стол, раскрывает ее). Итак… (Читает.) «Бушарен, второго — небольшой пакет, содержащий дюжину носков, шесть кусков мыла, две бритвы, четыре ночных колпака и три метра сукна на сюртук».
Рабурден. Отлично, отлично… Он, как и все эти мелкие торговцы, удивительно чуткий человек… Но не надо слишком на него нажимать. Продолжай.
Шарлотта(читает). «Вдова Герар, седьмого, — бараний окорок».
Рабурден. Еще что?
Шарлотта. А больше ничего.
Рабурден(вставая). То есть как ничего? Что же это, моя племянница Герар, смеется надо мной? Скажите пожалуйста, какой-то окорок седьмого, а сегодня у нас восемнадцатое! За такую цену я мог бы завести себе хоть сотню племянниц… Быть племянницей Рабурдена! Да ведь это для женщины значит сразу занять положение в нашем городе! Это сто тысяч франков в перспективе!
Шарлотта(продолжает читать). «Легюдье, девятого…»
Рабурден(прерывает ее). Нет! Пропусти поставщиков, перейдем к серьезным наследникам, к тем, которые у меня бывают ежедневно. (Садится на диван.)
Шарлотта(читает). «Доктор Мург…»
Рабурден(прерывает). Ах, какой он славный, этот доктор! Вот человек, который действительно понимает больного. Что же я от него получил?
Шарлотта. «Три банки варенья седьмого и две бутылки сиропа тринадцатого».
Рабурден. Очень мило, очень достойно с его стороны, правда, Шарлотта? Ведь он даже не родственник, большего и требовать нельзя.
Шарлотта(продолжает читать). «Шапюзо…» (Останавливается.) Ваш бывший компаньон; он тоже не родственник.
Рабурден(понижая голос, испуганно). Шапюзо!.. Этот ходячий труп! Он кашляет так, что, того и гляди, испустит дух. И болен-то он всякими неизлечимыми болезнями… Ему восемьдесят лет, а мне, слава тебе господи, всего шестьдесят, и он мечтает забрать себе мой дом, — уже тридцать лет об этом мечтает.
Шарлотта. Он прислал несколько кустов малины для вашего сада, три грушевых дерева, цветочную рассаду и огородные семена.
Рабурден. Ну конечно, старается украсить сад, воображает, что он уже здесь хозяин.
Шарлотта(читает). «Госпожа Воссар…»
Рабурден. Милая Олимпия… Ну, что же она?
Шарлотта(читает). «Пятого — серебряное кольцо для салфетки; пятнадцатого — кубок».
Рабурден. Правильно. О кубке я и забыл… Мне положительно не везет… Дорогая Олимпия разоряется на тряпки. И у мужа ее тоже ничего не получишь. Этот дурак архитектор работает, не разгибая спины, и вечно сидит без гроша… Было время, когда я давал им в долг огромные суммы.
Шарлотта. Остается еще госпожа Фике, шестого от нее получено двести франков.
Рабурден(встает). Славная Лизбета! Она одна умеет добывать деньги!
Шарлотта(встает). Еще бы, вдова судебного пристава! Она у вас выклянчила немало тысячефранковых билетов.
Рабурден. Она берется за все сразу. Но женщина деловая, она и из булыжника выжмет деньги… Это все, Шарлотта? Нет больше нигде ни одного завалящего племянника или племянницы?
Шарлотта(снова берет книгу со стола). Никого, кроме господина Леду, которого прочат в женихи вашей внучатной племяннице Эжени. (Показывает книгу Рабурдену.) «Леду… букет… еще букет… и еще букет…»
Рабурден. Да, букеты, одни только букеты! (Идет налево.) Значит, больше никого! Господи, что же делать? Исаак придет как раз во время завтрака, когда все наследники будут в сборе. Если у них явится хоть малейшее подозрение, я пропал.
Шарлотта. Стоит ли так волноваться? Сколько вам нужно денег?
Рабурден. Двести семьдесят два франка.
Шарлотта. Ну, так возьмите из моих денег, из тех трех тысяч, что доверила вам моя покойная тетушка.
Рабурден. Из твоего приданого? Ни за что! Лучше пойти с протянутой рукой.
Шарлотта. Что-то вы стали очень щепетильны!.. Может быть, вы их уже растранжирили, а? Крестный?
Рабурден(принужденно смеется). Даже смешно!.. Бумаги в падежном месте. Хочешь посмотреть?.. Нет, нет, об этом и говорить нечего. Для меня эти деньги неприкосновенны!.. Ну, да ладно. Как-нибудь выпутаюсь… Завтрак готов?
Шарлотта. Готов. Сейчас накрою на стол. (Берет скатерть из буфета и стелет ее на стол.)
Рабурден(идет направо, чтобы посмотреть на стенные часы с кукушкой). Скоро десять. Они сейчас придут… (Оборачивается и видит несгораемый шкаф.) Черт возьми, какая неосторожность! Шкаф остался открытым. (Берет со стола приходную книгу, кладет ее в несгораемый шкаф, запирает шкаф и прячет ключ в жилетный карман, потом снова идет на авансцену.) Двести семьдесят два франка. Да, это будет нелегко.
Я надену желтый халат, в нем я похож на покойника… (Направляется к себе в спальню, но потом возвращается обратно к Шарлотте.) Как я выгляжу сегодня?
Шарлотта. Прекрасно.
Рабурден. Тем хуже!.. Ну, а глаза? Шарлотта. Да и глаза. Они смеются и блестят, как угольки!
Рабурден. Тем хуже, тем хуже! Значит, я не похож на умирающего?
Шарлотта. Вы?.. Да вам и двадцати лет не дашь. Рабурден. Какой ужас! Ты меня слишком хорошо кормишь, Шарлотта. Я молодею, ты меня по миру пустишь… Вот и сейчас я голоден, я готов съесть вола, тут же, на глазах у наследников!.. Нет, ничего я от них не вытяну, ничего, ни одного су! (Выходит в дверь налево.)
Шарлотта ставит на место кресло и переносит налево стул. Крадучись входит Доминик. На палке у него узелок. Он ставит ее за диван; палка падает. Услышав шум, Шарлотта оборачивается и бросается в его объятия.
Шарлотта(негромко вскрикивает). Доминик!.. (Целуются.) Ты здесь, в Санлисе!
Доминик(держа ее за руки). Нагрянул неожиданно. Писать не хотел… (Отходит от нее на несколько шагов, они пристально разглядывают друг друга.) Какая ты стала красивая, высокая, здоровая!
Шарлотта. А ты какой красивый, высокий, здоровый!
Доминик. Пять лет не видались. Я все думал о тебе.
Шарлотта. Да, пять лет. А я тебя ждала!..
Доминик. Ну, теперь мы опять вместе. Я стал взрослым мужчиной. Я сказал своим хозяевам, что возвращаюсь на родину. И приехал за тобой, дорогая женушка. (Берет ее под руку.)
Они медленно идут направо, потом возвращаются на середину сцены в то время, как Шарлотта говорит.
Шарлотта. Дорогой мой муженек… Ты помнишь мельницу моей тетушки Нанон… Добрая старушка, упокой господь ее душу!.. Я выбегала к тебе вся белая от муки, а ты ждал меня у плотины. Тебе приходилось прошагать добрую милю, а потом мы вместе разоряли сорочьи гнезда. Ах, эти проказницы сороки! Они гнездились высоко на тополях, я подвязывала юбки веревочкой, чтобы влезть на самый верх. Я не трусила и забиралась так же высоко, как и ты; сидя на деревьях, на самой верхушке, мы перекликались друг с другом. А внизу под нами стучала мельница… тук-тук…
Доминик(целует ей руку). Помню, помню…
Шарлотта. Помнишь, как мы увели с мельницы гнедушку? И поскакали по большой дороге далеко-далеко? Когда дорога пошла в гору, ты слез, а я поехала дальше; я стала погонять лошадь каблуками, и она помчалась, как сумасшедшая. А ты закричал, — боялся, что она меня сбросит в канаву. А мне было так смешно, я обхватила руками шею лошади и хохотала, хохотала без конца… Только когда стемнело, мы снова услышали, как на выгоне стучит мельница — тук-тук.
Доминик обнимает ее и целует в шею.
Помнишь, помнишь?
Доминик. Да, ты была сорванцом… Тетушка Нанон не раз жаловалась: «Это не девочка, а мальчишка!» А я любил тебя за то, что ты лазила по деревьям и не боялась гнедушки… И теперь ты молодчина.
Шарлотта. Да и ты, как видно, не из трусливого десятка.
Доминик. И образованная! Ну и доставалось же мне, когда я подговаривал тебя не идти в школу. Если бы ты захотела стать барышней, то стала бы барышней не хуже других.
Шарлотта. Нет, это бы мне, конечно, надоело… Я предпочитаю быть твоей женой. Мы ведь поклялись любить друг друга.
Доминик. Да, да, мы поклялись друг другу за цветущей изгородью, в чудесное солнечное утро… Когда ты хочешь венчаться?
Шарлотта. Да хоть сейчас, дело только за священником… Тетушка Нанон, умирая, оставила мне три тысячи франков. Я потребую у крестного свое приданое, и мы поженимся.
Доминик. Три тысячи франков! Да ты богачка, Шарлотта… А я так гордился! А теперь даже не смею сказать тебе…
Шарлотта. А что такое?
Доминик. Видишь ли, я скопил кое-что… Триста франков, несчастные триста франков, которые я откладывал по одному су. Они у меня здесь, в кармане.
Шарлотта. Милый ты мой Доминик! Это пойдет на цепочку и на обручальные кольца… Господи, какой сегодня чудесный день, как хорошо жить на свете!.. (Берет его под руку.) Знаешь, о чем я мечтала? Старая мельница, кажется, сдается в аренду. Когда мы поженимся, мы на наши деньги арендуем ее, я буду мельничихой, буду вся обсыпана мукой, как в те дни, когда ты ждал меня у плотины. Вот счастье-то! Мы купим лошадь, наши ребятишки будут разорять сорочьи гнезда… Хочешь? Мы будем всю жизнь любить друг друга, а старая мельница будет по-прежнему стучать: тук-тук.
Доминик. (снова целует ее в шею). Как не хотеть!
Шарлотта(вырывается от него и подходит к буфету). Отойди, не мешай накрывать на стол! Сейчас придут племянницы крестного.
Доминик. Ну и пусть приходят, мне-то что?
Шарлотта(приближается к нему, вытирая тарелку). Видишь ли, эти кумушки начнут сплетничать. Я бы хотела сказать им, кто ты такой, потом, когда уже все будет слажено… (Ставит тарелку на стол.) Вот что я продумала, слушай. Когда все соберутся, ты войдешь без всякого стеснения и скажешь крестному, он ведь никогда тебя не видел: «Здравствуйте, дядюшка».
Доминик. Да он мне вовсе не дядюшка.
Шарлотта. Ничего не значит.
Доминик. Он станет меня расспрашивать, из каких я мест, кто мой отец, зачем я приехал в Санлис.
Шарлотта. Если он тебя об этом спросит, отвечай, что тебе заблагорассудится, первое, что придет в голову.
Доминик. А он поверит?
Шарлотта. Безусловно… Ну, живо, выходи в кухонную дверь, а потом вернешься через несколько минут… Вот и вся орава. (Выпроваживает его через дверь направо и продолжает накрывать на стол.)
Наследники входят один за другим.
Шапюзо(входит, опираясь на руку доктора, и идет направо). Так вы говорите, доктор, что у нас в городе свирепствует оспа?
Мург. Да, из тридцати моих пациентов двадцать поражены этой страшной болезнью.
Шапюзо. Изрядное количество… А сколько смертных случаев?
Мург. Человек пятнадцать на двадцать заболевших… Вы делали себе прививку, Шапюзо?
Шапюзо. Нет. Мне это не нужно… Мне пробовали привить оспу. Она не принялась. Я слишком здоров. (Начинает сильно кашлять. В припадке кашля падает на диван.)
Мург. Вы напрасно не обращаете внимания на этот кашель.
Шапюзо(поднимается с дивана, сильно рассерженный). Я вовсе не кашляю. Просто чем-то поперхнулся… Я, доктор, за всю жизнь не принял ни одного лекарства. Меня ничего не берет! Я вас всех переживу… Кха, кха… (Переходит налево.) Немало друзей я проводил на кладбище. Да, наш город Санлис пустеет.
Мург. И вы тоже умрете, как все, мой друг. Умрешь и не заметишь, — так, от какого-нибудь пустяка.
Шапюзо(понижая голос и указывая на дверь в спальню). Тсс! Как бы бедняга Рабурден вас не услышал!
Шарлотта. Он дурно провел ночь. Встал поздно, а теперь одевается. (Уходит в спальню Рабурдена.)
Шапюзо. В его возрасте поздно вставать — дурной признак. Что поделаешь, мы должны быть готовы ко всему… (Садится на стул, стоящий слева.) Ему было бы гораздо лучше умереть!
Мург (идет в глубь сцены, к дверям, чтобы положить свою шляпу на стул). А вот и прекрасная госпожа Воссар.
Г-жа Воссар(входит). Вы все так же галантны, доктор. (Снимает шляпку и вешает ее возле печки.)
Мург. А вы все так же молоды и очаровательны, королева Санлиса. (Целует ей руку.) Что поделывает почтеннейший господин Воссар?
Г-жа Воссар. Благодарю вас, он дома, он работает… (Направляется к авансцене.) Могу вам сообщить, сейчас сюда прибудет моя кузина Фике со своими птенчиками.
Мург. С какими это птенчиками?
Г-жа Воссар(смеясь, переходит направо). Ну да, со своей дочерью Эжени и молодым Леду.
Доктор садится на диван, вынимает из кармана газету и погружается в чтение.
Г-жа Фике(влетает с корзинкой в руках, сбрасывает шаль, снимает шляпку и кладет ее на стул возле буфета). А где же дядюшка, он еще не завтракает?
Шапюзо. Говорят, что Рабурден не сомкнул глаз всю ночь.
Г-жа Фике(проходит вперед). Наверное, его мучила подагра. (Ставит корзинку на стол и подходит к г-же Воссар.) Здравствуйте, кузина, извините, я с вами даже не поздоровалась. Я так взволнована. С самого утра бегаю по поручению одной приятельницы, — бракоразводный процесс, я принимаю в нем участие; бедняжка совсем потеряла голову. Все бумаги у меня в корзинке… Какое хорошенькое платье на вас, кузина! Сколько оно вам стоило?
Г-жа Воссар. Сколько стоила материя? Точно не помню.
Г-жа Фике. Любопытно было бы сравнить. Тут у меня образчики. (Показывает на корзинку.) Один торговец обанкротился. Я из любезности распродаю остатки. (Садится в кресло у стола.) Ах, друзья мои, как трудно довести до конца даже самое пустячное дело!
Г-жа Воссар(садится на стул у дивана). Неужели я сегодня не смогу поцеловать нашу прелестную Эжени?
Г-жа Фике(в недоумении). Кого? Эжени?
Шапюзо. Ну да, вашу дочь; мне казалось, что она пришла с вами.
Г-жа Фике. Моя дочь… Ну конечно, она пришла со мной… (Зовет.) Кисанька! Кисанька!
Эжени(входит вместе с Леду). Мы здесь, мама. Мы были в беседке, в саду. Здравствуйте, тетенька. (Целует г-жу Воссар, которая поднялась со своего места.)
Шапюзо(обращаясь к Леду, который подошел к нему, чтобы пожать руку). О, молодежь, молодежь!.. Берегите свое здоровье.
Леду. Я совершенно здоров, уверяю вас.
Шапюзо. Как знать, как знать.
Г-жа Фике. Ну, дети, ступайте в сад. Нарвите цветов для дядюшки.
Эжени и Леду уходят, г-жа Фике и г-жа Воссар снова садятся, одна в кресло, другая на стул.
Мург(продолжая читать газету). Смотрите-ка, оттоманские упали на один франк!
Г-жа Фике. У дяди, кажется, есть эти акции.
Г-жа Воссар. Господин Шапюзо, вы не знаете, есть у дяди оттоманские?
Шапюзо. Да, должны быть… (Встает с места и идет на середину сцены.) Рабурден никогда не умел выгодно поместить свой капитал. Нет делового чутья, да и смекалки не хватает.
Обе женщины в тревоге встают с мест.
Г-жа Воссар. Но все-таки он нажил большое состояние.
Шапюзо. Конечно, я не отрицаю.
Г-жа Воссар. Он ведь один из самых богатых людей в нашем городе.
Шапюзо. Да, да.
Г-жа Фике. Что вы качаете головой? Объясните, в чем дело! Он разорился?
Шапюзо. Да нет, просто смекалки не хватает. Я только сказал, что у него смекалки не хватает, вот и все… Когда мы были компаньонами, я иногда удивлялся. Хороша была бы наша фирма без меня! Никакой деловой сметки. Все деньги нажиты мною. Что ни говори, а Рабурден должен каждый день за меня бога молить… (Идет в глубь сцены, налево.) Вот, например, этот несгораемый шкаф. Разве он на месте? Рабурден нарочно, мне в нику, оставляет его здесь.
Г-жа Воссар(приближаясь к шкафу). По-моему, у шкафа чрезвычайно внушительный вид.
Г-жа Фике(рассматривает замок). И системы он отличной.
Г-жа Воссар (смеясь). А что в нем лежит?.. Пари держу, что он набит пятифранковыми монетами. (Идет в глубину сцены и снова садится в кресло.)
Г-жа Фике. Ну и что ж! Дядюшка совершенно прав, что любит деньги, и шкаф как раз на своем месте. (Похлопывает по шкафу.) Это прекрасный шкаф, счастливый шкаф, верный шкаф.
Шапюзо(ходит в глубине сцены мелкими шагами и посмеивается). Теперь уже недолго Рабурдену пользоваться своими деньгами… Не так ли, доктор?
Мург(не отрывая глаз от газеты.) Разумеется.
Г-жа Фике. Я боялась, что дядюшку огорчила какая-нибудь денежная потеря… (Начинает рыться в корзине, вытаскивает оттуда пакетик и направляется в кухню.) Ах, совсем позабыла, что принесла ему манной крупы, она полезна для пищеварения. Пойду сварю ему кашу. Она очень освежает и приятна на вкус… (На пороге оборачивается.) Вам бы следовало, дорогая кузина, каждое утро съедать тарелочку манной каши, вы же так заботитесь о своем цвете лица.
Г-жа Воссар(быстро встает и смотрит вслед г-же Фике). Интриганка!.. Она дойдет до того, что будет здесь мыть посуду!
Шапюзо(в глубине сцены что-то ищет.) Да, да.
Г-жа Воссар(идет направо). Если бы она могла, она бы насмерть закормила дядюшку своей кашей. Ведь молочная пища вредна для стариков, не правда ли, доктор?
Мург(продолжает читать газету). Безусловно.
Г-жа Воссар(возвращается на левую сторону). Полное ничтожество, живет неизвестно на какие средства! Платье всегда поношенное, сама не причесана, да и моется кое-как.
Шапюзо(подходит к столу и становится направо от него). Чего только нет в корзинке у этой почтенной дамы! (Поднимает корзинку.) Черт возьми, вес изрядный! (Роется в корзинке.) Банки с помадой, опротестованные векселя, просроченные закладные, образцы вин…
Г-жа Воссар(тоже роясь в корзинке). Фотографии, объявление зубного врача, сверток старых кружев, письма, перевязанные розовой ленточкой, адрес акушерки, золотой браслет…
Шапюзо(продолжая рыться в корзинке). Образец резинового корсета, о котором она трещит уже неделю… Она могла бы открыть универсальный магазин. (Отходит налево.)
Г-жа Воссар. Это позор для нашей семьи! Если только рассказать… (Обращается к Шапюзо.) Это она поссорила акцизного с женой. (Обращается к Мургу.) Она выдала замуж несчастную мадемуазель Ревершон за этого грубияна аптекаря, от которого той пришлось бежать неделю тому назад. (Стоит между Шапюзо и Мургом.) Дай ей волю, она весь город перевернет вверх дном… Нет, дядюшка не оставит деньги этой презренной женщине, как бы нахально она к нему ни подлещивалась.
Шапюзо. А я думаю, что именно ей он оставит все… Да и она на это сильно рассчитывает, чтобы выдать замуж дочку. У девочки теперь претендентов хоть отбавляй.
Г-жа Воссар. Вздор, дядя еще не сошел с ума… Не правда ли, доктор?
Мург(продолжая читать газету). Разумеется.
Шапюзо, хихикая, садится на стул, стоящий слева.
Г-жа Воссар. Ах, не все такие, как я! Я слишком горда. Я не уроню своего достоинства, не буду пресмыкаться. Я предпочитаю ничего не получить от дядюшки, но не стану позорить себя и никогда не унижусь до таких мелких услуг.
Г-жа Фике(возвращается и берет тарелку с буфета). Теперь пойду соберу клубники.
Г-жа Воссар(вскочив и вырывая у нее тарелку). Давайте сюда! Я сама пойду за клубникой! (Уходит через дверь в глубине сцены.)
Г-жа Фике(в недоумении смотрит вслед г-же Воссар). В чем дело? Что с ней такое?.. Я не хуже ее сумею собрать клубнику!.. Интриганка! (Идет на авансцену.)
Шапюзо(усмехаясь). Что ж! Она хочет угодить дядюшке.
Г-жа Фике. И это называется порядочная женщина! Изменяет своему простофиле-мужу направо и налево… Прекрасная госпожа Воссар! Ей тридцать пять лет, и выглядит она как перезрелая груша.
Шапюзо(встает с места и подходит к г-же Фике). Ну нет, нужно отдать ей справедливость, она еще очень хороша собой и может доставить немало радости мужчине.
Г-жа Фике. Мужчине! Вы хотите сказать — всему городу. Это каждому известно. У нее во всех шкафах спрятаны молодые люди… Уверяю вас, она носит фальшивую косу и мажется!.. Не правда ли, доктор, она мажется?
Мург(продолжая читать газету). Да, да, мажется.
Г-жа Фике. И вы ей составляете рецепты кремов и притираний?
Мург. Да, да, рецепты кремов и притираний.
Г-жа Фи к е. Я думаю, при таких туалетах можно хорошо выглядеть. Недешево ей обходятся эти наряды… Ну что ж! Тем лучше! Посмотрим еще, как кончит прекрасная госпожа Воссар! Она дает званые обеды, стол у нее не хуже, чем у субпрефекта, каждую неделю щеголяет в новом платье, угощает чаем приятных молодых людей. О да! Ей еще придется глодать сухую корочку.
Шапюзо. Если только Рабурден не оставит ей своего состояния.
Г-жа Фике. Вы что, смеетесь?
Шапюзо. Нисколько! Ее кредиторы терпеливо ждут. Она пользуется доверием. Стоит ей заговорить о дядюшке, как все предлагают ей деньги.
Г-жа Фике. Да ведь это чистое мошенничество!.. У нее какие-то грязные делишки с ростовщиком Исааком, он рыщет по всей округе, скупает за бесценок старинные вещи… Полноте, прекрасная госпожа Воссар нисколько меня не беспокоит.
Шапюзо. Дело ваше… Если вы не хотите смотреть правде в глаза…
Г-жа Фике. Вам что-нибудь известно?
Шапюзо. А разве вы не догадываетесь, что она хочет расстроить брак вашей дочери с Леду? Он состоял при ней всю прошлую зиму. Она пичкала его сладостями в своем будуаре.
Г-жа Фике. Неужели это верно?
Шапюзо(идет в глубь сцены). Так же верно, как то, что она сейчас в саду собирает клубнику вместе с этим молодым человеком.
Г-жа Фике(идет в глубь сцены). Благодарю вас, господин Шапюзо. Нет, подумайте только! Отбивать Леду у моей бедной Кисы!.. (Смотрит в сад.) Кажется, она сует ему руку для поцелуя. Пойду погляжу на них из кухонного окна. (Торопливо уходит на кухню.)
Мург(к Шапюзо, который, смеясь, снова садится на стул слева). Вы хотите довести их до того, что они вцепятся друг другу в волосы. (Складывает газету и встает.)
Шапюзо. Ну что ж! Меня это развлекает… До чего они смешны, когда разозлятся. Можно ведь немного позабавиться.
Мург. Как по-вашему, которая из этих дам получит наследство?
Шапюзо(встает с места). Которая из них?.. Ни та и ни другая! Неужели вы воображаете, что Рабурден оставит свои деньги этим сплетницам? Он, правда, глуп, но не настолько!
Мург. Но ведь это его племянницы.
Шапюзо. Жирная баба, ненасытная в своих аппетитах! Если она получит наследство, то еще больше зазнается и станет совсем несносной.
Мург. Но она его племянница.
Шапюзо. А эта — старуха с сомнительной репутацией, которая сует свой нос во все грязные дела города! Попадись в ее руки хоть десять таких состояний, никому не перепадет и медного гроша.
Мург. Но она же его племянница, черт возьми!
Шапюзо(переходит направо. Он вне себя). Племянница! Что из этого? Где сказано, что надо свои деньги оставлять племянницам?.. (Понижая голос.) К чему племянницы, когда Рабурден окружен преданными друзьями, любящими друзьями, которые не пропускают дня, чтобы не побывать у него.
Мург(доверительным тоном). Значит, вы рассчитываете, что наш милый Рабурден?..
Шапюзо. Дело давно решенное. Подумайте, вот уже сорок лет, как мы знаем друг друга… Мне достанется его дом… Осенью я думаю сюда перебраться. (От сильного приступа кашля в изнеможении падает на диван.)
Мург(в сторону). На кладбище, вот куда ты переберешься… (Громко.) Лечитесь, послушайте доброго совета. Такой кашель может плохо кончиться.
Шапюзо(злобно, поднимаясь с дивана). Ерунда, просто першит в горле.
Мург(тихо). Послушайте, между нами: я должен вас предупредить, Рабурден обещал свое состояние госпоже Фике.
Шапюзо. Обещал?.. Что же это он всем обещает?
Мург. А почему бы и нет? Рабурден хочет, чтобы его баловали, это его право. Он оставит дом самому ласковому, самому любящему… Будьте с ним ласковы, Шапюзо.
Шапюзо. Вы что, смеетесь надо мной? Может быть, прикажете варить ему кашу или собирать клубнику? Ну нет, дорогой доктор, я слишком себя уважаю. (Мало-помалу меняя тон.) Но, по правде сказать, я никогда не мог смотреть равнодушно на страдания человека. Без меня Рабурден уже давно был бы в могиле. Посмотрите, даже стол не накрыт! Не хватает соли, перца, хлеба, салфетки… (Снимает со стола корзинку г-жи Фике и накрывает на стол.)
Мург(в сторону, смеясь). Бог мой, до чего они все смешны!.. (Садится на стул слева.) А я и с места не сдвинусь. Рабурден дал мне категорическое обещание. Меня-то уж никто не упрекнет в подобострастии.
Входит Шарлотта, берет с дивана подушку, Мург вскакивает и вырывает подушку у нее из рук.
Оставьте! Это дело врача. Вы всегда кладете подушку слишком низко. (Кладет подушку на кресло.) Вот теперь ему будет покойно, как в колыбельке.
В эту минуту в дверях спальни появляется Рабурден, сгорбленный, скрюченный, с видом умирающего. Мург оправляет подушку, Шапюзо режет хлеб. Остальные входят в таком порядке: из кухни г-жа Фике с кашей, из сада г-жа Воссар с тарелкой клубники, за ней Эжени и Леду с букетами.
Все(вместе). A-а! Вот и он.
Г-жа Воссар и г-жа Фике. Наш дорогой дядюшка!..
Шапюзо и Мург. Дорогой друг!
Рабурден. Благодарю, благодарю вас, дети мои.
Мург(приближается к нему). Садитесь, садитесь, я взбил подушки, вам будет удобно, как в постели. (Усаживает Рабурдена в кресло.)
Г-жа Фике(подходит справа к столу). А вот и ваша каша, манная, на молоке, с сахаром, — прямо объедение… Я сама ее варила. (Ставит тарелку на стол.)
Г-жа Воссар(подходит слева). А я для вас собрала клубники… Какая ароматная! (Ставит тарелку с клубникой на стол.)
Шапюзо(подходит к столу спереди). А я нарезал для вас хлеб; вот горбушка, такая поджаристая!
Рабурден. Благодарю вас, благодарю, дети мои.
Эжени(приближается к Рабурдену вместе с Леду в то время, как г-жа Воссар и г-жа Фике немного отходят). Разрешите, дядюшка, преподнести вам цветы…
Рабурден(вставая). О! Цветы… (Стонет.) Ой, как ломит в пояснице.
Мург(бросается к нему и отстраняет Эжени и Леду). Вы его утомляете… (Рабурдену.) Я держу подушки, не бойтесь.
Г-жа Фике(поддерживая Рабурдена с правой стороны). Обопритесь на меня.
Г-жа Воссар(поддерживая с левой стороны). Осторожно, осторожно!
Шапюзо(стоит за креслом). Опускайте, опускайте, только плавно, без толчков. Все в порядке…
Рабурден садится.
Все(вместе.). Ну, вот он уже сидит!
Г-жа Фике и г-жа Воссар. Наш дорогой дядюшка!
Шапюзо и Мург. Дорогой друг!
Эжени и Леду незаметно пробираются в сад. Г-жа Воссар передает цветы Шарлотте, которая кладет их на печку и потом уходит в дверь направо.
Рабурден(сидя в кресле). Мне стало немного легче. Только ноги словно свинцом налиты.
Мург. Черт возьми, мы что-то сегодня неважно выглядим. (Щупает у Рабурдена пульс.)
Рабурден. Не правда ли, доктор, я очень плохо выгляжу? Я провел мучительную ночь.
Мург. Пульс ничего не говорит… Покажите язык… Язык тоже ничего… Мне не нравится такое отсутствие симптомов. Это дурной признак.
Рабурден. Вы так думаете, доктор?
Мург. Я пропишу рецепт. (Идет в глубину сцены и пишет на столике возле печки.)
Г-жа Фике(стоит возле Рабурдена). Ерунда, наш дядюшка проживет до ста лет.
Шапюзо(сидя на диване). Сто лет, это уж слишком.
Г-жа Воссар(сидя на стуле слева). У Рабурденов душа не легко расстается с телом.
Шапюзо(поднимается с места, горячась). Какой вздор! Рабурден сам отлично понимает, в каком он положении… Не правда ли, Рабурден?
Рабурден(жалобным голосом). Да, да, мой друг.
Шапюзо. Но он все еще тянет, живет одними лекарствами… По-моему, у него что-то злокачественное в крови.
Рабурден(испуганно). Друг мой, друг мой…
Шапюзо. Я говорю не для того, чтобы напугать вас. Вы человек нездоровый. Какой-нибудь пустяк может вас свалить. Вы сами знаете, черт возьми, что вас ждет!
Рабурден(рассердившись). Позвольте, Шапюзо, я ведь еще не умер… Вы несносны!
Шапюзо снова садится на диван.
Г-жа Фике. Да что вы, в самом деле! Дядюшка прекрасно себя чувствует.
Г-жа Воссар. Он нас всех переживет.
Рабурден(снова говорит голосом умирающего). Нет, нет, Шапюзо прав; я очень слаб… Да, милые мои, недолго мне быть среди вас.
Мург (подходит с рецептами). Вот возьмите… Будете принимать микстуру каждый час по столовой ложке; затем, после каждого приема пищи, — порошок; с утра три пилюли; через день щелочная ванна… Если вам станет хуже, пошлите за мной сегодня же вечером. (Направляется к дверям за шляпой.)
Рабурден (повышая голос). Доктор, а мне можно поесть?
Мург. Только что-нибудь легкое, дружок, очень легкое… До свиданья. (Уходит.)
Г-жа Воссар придвигает стул к столу и начинает чистить ягоды, г-жа Фике подвязывает дядюшке салфетку. Шапюзо остается на диване.
Г-жа Фике. Манная совсем остынет… Ну-ка, дядюшка, небольшое усилие!
Шапюзо. Ему лучше воздержаться от еды… Да, да, бедный мой Рабурден, ведь аппетит у вас совсем пропал!
Рабурден. Гм… гм…
Г-жа Фике. Хоть одну ложечку, дядюшка, чтобы сделать нам удовольствие.
Шапюзо(встает). Оставьте его в покое, раз он не голоден.
Рабурден. Сказать по правде…
Шапюзо. Ему нужно только одно — лечь в постель. Это ясно.
Рабурден. Позвольте!.. Я не голоден. Но у меня сосет вот здесь, под ложечкой…
Шапюзо снова садится.
Г-жа Фике. Да, да. Попробуйте, дядюшка. Скушайте, сколько можете.
Рабурден(ест). Самую малость, самую малость… На этот раз конец уже близок. Скоро я уже не буду докучать вам, скоро я покину этот бренный мир.
Г-жа Воссар. Дядюшка, как можно говорить такие вещи! (Наливает ему вина.)
Рабурден(с жадностью ест). Нет, не тешьте себя надеждой… Чувствую, что я не жилец на этом свете.
Шапюзо(бросается к Рабурдену, чтобы выхватить у него тарелку). Рабурден, это может вам повредить. За вами нужен глаз…
Рабурден отстраняет его и доедает кашу.
Посмотрите, он все съел!
Г-жа Фике. Значит, ему понравилась моя манная… Но больше ни глотка… Выпейте капельку вина, и я позову Шарлотту, чтобы она убрала со стола.
Г-жа Воссар(быстро встает с тарелкой клубники в руках). Позвольте, я хочу, чтобы дядюшка отведал моей клубники.
Г-жа Фике(с кислой миной). Что же, он должен подавиться, чтобы доставить вам удовольствие?
Г-жа Воссар (сердится). Я же не мешала вам пичкать его манной! Оно неудобоваримо, ваше месиво!.. Не правда ли, дядюшка, вы не откажетесь скушать немного клубники?
Г-жа Фике(отталкивая тарелку). Это мы еще увидим. Я не позволю причинять ему вред.
Рабурден. Лизбета, Олимпия! Перестаньте, прошу вас…
Г-жа Воссар ставит перед ним тарелку с клубникой.
Мне кажется, прежде чем приступить к клубнике…
Г-жа Воссар. Прежде чем приступить к клубнике?..
Рабурден. Видишь ли, Шарлотта мне обещала…
Г-жа Фике. Что обещала?
Рабурден. Котлетку.
Шапюзо. Котлетку! Да вы расстроите себе желудок.
Рабурден. Совсем крохотную, самую мякоть, только для вкуса… У меня все сосет под ложечкой; никакого аппетита, а под ложечкой ужасно сосет.
Шарлотта(входит справа). Вот ваша котлетка, крестный, уж такая сочная.
Рабурден. Давай-ка, давай, голубушка… Еще кусок хлеба, Шапюзо.
Шапюзо(берет хлеб и, прижав его краем, к дивану, отрезает огромный ломоть. В сторону). Если уж он и этим не подавится…
Шарлотта(передавая хлеб Рабурдену). Ну, а теперь, крестный, не сделать ли вам глазунью из двух яиц?
Все (вместе). Ни в коем случае!
Рабурден. Почему? Глазунья, не слишком зажаренная, с перцем, это ведь очень легкое блюдо и не влияет на пищеварение.
Все(вместе, решительно). Нет, нет.
Рабурден(покорно). Значит, нет, Шарлотта… Они меня очень любят, они знают, что это мне повредит. (Принимаясь за котлету.) Да, это мне повредит. Я так слаб, так слаб!
Шарлотта уходит через заднюю дверь. Г-жа Воссар садится на стул слева, г-жа Фике на стул рядом с диваном.
Шапюзо(в сторону). Этот завтрак его доконает.
Рабурден. Как я рад, что вы со мной, мои милые. Беседуя с вами, я забываю о своих немощах; незаметно для себя я даже поел… Разве Эжени не приходила сегодня? Мне казалось, что я ее видел.
Г-жа Фике(с удивлением). Кого? Эжени?
Рабурден. Ну да, вашу дочь.
Г-жа Фике(встает). Ах да, мою дочь… Ну конечно, она была здесь. Куда она могла деваться? (Идет в глубь сцены.) Киса! Киса!
Шапюзо(усмехаясь). Ваша Киса уже давно вернулась в беседку вместе с господином Леду.
Рабурден. Оставьте ее, Лизбета.
Г-жа Фике подходит и облокачивается на его кресло.
Я счастлив, что малютке целуют пальчики в моем саду!.. Ах, семья, семья! Хорошо себя чувствуешь только в лоне семьи!
Шарлотта(выходит справа). Крестный, вас спрашивает какой-то молодой человек.
Рабурден. Ты его знаешь?
Шарлотта. В первый раз вижу… У него большая корзина.
Рабурден. Корзина?.. Пусть войдет.
Шарлотта знаком приглашает Доминика войти; тот входит из кухни и направляется прямо к Рабурдену, протягивая ему руку. Шарлотта проходит через сцену, потом идет вперед, налево, она смеется, ожидая, что будет дальше.
Доминик. Здравствуйте, дядюшка!
Г-жа Воссар вскакивает со стула, подбегает к Рабурдену, которого г-жа Фике загораживает своим телом. Шапюзо тоже поднялся с места, сильно встревоженный.
Рабурден(в изумлении). Что такое?.. (Нерешительно подает руку Доминику.) Здравствуйте, мой милый.
Г-жа Фике(отстраняя Доминика). Вы в доме у господина Рабурдена.
Доминик(ставит корзину на авансцену). Ну да, у моего дядюшки Рабурдена, у одного из самых уважаемых людей в Санлисе… (В свою очередь, отстраняет г-жу Фике.) Как поживаете, дядюшка?
Рабурден(все еще в удивлении, нерешительно). Прекрасно, милый мой… То есть, я хотел сказать, помаленьку, помаленьку.
Г-жа Воссар(наклоняясь к Рабурдену, тихо). Наверно, мошенник какой-нибудь!.. Вы его знаете?
Рабурден(тихо). Как тебе сказать… Стараюсь припомнить.
Доминик. Я — Доминик, сын долговязого Луки.
Рабурден. Доминик… долговязого Луки… А-а, да-да!
Доминик. Помните долговязого Луку, у которого ферма в Прессаке.
Рабурден. Ферма в Прессаке… Ну конечно! Доминик. Меня послали в Париж за семенами. Вот отец мне и говорит: «Будешь проездом в Санлисе, зайди обязательно к дядюшке Рабурдену и передай ему от нас привет. Да захвати для него парочку уток». Постойте-ка, утки у меня в корзине. (Вынимает уток и кладет их на стол.) Хорошо откормленные, жирные утки, дядюшка.
Рабурден(ударяет себя по лбу). Ну конечно, долговязый Лука! У него в Прессаке ферма, он женат на…
Доминик. На Матюрине Тайяндье — дочери Жерома Бонарделя.
Рабурден. Вспомнил! (Встает и пожимает руку Доминику.)
Шарлотта фыркает и убегает на кухню.
Дорогой племянник, рад тебя видеть!.. Я все смотрел на тебя и думал: какое знакомое лицо! Ты похож, как две капли воды, на одну из моих милых тетушек… Ну, как на ферме, все здоровы?
Доминик. Благодарю вас. Все вам кланяются. (Берет корзину и, держа ее в руках, садится на диван, рядом с Шапюзо.)
Рабурден. Не стесняйся, будь как дома… Здесь все свои, родственники и друзья. Я только тогда и счастлив, когда дом полон народа. (Снова садится к столу и говорит слабым голосом.) Это мое единственное утешение в последние минуты жизни… Шапюзо, отрежьте мне кусочек хлеба, прошу вас. Я поем клубники.
Шапюзо(вставая). С удовольствием… (Отрезает огромный ломоть хлеба; в сторону.) Чтоб тебе лопнуть, голубчик. (Снова садится.)
Г-жа Фике(отойдя в глубь сцены с г-жой Воссар). Матюрина Тайяндье, Жером Бонардель, — вы когда-нибудь о них слышали?
Г-жа Воссар(тихо). Никогда в жизни… У молодого человека глаза горят, как у волка.
Г-жа Фике(тихо). Нужно за ним следить.
Шарлотта(появляясь из кухни). Крестный, в калитку вошел господин Исаак.
Рабурден(очень встревоженный). Какая досада! Нам было так уютно в семейном кругу.
Шарлотта. Вот и он. (Уходит в дверь направо.)
Г-жа Фике убирает со стола.
Рабурден(в то время, как г-жа Фике отвязывает у него салфетку). Ах, это вы, милейший господин Исаак. А я совсем расклеился, совсем расклеился… Зато вы здоровы, как бык!
Исаак. Вы очень любезны. Да, я чувствую себя недурно. Извините, я зашел по поводу небольшого счета.
Рабурден. Небольшого счета…
Исаак. Да, старый счетец на двести семьдесят два франка за шкаф…
Рабурден. Как? Вам еще не уплачено за шкаф? Право, если бы вы меня не знали…
Исаак. Помилуйте, господин Рабурден, это сущие пустяки. Такой человек, как вы! Я бы хотел, чтобы мне причиталось с вас во сто раз больше. (Передает Рабурдену счет.)
Рабурден. Двести семьдесят два франка… (Встает с кресла.)
Г-жа Воссар садится у круглого столика и рассматривает альбом. Г-жа Фике убирает со стола. Шапюзо разговаривает с Домиником.
Не знаю, найдутся ли у меня мелкие деньги… (Роется в карманах и направляется к несгораемому шкафу.) Однако я твердо помню, что взял ключ из-под подушки. (Рассердившись.) Все эта взбалмошная девчонка Шарлотта! Ничего теперь не найдешь в доме… (Зовет.) Шарлотта, Шарлотта!
Г-жа Фике(подходит к нему и протягивает руку, чтобы ощупать жилетный карман). Ключ, может быть, у вас в жилете?
Рабурден (плотно запахивает халат). Нет, нет, теперь я припоминаю… Он, вероятно, вчера вывалился у меня из кармана. Боюсь, что его вымели с мусором и выбросили во двор… (Зовет.) Шарлотта! (Снова роется в карманах.) Боже мой, до чего неприятно!.. (Исааку.) Вы не спешите? Я бы мог прислать вам деньги после обеда.
Исаак. Я могу подождать.
Наследники, догадываясь, что Рабурден собирается у них взять в долг, поворачиваются к нему спиной. Г-жа Фике, поставив столик за диван, снова подходит к буфету. Г-жа Воссар ставит цветы в вазы, стоящие на печке. Шапюзо продолжает беседовать с Домиником.
Рабурден. Тем лучше, тем лучше!.. Когда что-нибудь пропадет, совсем теряешь голову. (Раздумывая.) Где же может быть ключ? Не могу вспомнить, в голове все путается. Куда это он провалился?.. Шапюзо!
Шапюзо(неохотно оборачивается). В чем дело, мой друг?
Рабурден. Нет ли у вас случайно при себе такой суммы?
Шапюзо. Нет… (Смотрит в кошельке.) У меня только тридцать семь су. Я никогда не имею при себе денег. Лишняя забота. (Продолжает беседовать с Домиником.)
Рабурден. Вы совершенно правы. Я просто так спросил вас, на всякий случай… Садитесь, господин Исаак. Возможно, что мне придется задержать вас.
Исаак. Ничего… Обо мне не беспокойтесь.
Рабурден. Постараемся же, черт возьми, раздобыть эти деньги!.. Вы сказали, что у вас тридцать семь су, Шапюзо?
Шапюзо сутулится и не поворачивает головы.
А может быть, тридцать семь франков? Нет! Тем хуже? Дорогая Олимпия, а у вас не найдется несколько золотых?
Г-жа Воссар(подходит, притворяясь огорченной). Увы, дядюшка, у меня и десяти франков не найдется. По дороге к вам я уплатила модистке, поэтому у меня нет ни гроша. (Снова отходит в глубину сцены.)
Рабурден. Двести семьдесят два франка… Мы никогда не наберем этой суммы… А у вас, Лизбета?
Г-жа Фике(подходит со своей корзинкой). Подождите… Я как раз искала… Бывает, что у меня где-нибудь заваляются деньги. Они падают на дно корзинки и лежат среди хлебных крошек… Нет, три монеты по четыре су и несколько сантимов — сдача от булочницы…
Исаак(подходит к Рабурдену). Не скрою от вас, что мне сегодня утром предстоит небольшой платеж.
Рабурден. Небольшой платеж! Знаем мы эти платежи! Мне во что бы то ни стало надо найти ключ… Боже мой, боже мой! (Идет в глубь сцены, держась за голову.)
Доминик(в сторону). Больно смотреть на старика!.. (Громко, вставая с дивана.) Вам нужно двести семьдесят два франка, дядюшка?
Рабурден(удивленно). Да, голубчик.
Доминик(передает ему три стофранковых ассигнаций). Вот триста франков.
Все наследники приближаются к ним в полном изумлении.
Рабурден(держа в руках деньги). Вот так племянник, вот так молодец!.. В его возрасте иметь триста франков. Это очень похвально, очень похвально! Это хороший урок для старших… Дай я тебя обниму, малыш. Ты настоящий Рабурден! Получите деньги, господин Исаак.
Шапюзо (усмехаясь, вполголоса). Молодо — зелено!
Г-жа Воссар(тихо г-же Фике). Мне решительно не нравится этот мальчишка.
Г-жа Фике(тихо). Какой-то мошенник.
Исаак. Благодарю. Дружба дружбой, а деньгам счет… Вот двадцать восемь франков сдачи, господин Рабурден.
Рабурден. Давайте, давайте…
Доминик протягивает руку за деньгами, Рабурден пожимает ее, а сам кладет деньги к себе в карман.
Мы потом рассчитаемся, дружок. Это запало мне в душу. Семья — вот моя жизнь! (Умиляясь.) Милые мои, после моей смерти все будет ваше.
Наследники, стоящие около него, опускают головы и отступают.
Исаак. Я не стал бы вас беспокоить, господин Рабурден, ради таких пустяков… Я пришел, чтобы пред-пожить вам настольные часы… Вы желали приобрести часы для вашей спальни.
Рабурден. О, это так, пришла фантазия.
Исаак(передавая ему фотографические снимки). Я принес снимки…
Рабурден. Ну, давайте… (Держа в руках снимки.) В самом деле, чудесные часы… Почему бы нам не посмотреть, подходят ли они для моего камина… Пойдемте все в спальню. Я хочу знать ваше мнение. (Выходит под руку с Домиником.)
Остальные следуют за ними. В тот момент, когда Исаак хочет войти в спальню, его останавливает г-жа Воссар.
Г-жа Воссар(остановив Исаака). Извините, господин Исаак. Вы все еще такой же злой, как вчера? А может быть, теперь вы уже не откажетесь продлить срок моих векселей?
Исаак. К сожалению, к великому сожалению… Я уже пять раз переписывал ваши просроченные векселя… Почему вы не попросите дядюшку уплатить по ним? Он ведь так вас любит!
Г-жа Воссар(поспешно). Ни слова дяде!.. (Проникновенно.) Я с вами заговорила о векселях, думая, что вы, увидав бедного дядюшку…
Исаак. Да что вы, он совсем молодец.
Г-жа Воссар. О-оо… молодец.
Исаак. Боже мой, если бы знать наверняка, я бы, пожалуй, еще раз их переписал. Я даже дал бы вам взаймы три тысячи франков, которые вы вчера просили… Я же человек не злой… (Переходя налево.) Беда в том, что дядюшку Рабурдена, как говорится, не легко загнать в гроб. Он из живучих…
Слышится голос Рабурдена: «Господин Исаак, господин Исаак!»
Извините, он меня зовет. (Идет в спальню.)
Г-жа Воссар(следуя за ним). Ну и прохвост этот Исаак! С таким нетерпением ждать последнего вздоха старика!
Г-жа Фике(за кулисами). Оставайся в беседке, Киса. (Входит, толкая перед собой Леду.) Милая крошка, она не должна слышать наш разговор… (К Леду.) Итак, кузина заставляла вас целовать ей ручки?
Леду. Уверяю вас, сударыня…
Г-жа Фике. Просто смешно, он еще краснеет! Я имею в виду только наше дело… Вы женитесь на моей дочери Эжени, да или нет?
Леду. Я люблю мадемуазель Эжени, и если надежды, на которые вы намекали, оправдаются…
Г-жа Фике. Пожалуйста, без лишних слов… Я даю Эжени сто тысяч франков приданого. Вдобавок, если вы оба будете себя хорошо вести, я предоставлю вам этот дом… Здесь вам будет удобно.
Леду. Осмелюсь заметить, сударыня, что до этого еще далеко. Господин Рабурден…
Г-жа Фике. Он очень плох, мой друг… К тому же бедная Киса не может больше ждать. Дядя должен с этим считаться… Двух женихов из-за него она уже упустила, а ей скоро минет двадцать два года.
Леду. Все же думаю, что следует повременить.
Г-жа Фике. Свадьба состоится в сентябре, не позже. Подумайте, устраивает ли это вас… Мы котируемся, по крайней мере, в сто тысяч франков. Все холостяки в городе это знают… Не хотите — не надо. Мы на этом, сударь, только выиграем… (Указывает на корзинку.) У меня здесь лежит список женихов: один на сто восемьдесят тысяч франков, другой на двести двадцать тысяч, третий на двести тысяч…
Леду. Нет, нет, я женюсь. Дело решенное.
Г-жа Фике. Значит, вы женитесь! Дело решенное! По рукам!.. Можете идти в беседку к Эжени.
Леду выходит.
Господи, сколько хлопот с этими детьми! (Садится на диван.)
Рабурден входит с Шапюзо, рассматривая фотографии, в то время как Доминик выходит направо на авансцену.
Рабурден. По-моему, часы в стиле ампир немного велики… Как вы думаете, Шапюзо?
Шапюзо. Кхе, кхе… Я предпочел бы на своем камине часы в стиле Людовика Шестнадцатого. Купите те часы, Рабурден.
Г-жа Фике(встает). Ни в коем случае! Я выбрала бы эти, в стиле Людовика Пятнадцатого. Прелестное украшение для комнаты новобрачной, если вам придет счастливая мысль подарить их одной из ваших внучатных племянниц. (Идет направо, в глубину, и надевает шаль и шляпу.)
Входят Исаак и г-жа Воссар, которая остается в глубине сцены слева и надевает шляпу.
Исаак. Часы и канделябры в стиле Людовика Пятнадцатого, самые дорогие… Они стоят тысячу двести франков.
Рабурден. Господь с вами! (Отдает снимки Исааку.) Тысяча двести франков! Если бы я позволил себе такое безумство, я бы считал, что разоряю своих наследников.
Г-жа Фике и г-жа Воссар. Что вы, дядюшка!
Рабурден(идет к выходу с Исааком). И ваша последняя цена действительно тысяча двести франков?
Уходят в сад.
Шапюзо(возле двери, тихо). Ему страшно хочется иметь эти часы.
Г-жа Фике(тихо). Нет, нет, его аппетиты все растут… Мы должны поклясться друг другу, что никто из нас, выйдя отсюда, не побежит покупать ему эти часы.
Г-жа Воссар(тихо). Обещаю.
Шапюзо(тихо). А мне и обещать незачем… Остерегайтесь нового племянника.
Рабурден(из сада). Идите же сюда, друзья мои!
Все трое выходят. Доминик следует за ними, но его останавливает Шарлотта, которая входит справа.
Шарлотта. «Здравствуйте, дядюшка!» — «Здравствуй, племянник!» Ну, не говорила ли я тебе! Вы оба были такие смешные.
Доминик. А твой крестный мне нравится. Видно, что бедный старик по своему простодушию стал жертвой этих людишек… Ему было очень не по себе, когда пришел Исаак. Он потерял ключ от несгораемого шкафа.
Шарлотта. Вот как! Он потерял ключ от несгораемого шкафа?
Доминик. Посмотрела бы ты на лица наследников! Ни у кого из них не оказалось при себе ни гроша. Тогда я набрался храбрости и вынул мои триста франков.
Шарлотта. Ты одолжил крестному свои триста франков?
Доминик. Ну да… Он обещал со мной рассчитаться.
Шарлотта(вне себя). Ну нет, крестный, этого я не допущу!.. (Доминику.) Однако ты порядочный Дурень!
Доминик. Но ведь он потерял ключ от несгораемого шкафа!
Шарлотта. Какой там ключ… Замолчи! Ты меня выводишь из терпения.
Доминик. Он мне вернет эти деньги. Ни минуты не сомневаюсь.
Шарлотта(в отчаянии). Тебя обобрали, понимаешь?.. Это моя вина. Я должна была сразу тебе все объяснить… Но, клянусь жизнью, он раздобудет эти триста франков! И я потребую свое приданое, мои три тысячи, сегодня же вечером!
Доминик. Тише!.. Здесь люди.
Рабурден(за кулисы). Нет, нет, господин Исаак, не рассчитывайте на меня…
Шарлотта(идет в сад и возвращается вместе с Рабурденом, таща его за руку). Ну, а теперь, крестный, поговорим начистоту.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Спальня Рабурдена. В глубине дверь, ведущая в столовую; слева от нее бельевой шкаф, справа кровать с пологом. Слева на втором плане окно в сад; ближе к зрителю дверь. Направо, на первом плане, камин, украшенный только двумя высокими подсвечниками. Обычная меблировка спальни, ночной столик у изголовья кровати, стулья и т. д. На авансцене: слева кресло и круглый столик, справа еще одно кресло.
Шарлотта(отворяет дверь в глубине сцены и входит, таща за руку Рабурдена). Постыдились бы вы, крестный! Забрать последние триста франков у этого бедного малого!
Рабурден. Разве я знал?.. Поставь себя на мое место. Он входит и говорит мне: «Здравствуйте, дядюшка». Разумеется, я поверил, что он мой племянник.
Шарлотта. И взяли у него триста франков?
Рабурден. — Ну так что же? Ведь я считал, что он мой племянник.
Шарлотта. Вы даже сдачу ему не отдали?
Рабурден. Разумеется, я ведь считал, что он мой племянник!
Шарлотта. Но вы же знали, что не сумеете вернуть ему деньги.
Рабурден. Господи, но раз он мой племянник!.. Нельзя же так обманывать людей! Ему еще и не то грозило, твоему милому. Я хотел, черт возьми, попросить у него часы! (Идет налево.)
Шарлотта. Не будем ссориться… Прежде всего отдайте мне мое приданое.
Рабурден(встревоженный). Твое приданое?.. Тебе нужно твое приданое?
Шарлотта. Конечно! Я выхожу замуж.
Рабурден. Выходишь замуж?.. Силы небесные! Что я слышу!.. Дитя мое, замужество — дело серьезное. Нужно хорошенько все обдумать. Ты слишком молода.
Шарлотта. Мне двадцать лет.
Рабурден. Как девочки быстро растут! Уже двадцать лет!.. Впрочем, между нами говоря, твой жених мне не нравится. Мне кажется, что он шалопай.
Шарлотта. Шалопай? Вы же были от него в восторге.
Рабурден. Ну, как сказать… Я просто снисходителен к своим племянникам. Но теперь, когда дело идет о тебе, о твоем счастье… Да и взгляд у него не внушает доверия. Ты будешь с ним несчастна. (Садится в кресло справа.)
Шарлотта. Несчастна с Домиником? Да вы смеетесь надо мной, крестный!.. Одним словом, отдайте мое приданое.
Рабурден. Хорошо, хорошо, я тебе верну его… в день твоей свадьбы.
Шарлотта. Нет, отдайте сейчас же.
Рабурден(принужденно смеясь). Сейчас же? Скажите пожалуйста, какая прыткая! Ну нет, голубушка, сейчас я тебе его не отдам.
Шарлотта. Крестный…
Рабурден(встает с кресла, идет направо). Вот чудачка! Тебе кажется, что это так просто, раз-два и готово!.. Нельзя же сразу ни с того ни с сего требовать деньги… Что это, в самом деле! А может быть, я вложил твои капиталы в какое-нибудь дело?
Шарлотта. Крестный…
Рабурден(жалобным тоном). Они все у меня отняли, бедная моя Шарлотта, они обобрали меня, как липку, милые наследнички!
Шарлотта(тормошит его). Мое приданое! Мое приданое!
Рабурден. Клянусь, они всему виной.
Шарлотта(передразнивая его). Эти деньги неприкосновенны, не правда ли?.. Лучше вы пойдете с протянутой рукой, — так вы, кажется, говорили?
Рабурден. Да, да, с протянутой рукой… Ах, этакие негодяи! (Садится в кресло слева.)
Шарлотта. Значит, все кончено, у нас больше нет ни одного су. Триста франков Доминика — выманили! Три тысячи франков, доставшиеся мне в наследство, — растратили! Вы думаете, что я так это и оставлю? Плохо вы меня знаете. Я устрою скандал на весь город.
Рабурден. И ты будешь совершенно права.
Шарлотта. Ведь не я вас разорила, я вам не племянница! За что же вы мне мстите? Как вы смели прикарманить мои три тысячи франков! (Подходит к двери в глубине сцены и зовет.)Доминик!
Входит Доминик.
А мы-то хотели на эти деньги арендовать мельницу. Воздушные замки строили!
Рабурден(вставая с кресла). Ничего, ничего, дети мои, не огорчайтесь… Не в деньгах счастье… А какая парочка из вас выйдет, просто ангелочки!
Шарлотта(Доминику). Ты слышишь?.. Я была права. Ни одного су… (Рабурдену.) Ну, а теперь, крестный, я хочу все знать.
Доминик. Говори с ним поласковей.
Рабурден. Ты прав, она слишком резка со мной… Когда на меня набрасываются, я теряю голову.
Шарлотта. Довольно шуток… Кому достались эти три тысячи франков?
Рабурден. Кому?
Шарлотта. Да, какой племяннице, какому племяннику? С кого я должна их требовать?
Рабурден. Никак не могу припомнить, кому я их дал…
Шарлотта. Может быть, старику Шапюзо?
Рабурден. Весьма возможно.
Шарлотта. Или этой старой выдре Фике?
Рабурден. Очень может быть.
Шарлотта. Или противной кривляке госпоже Воссар?
Рабурден. Пожалуй, хотя я и не дал бы голову на отсечение. (Ходит по сцене.)
Шарлотта. Да говорите же толком, отвечайте ясно — да или нет!.. (Доминику.) Всякое терпенье лопнет!
Доминик. Не волнуйся! Береги свое здоровье.
Рабурден(подходя к нему). Ах, да откуда же я знаю! Пять франков тому, пять франков другому! Шкаф мой опустел, я даже не заметил, как это случилось! Вся эта шайка брала в долг, тянула у меня деньги, обирала меня… Я знаю только, что все, до последнего су, все ушло к ним.
Шарлотта. Так, так. А мы остались на бобах.
Рабурден. Если бы у меня были ваши три тысячи франков, я бы немедленно их отдал. Я никогда не был корыстным человеком. Рано или поздно вы получите эти деньги… (Умиляясь.) Все перейдет к вам после моей смерти.
Шарлотта. Знаю эту песенку!.. Меня-то не обманете… Значит, мои деньги попали в лапы этой шайки?
Рабурден. Бедные детки!
Шарлотта. Ну так шайка и заплатит… Клянусь жизнью! Я получу все, до последнего сантима, — это так же верно, как то, что меня зовут Шарлоттой… (Насильно усаживает Рабурдена в кресло, стоящее слева.)
Прежде всего займемся вами, вытянитесь в кресле и не шевелитесь.
Рабурден. Не кричи на меня… Почему я не должен шевелиться?
Шарлотта(Доминику). А ты беги к друзьям, к племянникам, к племянницам, пусть они сейчас же явятся сюда… Ты им скажешь, что дядюшка Рабурден при смерти.
Рабурден(испуганно). При смерти?..
Шарлотта. Именно при смерти!.. И добавь еще, что он харкает кровью, хрипит, ничего не слышит и не видит.
Рабурден. Да нет же, нет!.. Я хотел бы знать…
Шарлотта. Никаких объяснений! Вы помрете, это решено… (Доминику.) Ты меня понял?
Доминик. Да… Счастливо оставаться. (Направляется к дверям в столовую.)
Шарлотта. Нет, сюда. (Указывает на дверь слева.) Только никого не забудь, пусть все придут.
Доминик. Через четверть часа все будут здесь. (Выходит через дверь справа.)
Шарлотта(поясняя свои действия словами). А теперь возьмемся за комнату. Нужно создать беспорядок… Простыни смяты и свисают на пол. Одежда брошена куда попало… Да еще опрокинутый стул у дверей… Ну, вот, отлично, теперь все как надо.
Рабурден(смотрит на эти приготовления. Умоляющим голосом). Может быть, ты мне все-таки скажешь…
Шарлотта. Сейчас… Раньше я затоплю камин. (Разжигает огонь в камине.)
Рабурден. Топить в июне месяце! Мне и без того слишком жарко, я начну задыхаться. Из-за тебя я заболею!
Шарлотта. Тем лучше!
Рабурден. Как это «тем лучше»?!
Шарлотта. Если бы вас стала трясти лихорадка, это было бы очень кстати… Ну, а теперь нужно подумать о каком-нибудь отваре. (Она берет с камина чайник и ставит его на огонь.)
Рабурден. Я не хочу отвара.
Шарлотта. Ничего, выпьете… (Перебирает вещи на ночном столике.) Что это такое? Пырейный корень. Очень хорошо. (Бросает щепотку в чайник.)
Рабурден. Нет, нет, пырейный корень — ни за что! Разве можно после плотного завтрака! У меня начнутся колики в желудке… Нет, я этого пить не буду.
Шарлотта. Будете, говорю вам!.. (Осматривается.) Чего-то еще не хватает. Надо бы бутылок, порошков, микстуры… Ага! Я, кажется, положила тот рецепт, что доктор выписал, в ночной столик. (Вынимает рецепт.)
Рабурден. Я запрещаю тебе идти в аптеку.
Шарлотта. А я и не собираюсь туда идти… Ваш шкаф и без того набит этой дрянью. Возьмем, что попадется под руку. (Проходит налево. Открывает шкаф, влезает на стул с рецептом в руке. Читает.) Так, так… Микстура. Вот какая-то микстура… Порошки. Вот целая дюжина нераспечатанных пакетов между вашими ночными колпаками… Пилюли. Что за черт? Куда это вы засунули ваши пилюли? Ага, вот одна коробка — под вашими кальсонами… (Прыгает со стула.) И ванна. Как жаль, что у вас нет ванны… (Ставит лекарства на круглый столик.) Для начала примите это.
Рабурден(подходит к ней). Принять это? Ни за что! Да ты с ума сошла! Хочешь меня отравить? Снадобья, которые бог знает сколько времени провалялись в шкафу! (Идет налево.)
Шарлотта. Хуже они не стали. Вы уже их принимали, значит, можете принять еще разок!
Рабурден. Ну, нет, не выйдет. Это уж слишком!
Шарлотта(снова толкает его в кресло). Да садитесь же!.. А теперь расстегните ворот рубахи… Вот так!.. Возьмем одеяло с кровати. (Идет за одеялом.)
Рабурден. Мне нечем дышать. Я тебе говорю, что мне нечем дышать! Со мной будет удар!
Шарлотта(подходит к нему). Ерунда, одеяло необходимо… (Покрывает его одеялом.) Ну-ка, вытянитесь… (Становится перед ним на колени.) Разве вы не хотите вернуть свои деньги, заставить наследников содержать вас?
Рабурден. Хочу, хочу!.. Мерзавцы! Я бы отобрал у них все до последней рубашки.
Шарлотта. Прекрасно. Вот я и начну с того, что заставлю их подарить вам часы, которые вам так поправились.
Рабурден. Правда, я получу часы?
Шарлотта(поднимаясь с пола). Только постарайтесь умирать как следует. Остальное я беру на себя… Часы, деньги, я все получу. Ваши племянницы не скоро меня позабудут.
Рабурден. Но все-таки будь поделикатней с моими наследниками. Не губи их. Они мне еще пригодятся.
Шарлотта. Не бойтесь… Закиньте голову, приоткройте рот, закройте глаза, притворитесь, что вы ничего не видите и не слышите. Отлично, отлично!.. (Отступает и внимательно смотрит на него.) Как хорошо вы изображаете умирающего! И безобразны же вы, крестный!.. Внимание! (Идет к окну.) А вот и Шапюзо.
Рабурден. Прохвост! Вот кто будет доволен!
Шарлотта(останавливает Шапюзо и бросается к нему в объятия). О, господи, господи, сударь, все кончено. А… а… а… а… (Плачет.)
Шапюзо. Успокойся, дитя мое… Ты видишь, я совершенно спокоен!
Шарлотта(снова останавливая его). Я была одна, я так перепугалась. Мне пришлось его перенести и уложить. И вот уже полчаса, как он в таком состоянии А… а… а… (Плачет.)
Шапюзо(отстраняет ее и приближается к Рабурдену). М-да… Он еще дышит!.. (Отходит с Шарлоттой в сторону направо и понижает голос). Как же это произошло?
Шарлотта. Неожиданно, после завтрака.
Шапюзо. Еще бы! Он ел, как голодный зверь… Огромные ломти хлеба.
Шарлотта. Он вдруг побледнел как полотно.
Шапюзо. Хорошо!
Шарлотта. Закатил глаза…
Шапюзо. Отлично!
Шарлотта. Лицо посинело, язык высунулся наружу…
Шапюзо. Превосходно!
Шарлотта. Он был совсем как утопленник.
Шапюзо. Великолепно!.. Скажи, пожалуйста, а кровохарканья не было?
Шарлотта. Кровохарканье? Еще какое! Я думала, что он изойдет кровью… Теперь он и мизинцем не может шевельнуть.
Шапюзо. Чудесно! (Взглянув на Рабурдена.) А голос? Как у него голос? Наверно, очень слабый?
Шарлотта. Увы, сударь, он не произнес ни одного слова.
Шапюзо(в восторге, очень громко). Правда?.. (Понижая голос.) Я так громко говорю, это, может быть, его беспокоит?
Шарлотта. Нет, нет, не стесняйтесь. Он потерял слух и зрение.
Шапюзо(подходя к Рабурдену). Ослеп и оглох! О достойнейший друг, добрый мой друг!.. (Снова приближается к Шарлотте) Я-то слышу, как мышь пробежит, и зрение у меня, как у ястреба. А я ведь старше его!
Шарлотта. Да что вы сравниваете себя с крестным! Вы похороните десяток таких, как он… Восемьдесят лет, велика важность! Это в шестьдесят лет люди тяжело болеют и умирают… (Становится между Рабурденом и Шапюзо.) Взгляните на него, он лежит в своем кресле без движения, а вы держитесь прямо, твердо стоите на ногах, от вас веет свежестью и здоровьем!
Шапюзо. Ты права, малютка, я прекрасно себя чувствую. Здоровье хорошая вещь!.. Бедняга Рабурден! Как глупо довести себя до такого состояния! (Понижая голос.) На этот раз, судя по всем признакам, боюсь, что…
Шарлотта. В этом сомневаться не приходится.
Шапюзо. Не правда ли! Мы можем теперь без опасения предаваться нашему горю.
Шарлотта. Увы! Без всякого опасения.
Шапюзо(снова подходит к Рабурдену и смотрит на него). Глаза потускнели, ни кровинки в лице… (С содроганием отворачивается и отходит от кресла.) Он уже похолодел!
Рабурден(сквозь зубы). Скотина!
Шапюзо(оборачивается, испуганно). Что? Он что-то сказал?
Шарлотта(быстро отводит его на авансцену). Сударь, я все еще не нашла этого злосчастного ключа; мне предстоят кое-какие расходы… К тому же я не осмелюсь открыть несгораемый шкаф. Деньги теперь принадлежат вам.
Шапюзо(в восторге). В самом деле, деньги теперь принадлежат мне!.. Ах ты, моя милая!
Шарлотта. Я и подумала, что не стоит ломать шкаф…
Шапюзо(решительно). Я не позволю трогать мой шкаф! (Нетвердым голосом, идя в глубину сцены, к дверям.) Если понадобится, я дам немного денег вперед. Отложи счета. Я уплачу по ним, — да, я уплачу потом… (Возвращается на авансцену, отводит Шарлотту в сторону.) Он протянет до вечера, как ты думаешь?
Рабурден(сквозь зубы). Подлец!
Шапюзо(оборачивается, в ужасе). Право же, он пошевелился.
Шарлотта. Да нет, это одеяло соскользнуло… (Поправляет одеяло, тихо Рабурдену.) Лежите спокойно, слышите!
Рабурден(тихо). Я схвачу его за горло, если ты не вышвырнешь его вон!
Шапюзо. Что он сказал?
Шарлотта. Он ничего не говорит, сударь. Он хрипит, бедняга… (Снова подходит к Шапюзо.) Я вас попрошу дать мне на расходы две-три сотни франков…
Шапюзо(у дверей). Нет, нет, не будем говорить о деньгах. Я слишком расстроен… Бегу за доктором, может быть, он успокоит нас… После, после.
Шарлотта бежит за ним следом.
Рабурден(вскакивает и широко распахивает дверь, которую только что захлопнула Шарлотта). Ах, негодяй! Мерзавец! Предатель!
Шарлотта(затворяя дверь). Замолчите, он еще в столовой.
Рабурден. Дай мне отвести душу… (Снова открывая дверь.) Подлец! Мошенник! Убийца!
Шарлотта(закрывая дверь). Перестаньте, вы можете все испортить… Вы стали красный, как рак.
Рабурден(идет на авансцену, серьезно). Ведь кровь течет у меня в жилах?
Шарлотта. Конечно!
Рабурден. А глаза горят?
Шарлотта. О да.
Рабурден. Язык на месте?
Шарлотта. По-моему, он отлично справляется со своим делом.
Рабурден(показывая кулак дверям). Каналья!.. (Шарлотте.) Дотронься до меня. Как ты находишь, я не похолодел?
Шарлотта. Да нет же, температура у вас подходящая.
Рабурден(облегченно). Ах, ты меня успокоила! Я оживаю. Этот разбойник Шапюзо способен убедить живого человека, что тот умер и даже похоронен! Лежа под одеялом, я чувствовал, что наступает мой последний час… Все у меня болело. Этот ходячий труп осмелился сказать: «Мой несгораемый шкаф!» Никогда тебе не выудить ни одного су у этого паршивого скелета!
Шарлотта(смотрит в окно). Посмотрим, дайте только срок. (Быстро подходит к Рабурдену, усаживает его в кресло справа.)
Рабурден. Не буду больше притворяться покойником, это мне портит настроение.
Шарлотта. Ну так и быть!.. Вздохните, крестный…
Рабурден вздыхает.
Не так, не так, вы же не барышня… Посильнее. Вот так. (Издает болезненный стон.) Хрип, предсмертный хрип!
Рабурден(пристально наблюдает за дверью.) Ох, боже мой, как я страдаю!
Г-жа Фике бежит на авансцену, за ней следуют Эжени и Леду.
Г-жа Фике. Значит, это правда? Бедный дядюшка! А мы-то собирались пойти по делу! (Ставит корзинку и остается посреди сцены.)
Леду и Эжени облокачиваются на кресло Рабурдена — один слева, другая справа.
Рабурден. Ах, боже мой!
Эжени. Что у вас болит?
Леду. В груди болит? Или в животе?
Рабурден. Ох, ох!
Шарлотта. Он мне уже с полчаса так отвечает. Только стонет… Видите, что здесь делается! Ужасный припадок! Я думала, что сойду с ума… Как я устала! (Садится в кресло слева.)
Рабурден. Ох, ох!
Г-жа Фике. Нельзя же дать ему умереть без помощи!.. Нечего сидеть сложа руки… (Шарлотте.) Вы что же, ничего не пробовали? Горячие бутылки, припарки, отвары?..
Шарлотта. Пырейный корень здесь кипит в чайнике.
Г-жа Фике. Скорей, Эжени, налей чашку.
Эжени берет чашку с камина и наливает в нее отвар.
Рабурден. Ой-ой! Не надо, не надо, я так страдаю…
Эжени(протягивает чашку матери). Мама, это же кипяток.
Г-жа Фике. Тем лучше… Откройте рот, дядюшка.
Рабурден(сжимая губы). Нет, не могу, нечем дышать.
Г-жа Фике. И все-таки он должен это выпить… (Заставляет его пить.) Отвар действительно довольно горячий… (Рабурдену.) Ну, как, согрелись?
Рабурден. Ой, ой!
Г-жа Фике. Эжени, дай еще чашечку.
Рабурден(испуганно). Умираю! Ради бога! Не надо!
Г-жа Фике. Все больные так говорят… (Подходит к круглому столику.) А микстуры не нужно дать?
Шарлотта. Он уже больше часа ее не принимал.
Г-жа Фике. В таком случае… (Наливает ложку микстуры.) Пахнет неважно.
Рабурден. Ой, ой!
Г-жа Фике(Леду). Господин Леду, поддержите-ка ему голову… (Подходит к Рабурдену и вливает ему лекарство в рот.) Готово.
Шарлотта. И пилюли ему пора принять. Можете дать ему три штуки.
Г-жа Фике(снова подходя к столику). Отлично. (Леду.) Держите его крепко. (Берет пилюли в руку.) Здесь четыре. Сильнее подействует. (Подходит к Рабурдену и заставляет его проглотить пилюли.) Он их глотает с ангельским смирением.
Рабурден. Тьфу! Задыхаюсь! (Сильно кашляет.)
Г-жа Фике. Еще чашечку! Что ты там копаешься, Эжени?
Эжени(передавая матери чашку). Вот, пожалуйста, мама.
Леду(рассматривает лекарства на столике). Тут есть еще и порошки…
Шарлотта. Их нужно всыпать в отвар.
Г-жа Фике. Отлично!..
Леду всыпает порошки в ту же чашку.
Странный цвет… Придется прибавить сахару. Посмотрите у меня в корзине… Есть там сахар?
Леду(подойдя к столику). Два кусочка, сударыня. (Приносит сахар.)
Г-жа Фике(с любезной улыбкой). Я припрятала сахар в воскресенье, когда вы угощали нас кофием… (Кладет сахар в чашку.) Эжени, помоги господину Леду держать дядюшку.
Рабурден(отбиваясь). Мне лучше, я совсем поправился, оставьте меня в покое!
Г-жа Фике(вливает ему в рот лекарство). Вам следовало бы выпить еще десять таких порций.
Рабурден. Господи! Господи! Умираю! (Запрокидывает голову и постепенно засыпает.)
Эжени. Он, кажется, в обмороке.
Леду. Ну, хватит с него!
Шарлотта. Да и по-моему тоже… Обморок его успокоит.
Г-жа Фике. Конечно. Отвар принес ему огромную пользу. Видите, он даже не дышит. Вот этого я и хотела добиться… (Эжени и Леду.) Не спускайте с него глаз, дети, и если он только начнет стонать — без колебания дайте ему отвару!..
Влюбленные потихоньку отходят к кровати, не обращая больше внимания на Рабурдена.
(Отводит Шарлотту налево.) Когда он почувствовал, что конец его близок, не доверил ли он вам что-нибудь важное?
Шарлотта. Ничего… Он только не переставая говорил о часах.
Г-жа Фике. О часах в стиле Людовика Пятнадцатого… И что же он сказал?
Шарлотта. Он говорил о них, как о друге, как о живом существе, которое он желал бы видеть у своего смертного ложа… Он хотел, чтобы часы стояли рядом с его кроватью… Это его бы утешило. Он следил бы за движением стрелок и чувствовал себя менее одиноким.
Г-жа Фике. Так, так.
Шарлотта. Он бессвязно лепетал, как влюбленный, сударыня… Я говорю это вам, потому что вы родственница… Такие вещи можно сказать только самым близким…
Г-жа Фике. Говорите, говорите, дитя мое. Я способна понять любую страсть.
Шарлотта(очень взволнованная). Одним словом, крестный хотел бы, чтобы они пробили его последний час.
Г-жа Фике. Его последний час?
Шарлотта. Увы, сударыня, его последний час!
Г-жа Фике. И он оставит свое наследство тому, кто ему подарит часы?
Шарлотта. Именно так: он оставит наследство тому… О сударыня, какая вы догадливая, не то что я…
Г-жа Фике. Привычка ворочать делами. Мне достаточно одного слова. (Зовет.) Господин Леду!
Леду. Сударыня…
Г-жа Фике(отводит его на середину сцены. Шарлотта возвращается к шкафу, Эжени стоит возле кровати). Деньги, которые вы хотели положить в банк, при вас?.. Одолжите мне тысячу двести франков.
Леду(встревоженный). Позвольте…
Г-жа Фике. Выгодное дело, после вам объясню, оно обеспечит ваш брак.
Леду(в нерешительности, глядя на Рабурдена). Значит, вы думаете…
Г-жа Фике(указывая на Рабурдена). Да посмотрите же на него, милый мой! Дело ясное, можно считать, что деньги уже в кармане… Сами понимаете, теперь у моей дочери женихов хоть отбавляй.
Леду. Вот тысяча двести франков. (Дает деньги.)
Г-жа Фике. Хорошо… (К Эжени и Леду.) Дети, не спускайте глаз с дядюшки. Я скоро вернусь.
Шарлотта(останавливает ее, вполголоса). Вы идете за часами?
Г-жа Фике. Нет еще… Мне нужно знать наверняка, я бегу к доктору.
Эжени. Как здесь жарко!
Леду. Просто дышать нечем… Не отворить ли окно, мадемуазель?
Эжени(подходит к окну). Да, да, конечно!
Шарлотта. Что вы делаете? Будет сквозняк.
Леду(подходит к Эжени, вполголоса). Мы могли бы пойти в сад, не правда ли, мадемуазель!
Эжени(глядя в окно, громко). Не хочу, не хочу… Ну вот, теперь мама уже за калиткой! Идем в сад, господин Леду.
Выходят, улыбаясь друг другу.
Шарлотта. Что ни говори, удобно иметь дело с влюбленными! Их не приходится выставлять за дверь… (Подходит к Рабурдену.) Крестный, крестный!.. Вот тебе и на, он не шевелится. Чего доброго, не умер ли он на самом деле? (Отступая.) Что за глупые шутки, мы уже довольно позабавились. Отвечайте, крестный, вы же знаете, что я боюсь покойников.
Рабурден громко храпит.
(Подходит к нему, смеясь.) Да он уснул! Ей-богу, храпит, как кузнечные мехи… Слышите, крестный, проснитесь!
Рабурден(внезапно просыпается). Что? В чем дело? Не надо лекарств… Вы мне надоели, я совершенно здоров. (Встает и идет налево.)
Шарлотта(смеясь). Бедный мой крестный!
Рабурден. Ах, ты теперь одна? Бесстыдница этакая!.. Заставила меня глотать всю эту дрянь! Тьфу!
Шарлотта(подбегая к окну). Молчите!
Рабурден(возвращаясь направо). Сон меня очень подбодрил… Теперь недурно бы немного прогуляться.
Шарлотта. Молчите… (Усаживает его снова в кресло.) Идут ваши наследники с доктором.
Мург(подбегает к Рабурдену, следом за ним обе женщины). Что с вами, дорогой друг? Вы нездоровы, а меня не было подле вас!
Рабурден. Ох, доктор!
Мург. Успокойтесь, я здесь, черт побери! Я весь внимание. (Щупает пульс.)
Г-жа Воссар. Ради бога, доктор, успокойте нас.
Мург(галантно). К вашим услугам, королева Санлиса.
Г-жа Фике. Утешьте нас.
Мург. Сейчас… (После паузы.) По-моему, хуже и не бывает.
Рабурден. Никогда еще мне не было так плохо.
Мург. Да, очень плохо… (К дамам.) Успокойтесь.
Г-жа Фико в задумчивости отходит в сторону налево; г-жа Воссар остается возле Рабурдена.
Шарлотта(приближается к доктору). Я могу вам рассказать, сударь, какие обнаружились симптомы.
Мург. Не нужно, милое дитя… достаточно, если вы проследили, чтобы он в точности принял все прописанные мною сегодня утром лекарства.
Шарлотта. Ну конечно, он все принял… Тогда и начался припадок.
Мург. Понятно. Лекарства всегда будоражат больных. У вас найдется перо и листок бумаги?
Шарлотта приносит доктору лежавшие на столике бювар и перо.
Рабурден. Еще рецепт, доктор?
Мург(пишет). О, сущая безделица: сироп, таблетки, минеральная вода, мазь и пьявки… Особенно рекомендую пьявки… Двадцать пять пьявок, слышите?
Рабурден(встревоженный). Нет, нет!
Шарлотта. Двадцать пять пьявок? Считайте, что они уже поставлены.
Мург(Рабурдену). Ну, вот видите, мой друг, вам уже стало лучше. Ничто так не действует на больного, как хороший рецепт… Между прочим, мне сказали, что Шапюзо ищет меня. Я видел его издали, когда шел сюда, он бежал с непокрытой головой по солнцепеку, словно сумасшедший, смеялся и распевал песни, как пьяный. Его состояние меня серьезно беспокоит.
Рабурден. Добряк Шапюзо… Это он из-за меня так огорчается!
Г-жа Воссар (Рабурдену). Дядюшка, вам будет гораздо покойнее в постели.
Шарлотта(тихо г-же Фике). Сударыня, мне кажется, что этот новый племянник, Доминик, пошел насчет часов…
Г-жа Фике(тихо). Я совсем о нем забыла! Его здесь действительно нет!.. Бегу! Никому ни слова! (Уходит в дверь направо, стараясь не обратить на себя внимания.)
Шарлотта (в сторону). Ну, теперь возьмемся за другую.
Мург(подбегая к Шапюзо, который входит, шатаясь, с растерянным видом и что-то бормочет). Что я вам говорил!.. (Шарлотте.) Помогите мне, дитя мое.
Они ведут Шапюзо налево и усаживают в кресло.
Шапюзо. Пустяки, сущие пустяки… солнце… Ах, дорогой Рабурден! На меня это так подействовало! Круги пошли перед глазами. (Садится.)
Мург. Я провожу вас домой и уложу в постель.
Шапюзо. Меня? Ни в коем случае! Никогда я себя не чувствовал таким молодцом… Закройте ему глаза, а обо мне не беспокойтесь… Ах, такая радость, такое солнце! (Падает в обморок.)
Мург. Я это предвидел… Скорей воды, мокрое полотенце! (Идет в глубину сцены, суетится.)
Рабурден(сквозь зубы). Подох бы ты здесь, на моих глазах! (Стонет.) Ой, ой!
Г-жа Воссар(стоя возле Рабурдена справа). Боже мой! Доктор, дядюшка умирает.
Мург(бежит к Рабурдену). Нужны горчичники.
Шарлотта(стоя возле Шапюзо слева). Доктор, он не дышит, ему не хватает воздуха.
Мург (Подбегая к Шапюзо). Я пущу ему кровь.
Г-жа Воссар. Доктор, нельзя же оставлять дядюшку без помощи.
Мург(бежит к Рабурдену). Готов к услугам, очаровательница.
Шарлотта. Скажите, по крайней мере, что я должна делать, доктор?
Мург(идет к Шапюзо). Сейчас, дитя мое.
Г-жа Воссар. Доктор…
Шарлотта. Доктор…
Мург(останавливается посредине и отирает пот со лба). Помилосердствуйте! Наука бессильна. Я не могу одновременно спасать двоих!
Рабурден(стонет). Ой, ой! Он такой здоровяк, и умрет раньше меня!
Мург бросается к Рабурдену, г-жа Воссар отходит к кровати.
Шапюзо(придя в себя). Что такое, он говорит?..
Шарлотта. У вас начался озноб… Хотите, мы отвезем вас домой? (Идет в глубину сцены, пристально наблюдая за г-жой Воссар.)
Шапюзо. Ни за что! Мне очень удобно в этом кресле!.. (Смотрит на Рабурдена. В сторону.) Я буду ждать.
Шарлотта(в глубине сцены, тихо г-же Воссар). Сударыня, мне кажется, что госпожа Фике побежала за часами…
Г-жа Воссар. В самом деле, ее здесь нет!.. А я занимаюсь всякой чепухой! (Быстро уходит через дверь в глубине сцены.)
Шарлотта(в сторону). Вот и вторая убралась. Та, которая явится с пустыми руками, вернет мне приданое. (Подходит к шкафу и укладывает белье.)
Мург(подходит то к Рабурдену, то к Шапюзо). А у меня полно хлопот с больными… Шапюзо, друг мой, еще раз предупреждаю, что положение ваше серьезно… Рабурден, не укрыть ли вас еще одним одеялом?.. Вы не поверите, как я счастлив, оказывая помощь двум самым любимым моим пациентам!
Рабурден. Бедный Шапюзо!
Шапюзо. Бедный Рабурден!
Г-жа Фике(за кулисы). Подождите. Я вас позову… (Рабурдену.) Дядюшка, если вы будете умницей, если вы будете папнькой…
Рабурден. Я кроток, как ягненок, дорогая племянница.
Г-жа Фике. Будете ли вы благодарны мне, дядюшка? Будете ли всегда помнить вашу Лизбету?
Рабурден. Конечно.
Г-жа Фике. Я боюсь объявить вам сразу такую радостную новость… (Мургу.) Доктор, способен ли дядюшка перенести большое волнение?
Мург. Большое волнение?.. Было бы любопытно изучить на его примере, какое действие оказывает на больного сильное волнение. (Щупает пульс у Рабурдена.) Я не возражаю, сударыня.
Шарлотта(приближается к Шапюзо). Подождите, я стану возле господина Шапюзо на тот случай, если волнение передастся и ему.
Г-жа Фике(у двери в глубине сцены). Прекрасно… Значит, я могу приступить к делу. (За кулисы.) Господин Исаак, войдите, пожалуйста.
Входит Исаак с часами в руках и останавливается посредине сцены.
Рабурден. О, часы, желанные часы! (Смотрит на часы с восхищением.)
Шапюзо(сквозь зубы). Это его доконает.
Шарлотта(Шапюзо). Поберегите себя, отвернитесь…
Рабурден(не отрывая взгляда от часов). Они — мои! Они будут стоять в моей спальне!.. Господин Исаак, прошу вас, погодите еще минуточку…
Исаак. У меня руки затекли.
Рабурден. Какая тонкая чеканка!
Г-жа Фике(тихо, стоя за креслом). Ну что, доктор?
Мург(следя за пульсом, очень серьезно). Пульс учащается. Кровь приливает к сердцу.
Рабурден. Какая чистота линий в каждой детали!
Мург. Прекрасно. Мускулы напрягаются, жизнь бьет ключом.
Г-жа Фике(в сторону). Боже мой, ему гораздо лучше!.. (Громко.) Поставьте часы на камин, господин Исаак.
Исаак проходит мимо Рабурдена, который не отрываясь смотрит на часы.
Шапюзо(сквозь зубы). Он порозовел, как девушка… Проклятье!
Рабурден(после того, как Исаак поставил часы на камин). Вблизи, о, вблизи они еще более прелестны!
Мург(продолжает следить за пульсом Рабурдена). Никакой лихорадки, пульс ровный, сердце бьется, как у впервые влюбленного юноши в пятнадцать лет.
Рабурден(поворачивается к г-же Фике). Благодарю тебя, Лизбета.
Г-жа Фике. Подождите… (Патетическим тоном.) Они бьют, дядюшка, они бьют!
Исаак(регулирует часы). Да, бой в полном порядке.
Г-жа Фике. Увы, дорогой мой дядюшка!
Часы бьют.
Сколько скорби в этом звоне, о, боже мой!
Рабурден. Какая райская музыка!
Часы снова бьют.
Она возвещает весну, жизнь… Подождите, я сам их отрегулирую. (Забывшись, подбегает к камину.)
Г-жа Фике(в изумлении). Он на ногах!
Шапюзо(ошеломленный). На ногах! (У него начинается припадок.)
Шарлотта растирает ему руки.
Мург. Прекрасно!.. Это действуют пилюли.
Рабурден(в большом замешательстве, делая вид, что сейчас упадет). Извините… такая радость… я понадеялся на себя… Помогите мне дойти до кровати. Последнее усилие меня сломило.
Г-жа Фике и Мург укладывают его в постель и остаются подле него.
Г-жа Воссар(стоя на пороге, в сторону). Ну, так и есть, часы на камине… Мерзавка! (Останавливает Исаака.) Надеюсь, что сейчас, когда мне грозит такое горе, вы не будете ломаться и перепишете векселя.
Исаак. Безусловно, сударыня… Мы прибавим только обычные проценты.
Г-жа Воссар. И вы дадите мне еще три тысячи франков в долг.
Исаак. Думаю, что и это возможно… Я зайду к вашему супругу.
Г-жа Воссар. Не к чему его тревожить, он работает… Приходите сюда через час. Я принесу нужные бумаги. (Идет в глубь сцены и провожает его до дверей.)
Исаак уходит.
Шарлотта(слышит их разговор, хотя делает вид, что ухаживает за Шапюзо). Три тысячи франков, — как раз мое приданое!
Мург(продолжая стоять у кровати). Повернитесь к стене, друг мой, и постарайтесь уснуть. (Отходит от кровати.)
Г-жа Воссар приближается к Рабурдену.
Г-жа Фике(тихо Мургу). Напрасная надежда, не правда ли? Последняя вспышка догорающей лампы?
Мург. Без сомнения. Я зайду вечером, если в этом еще будет надобность… (Идет в глубину сцены за своей шляпой, потом подходит к Шапюзо.)
Шарлотта стоит у кровати. Г-жа Воссар и г-жа Фике справа на авансцене обмениваются злобными взглядами.
Шапюзо, вам следовало бы лечь в постель.
Шапюзо. Ну нет, черт возьми! Я отсюда не двинусь… Я согласен выйти в сад, но не дальше.
Мург. Ну, так идем в сад. (Хочет взять его под руку.)
Шапюзо(отбиваясь). Оставьте! Я мог бы вас отнести на руках, если бы захотел. (У него начинается припадок. Он чуть не падает.)
Мург уводит его, поддерживая под руку.
Г-жа Воссар(вне себя от ярости, очень громко). Мы ведь уговорились не делать ему такого подарка! Вы сами предложили дать клятву…
Шарлотта(становясь между ними). Тише, тише, сударыня! Крестный начинает засыпать. (Возвращается к кровати и задергивает полог.)
Г-жа Воссар(продолжает, понизив голос). Расставили ловушку!
Г-жа Фике(тихо). Ничего подобного! Просто я более проворна, чем другие, вот и все.
Г-жа Воссар. Скажите: менее щепетильна!..
Г-жа Фике. Э, что там, вы бежали за мной по пятам!.. Каждый за себя… Очень жаль, если вы запутались в своих оборках!
Г-жа Воссар(постепенно повышая голос). В моих оборках! Ах, вот как, вы меня оскорбляете! Я не стану брать с вас пример… Я найду, что преподнести дядюшке.
Г-жа Фике(постепенно повышая голос). Ну и прекрасно.
Г-жа Воссар. Мой подарок будет получше вашего, не такой дурацкий, более изысканный.
Г-жа Фике. Желаю успеха. А я преподнесу ему что-нибудь более ценное.
Г-жа Воссар. А я еще более ценное.
Г-жа Фике. А я еще более ценное, чем вы.
Г-жа Воссар(очень громко). Сударыня!
Г-жа Фике(очень громко). Сударыня!
Шарлотта(снова становится между ними). Ради бога, идите в сад… Крестный спит.
Г-жа Фике(Шарлотте, отводя ее в сторону). Какая лицемерка! Я не уйду, если она останется…
(Тихо.) Уговорите дядюшку оставить мне все, и вы будете обеспечены. (Уходит в глубину сцены.)
Г-жа Воссар(Шарлотте, отводя ее в сторону). Нахалка!.. Я согласна уйти только следом за ней… (Тихо.) Дитя мое, я рассчитываю на вас, вы об этом не пожалеете.
Г-жа Фике(у двери). Вы уйдете первая, сударыня.
Г-жа Воссар. Нет, это вы уйдете первая.
Шарлотта(выталкивая обеих). Ступайте, ступайте обе сразу.
Шарлотта. Ни одной минуты нет покоя от этих кумушек!
Рабурден(осторожно высовывая голову из-за полога). Ушли?.. Шарлотта!
Шарлотта. В чем дело, крестный?
Рабурден. Ты уверена, что они обе убрались? Никого не осталось ни за креслами, ни под столом?
Шарлотта. Да нет же, все в саду.
Рабурден. Чудесно… (Вскакивает с кровати.) Подожди. Закроемся на задвижку для верности. (Запирает дверь на задвижку и возвращается, выделывая антраша.) Гоп, гоп! Вот хорошо!.. Гоп, гоп! У меня ноги замлели, честное слово!
Шарлотта. Будьте осторожны, они могут услышать.
Рабурден. Наплевать, часы-то я получил… (Берет ее за талию и кружится с ней по комнате, напевая.) Часы получил, часы получил…
Шарлотта. Довольно… А я приданое еще не получила. Шапюзо и кривляка Воссар должны раскошелиться.
Слышен стук в дверь справа.
Наверно, Доминик. (Открывает дверь.)
Входит Доминик.
Рабурден(рассматривает часы). Очаровательны!.. Но чего они мне стоили! С самого утра!
Доминик(спокойно). Они еще не ваши!
Рабурден(встревоженный). Что? Что ты сказал, племянник?
Доминик. Я сказал, что знаю, на каких условиях наша племянница Фике договорилась с почтенным Исааком.
Рабурден. Договорилась!.. Она же купила часы за тысячу двести франков?
Доминик. Нет, она взяла их напрокат до вечера за десять франков… Понимаете, дядюшка?.. Ведь сегодня к вечеру вы умрете.
Рабурден(в изумлении). К вечеру! Умру!.. (Сообразив.) Ах, какая дрянь! Это на нее похоже!
Шарлотта(смеясь). Бедный крестный!
Рабурден(в отчаянии). Меня обокрали, убили! (Пересекает сцену и садится справа). Слушай, Шарлотта, замучай их, разори их, пусть они взбесятся от злости… Если ты у них вырвешь часы, я их тебе подарю.
Шарлотта. По рукам… Но прежде нужно ублаготворить ваших прелестных родственников.
Рабурден. Ублаготворить их? Довольно шуток.
Часы бьют.
Шарлотта(указывая на них). Они пробили ваш последний час.
Рабурден вскакивает в ужасе. Потом все трое начинают хохотать.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Та же декорация, что и в первом действии.
При поднятии занавеса г-жа Фике и г-жа Воссар сидят друг против друга у круглого стола, — одна справа, другая слева; первая вытаскивает бумаги из стоящей рядом с ней корзинки и складывает их; вторая пишет.
Шапюзо стоит слева, прислонившись к несгораемому шкафу, и беседует с Домиником. Леду и Эжени сидят рядышком на диване справа и тихо разговаривают, улыбаясь друг другу.
Г-жа Фике (прерывает свою работу и прислушивается). Кажется, он тяжело вздохнул.
Все(смотрят на открытую настежь дверь в спальню). Тяжело вздохнул…
Г-жа Фике. У меня прямо мурашки по спине пробежали… Подождите! (Встает, подходит к двери в спальню и тихо зовет.) Шарлотта!
Шарлотта(появляясь на пороге). Тсс!
Г-жа Фике. Ничего нового?.
Шарлотта(очень тихо). Ох, боже мой! Кончается… Не входите, малейший шум для него — мученье.
Г-жа Фике. А доктор при нем?
Шарлотта. Да, да… Тише!
Наследники пожимают плечами и поворачиваются спиной к двери.
Г-жа Воссар(язвительно г-же Фике, которая села на свое место). Вот уже в четвертый раз вы нас тревожите понапрасну.
Обе погружаются в свои дела.
Шапюзо. И каждый раз это меня волнует! До чего глупо.
Доминик. Может быть, нам сесть?
Шапюзо. Нет, мне стало лучше на воздухе, мне очень удобно так стоять, прислонившись… (Поглаживает шкаф.) Я уже говорил вам, что дом…
Доминик знаком просит его говорить потише.
Да, да… дом… (Продолжает совсем тихо.)
Леду(нежно). Сегодня, мадемуазель, чудеснейший день в моей жизни.
Эжени(жеманясь). Ах, что вы, господин Леду…
Леду. Я весь этот день пробыл с вами, и вы дали мне понять, что любите меня.
Эжени. Мама позволила признаться вам.
Г-жа Фике(не поднимая головы). Ага! Она чем-то поит его… Я слышала, как звякнула ложка.
Шапюзо(не глядя на дверь). Ей понадобился сахар… Она взяла сахарницу с ночного столика.
Г-жа Воссар(не переставая писать). Нет, из шкафа… Дверцы шкафа скрипнули.
Эжени(продолжая говорить с Леду). Мама сказала, что теперь вы можете поцеловать мне руку, ведь бедный дядюшка…
Леду. Вы ангел! (Целует ей руку.)
Эжени. Мама уверяет, что у нас с вами будет двадцать тысяч годового дохода. У меня столько планов! О, столько планов! Я хочу гостиную, еще более нарядную, чем у тети Воссар; хочу иметь камеристку, хочу каждый год шесть новых туалетов, хочу маленькую коляску, маленькую лошадку, хочу маленький замок…
Леду. Разумеется, все, что вы пожелаете, прелестная Эжени. Драгоценности, кружева…
Эжени(в восторге). Да, да, драгоценности, кружева… (Другим тоном.) Мама сказала, что вы можете поцеловать меня в лоб.
Г-жа Воссар(внезапно поднимая голову). На этот раз…
Все(повернувшись к двери). Что такое?
Г-жа Фике(прислушиваясь). Нет, это Шарлотта раздувает огонь.
Шарлотта(пробегает через сцену). Горячих салфеток! Горячих салфеток!.. Я недосмотрела, и камин погас. Бедный крестный, он весь застыл! (Уходит на кухню.)
Г-жа Воссар(после некоторого колебания). Мне осталось написать только несколько строк. (Продолжает писать.)
Г-жа Фике(так же). Я думала, что успею привести в порядок свою корзинку.
Леду. Чело ваше чисто и прекрасно, как весеннее утро. (Снова целует ее.)
Эжени. Тише… Целуйте меня не так громко, но надо мешать другим.
Продолжают разговаривать вполголоса.
Шапюзо(повышая голос и расхаживая с Домиником по авансцене). Нет, нет, мне не нравятся чугунные решетки… Я предпочитаю живую изгородь. Я повсюду насажу буксовые кусты, посыплю все аллеи песком, — это давно следовало сделать, — и немного подстригу сирень… Тогда у меня будет чудесный сад.
Доминик. В самом деле, чудесный будет сад.
Шапюзо. Рабурден никогда не отличался вкусом…
Идут в глубину сцены.
Вот посмотрите, видите, там, направо, у самого грота, высокий вяз, — под его тенью ничего не растет. Так вот я прикажу его срубить! Завтра же его здесь не будет. Я хочу наслаждаться солнцем в своем саду… (Направляется на авансцену.) А за домом я решил развести плодовый сад. Через десять лет у меня будут лучшие фрукты в городе.
Шарлотта(бежит через сцену со сложенной салфеткой в руках). Она обжигает мне руки… Нагрейте еще салфетки. Я затопила плиту.
Г-жа Воссар(сердито). Перестаньте бегать взад и вперед, голубушка!.. Вы поднимаете ветер своими юбками!
Г-жа Фике. Затворяйте хоть двери… (Встает и закрывает дверь в кухню.) Мы на самом сквозняке, можно простудиться. (Садится снова.)
Эжени(улыбаясь Леду, который держит ее руку в своих). Я мечтаю о спальне, обитой голубым атласом с кружевными аппликациями… Повсюду цветы…
Леду. Все, что вы пожелаете, очаровательная Эжени.
Г-жа Фике(продолжая перебирать содержимое своей корзинки. Сквозь зубы). Никогда, кажется, я не кончу. Вот дело той дамочки, вот опротестованные векселя того молодого человека, вот прошение того господина, который застал свою жену…
Шапюзо(Доминику, с которым идет в глубь сцены). Как видите, стены хорошо сохранились, деревянная обшивка мало пострадала…
Уходят в сад, как только появляется Исаак.
Исаак(подходит к г-же Воссар, которая продолжает писать). Сударыня…
Г-жа Воссар. Минутку, господин Исаак… Сейчас закончу наше дельце. (Продолжает писать.)
Г-жа Фике (бросает свои бумаги обратно в корзинку). Ну все равно! Разберусь в другой раз… (Отводит Исаака в сторону налево). Зайдите за часами сегодня вечером.
Исаак. Слушаюсь, сударыня.
Г-жа Фике. Собственно говоря, если вы не торопитесь… Вы знаете, я выдаю замуж дочь. Ах, милая крошка!.. (Смотрит на Эжени в тот момент, когда ее целует Леду). Только руки и лоб, слышишь, Эжени…
Шарлотта(за кулисами). Скорей! Кто-нибудь…
Все(смотрят на дверь в спальню). Что? Что такое?
Шарлотта(выбегает на сцену). Пусть кто-нибудь сходит в аптеку. Скорее! Нужно заказать микстуру.
Г-жа Фике. Боже, как вы нас напугали!..
Наследники пожимают плечами. Шапюзо и Доминик возвращаются в сад. Леду, встав с места, облокотился на спинку дивана. Г-жа Фике продолжает говорить понизив голос.
Зачем вы нас беспокоите?.. Дядюшка в таком состоянии… (Берет склянку из рук Шарлотту и наливает в нее воды из графина, стоящего на буфете.) Нечего тратить деньги. Результат будет тот же.
Шарлотта. Как знаете… (Берет склянку и уходит в спальню.)
Г-жа Фике. Дай больным волю, они опустошат всю аптеку. (Идет в глубину сцены, где беседует с Шапюзо и Домиником.)
Г-жа Воссар(встав с места, ведет Исаака на авансцену). Вот возьмите… Муж был очень занят. Он подписал мне пустые бланки, я их сама заполнила.
Исаак. Дело в том, что я еще не решил окончательно…
Г-жа Воссар. Как так, ведь вы мне дали слово!
Исаак. Не спорю, я обещал… (Смотрит на дверь в спальню.) Но ведь риск немалый! (Отходит направо.)
Г-жа Воссар. Ну так оставьте их при себе. За деньгами теперь дело не станет. Найду в другом месте. Проценты изрядные.
Мург(на пороге спальни). Больше нечего делать, дитя мое. Остается только ждать.
Исаак(удерживает г-жу Воссар). Сударыня… Вот три тысячи франков. (Дает ей деньги и уходит.)
Шапюзо, Доминик и г-жа Фике идут на авансцену вместо с Мургом.
Все. Ну, что?
Мург. Удивительно странный случай, совершенно непонятная болезнь.
Шапюзо. В самом деле?
Мург. Недуг действует исподтишка, поразил все органы, а определить его никак не могу.
Г-жа Воссар. Боже мой!
Мург. Я, старый врач, не в состоянии поставить диагноз, — очень серьезный случай, чрезвычайно серьезный!
Шапюзо(подходит к доктору). Просто старость, доктор. Я слышал, что в возрасте Рабурдена кости утолщаются и могут задушить человека.
Мург. Очень, очень серьезный случай, чрезвычайно серьезный.
Шапюзо идет в глубину сцены.
Г-жа Фике. Что же дальше, доктор?..
Мург. Просто теряюсь! В науке столько загадочного… (Смотрит на часы.) Ого! Уже шесть часов, пойду обедать… Почтеннейшее общество, до свидания, всего доброго! (Уходит, раскланявшись со всеми и поцеловав руку г-же Воссар.)
Доминик. А вы не пойдете обедать, господин Шапюзо?
Шапюзо. Нет, я останусь на посту до конца… (Снова прислоняется к несгораемому шкафу.) Хотя, признаюсь, я не прочь закусить…
Г-жа Фике (занимает свое прежнее место у стола, слева, тогда как г-жа Воссар занимает свое, справа). Конечно, ведь время обедать. Ты голодна, Кисанька?
Эжени. Немножко, мама. Я бы с удовольствием что-нибудь скушала… Хотя бы пирожное…
Шарлотта(за кулисами). О, господи, господи!
Все(встают со своих мест). Что такое?
Шарлотта(за кулисами). Он умер.
Все(неподвижно стоят, словно застыв на своих местах). Умер?!
Пауза.
Г-жа Воссар(всхлипывает три раза и закрывает лицо платком). А-а-а!
Г-жа Фике. Я не могу плакать.
Шапюзо. Я тоже.
Г-жа Фике. Горе я таю в себе.
Шапюзо. И я тоже… Это еще мучительнее.
Г-жа Фике(направляется к Эжени). Плачь, плачь, Кисанька, тебе станет легче.
Эжени(плачет). И-и-и!..
Г-жа Фике. Как ты счастлива, что можешь плакать! (К Леду.) Уведите ее в сад, господин Леду, постарайтесь ее развлечь… Эжени, бедное дитя, у тебя больше нет дяди… (Понижая голос.) Ты позволишь ему поцеловать тебя в щечку.
Леду и Эжени уходят.
Доминик (отставляя стул, стоящий у стола). Придется выполнить некоторые формальности.
Г-жа Воссар. Такой хороший человек!
Г-жа Фике(идет на авансцену). Какой умница! Какой делец!
Шапюзо. Мы сорок лет были друзьями.
Доминик. Нужно бы пойти в мэрию.
Шапюзо. А помните, какой он был веселый, пока болезнь не сделала его несносным?
Г-жа Фике. Иногда он меня просто умилял! Мне и посейчас слышится, как он говорил о своей близкой кончине.
Г-жа Воссар. И он угас именно так, как говорил, этот чудесный, великодушный, благородный человек.
Доминик(убирает стол и ставит его к дивану). Следует подумать об извещениях.
Г-жа Фике(кривляясь). А вот наконец и слезы, благодатные слезы…
Все трое громко рыдают и вытаскивают носовые платки.
Доминик. Успокойтесь. Он умер, все кончено… Займемся делом.
Г-жа Фике(вытирая глаза, решительным тоном). Вы правы, займемся делом.
Все трое прячут в карман носовые платки.
Шапюзо. Мы не дети.
Г-жа Воссар. Слезами его не вернешь.
Шапюзо. О нет, нет!.. Извещения я беру на себя. (Идет в глубину сцены, подходит к буфету.)
Г-жа Фике(Доминику). Вы, молодой человек, пойдите заявить в мэрию.
Доминик. Слушаю, сударыня. (Уходит в дверь в глубине сцены.)
Г-жа Воссар. Мое траурное платье уже готово, я побегу…
Г-жа Фике. А я пойду на кухню… Нужно приготовить глинтвейн, нам предстоит бодрствовать у тела. (Уходит на кухню.)
Шапюзо(у буфета). Уж не хотят ли эти кумушки меня спровадить?.. Они способны растащить весь дом!.. (Берет с буфета прибор.) Ага! Вот серебряный прибор, который я подарил Рабурдену… Для чего ему здесь валяться… (Кладет прибор в карман.) Нужно следить за корзинкой Фике, она может вынести в ней всю мебель… (Оглядывается.) А где трость с золотым набалдашником, я что-то ее не вижу! (Ищет и находит ее у несгораемого шкафа.) Ах, вот она! (Возвращается мелкими шагами на авансцену). Она обошлась мне в шестьдесят франков. (Старается спрятать трость под пальто.)
Входит Шарлотта, смеясь.
Черт возьми! Кончик торчит… попробую отвинтить набалдашник.
В момент, когда он пытается отвинтить набалдашник, Шарлотта кладет руку ему на плечо. Он вздрагивает и в испуге оборачивается, трясясь всем телом.
Кто это? Рабурден?! Ах, это ты, малютка! Что тебе нужно? (Тщетно пытается спрятать трость.)
Шарлотта. Теперь, когда все принадлежит вам, сударь, вы, конечно, дадите мне денег на расходы, чтобы не ломать шкаф…
Шапюзо. Хорошо, хорошо… Пятидесяти франков тебе довольно?
Шарлотта. Да что вы! Столько предстоит расходов… Дайте мне франков триста.
Шапюзо. Великий боже! Триста франков!.. Мне придется пойти за ними домой.
Шарлотта. Ну так идите!
Шапюзо. Что ты говоришь! В мое отсутствие меня могут обокрасть.
Шарлотта. А я на что? Обещаю вам быть на страже.
Шапюзо. Ты будешь все время здесь? (Толкает ее к шкафу.) Ты не отойдешь от шкафа?
Шарлотта. Даю вам слово.
Шапюзо(поглаживая шкаф). Какой он приятный, какой прохладный!.. Я мигом слетаю. Мигом слетаю. (Идет поспешно к двери и спотыкается.)
Шарлотта. Осторожно, не рассыпьтесь! (Опускается на стул слева и хохочет.) Ха! Ха! Ха!
Г-жа Фике. Что случилось? Мне показалось, что кто-то смеется.
Шарлотта(плачет). И-и-и…
Г-жа Фике. Это вы плакали?.. Рыдания я издали приняла за смех… В кухне такой беспорядок! Нужно бы сварить бульон или кофе, словом, что-нибудь горячее!.. (Роется в буфете и вытаскивает бутылку.) Что это такое?
Шарлотта. Это ром, сударыня.
Г-жа Фике. Налью себе рюмочку… Меня даже мутит от голода! (Выпивает рюмку рома и направляется в спальню.) А теперь следует подумать…
Шарлотта(вставая). Входите, сударыня. Вы-то должны отдать ему последний долг. Он вам все оставил.
Г-жа Фике(в дверях спальни). Правда? (Возвращается в столовую.)
Шарлотта. Так же верно, как то, что бедного крестного уже нет в живых… Он сделал свое завещание сегодня утром, когда вы были в саду… Я сама обмакнула перо в чернила.
Г-жа Фике. Он мне отказал все — и мебель, и дом, и деньги?
Шарлотта. Все, сударыня… Я отстаивала ваши интересы. Вы обещали, что не останетесь в долгу.
Г-жа Фике. Ну вот, уже начинают клянчить деньги! Как только стало известно, что я разбогатела, все хотят залезть ко мне в карман. (Идет направо.) Не на такую напали! Вы, может быть, думали, голубушка, что я стану содержать вас до конца жизни? Послушайте, если вы и впредь будете мне служить, я подарю вам полдюжины хороших полотняных сорочек. Это я вам обещаю.
Шарлотта. Благодарю вас, сударыня.
Г-жа Фике(снова направляясь в спальню). А теперь помогите мне вынести оттуда часы.
Шарлотта(идет за ней). Часы… Для чего их уносить? Ведь вы их купили?
Г-жа Фике(презрительно). Как бы не так!
Шарлотта(тоже направляясь в спальню). Мне-то все равно. Дело ваше… Идем за часами.
Г-жа Фике. Каким странным тоном вы это говорите!
Шарлотта(возвращается направо). Нет!.. Вы недостаточно цените услуги, которые вам оказывают.
Г-жа Фике. Оставьте! Я деловой человек. Я готова подарить вам дюжину сорочек… Скажите мне только, в чем дело.
Шарлотта. И не подумаю… Хотите потерять наследство? Пожалуйста. Мне все равно.
Г-жа Фике. Что вы сказали?
Шарлотта. Меня это не касается!.. Пусть завещание будет признано недействительным.
Г-жа Фике. То есть как это: «признано недействительным»?
Шарлотта. В завещании безоговорочное условие: наследство получит тот, кто купил часы.
Г-жа Фике. Какое дурацкое условие! Дядюшка всегда был сумасбродом. Если понадобится, весь город это может засвидетельствовать… Я передам дело в суд! Да, я буду судиться… Этот Рабурден известен своими злостными выходками.
Шарлотта. Да, за ним водились странности.
Г-жа Фике. Злой, упрямый, лицемерный… Что же делать?
Шарлотта. Да ничего! Вы не получите ни одного су.
Г-жа Фике(обозлившись). Молчите, дура вы этакая! Я, слава богу, кое-что смыслю в делах… (Подумав.) Черт возьми! Нашла средство… Подождите меня. Хватит ли у вас, по крайней мере, смекалки, чтобы меня дождаться?.. (Уходя.) Боже мой. какая глупая девчонка!
Г-жа Воссар(в очень богатом траурном туалете, смотрит вслед г-же Фике). Куда это так бежит моя кузина?
Шарлотта(смотрит на нее, притворяясь очень взволнованной). Извините… Я так взволновалась, когда вы вошли в этом черном платье… (Меняя тон.) Боже мой. как вам идет черное!
Г-жа Воссар (жеманясь). В самом деле?
Шарлотта. Какое прелестное платье… Эти оборочки… Какой вкус! (Ходит вокруг нее.)
Г-жа Воссар(переходит направо). Я предпочла шелк, шерсть наводит уныние. А кружева? Вы не находите, что слишком много кружев? (Снова идет налево.)
Шарлотта. Нет, нисколько. Разве траур надевают для того, чтобы уродовать себя?
Г-жа Воссар(печально). Увы! Истинный траур носят в душе. (Меняя тон.) Я целых две недели сидела запершись со своей портнихой.
Шарлотта(хлопая в ладоши). Очаровательно! Очаровательно! Ваш туалет произведет фурор на похоронах… (Слезливо.) На похоронах, сударыня, на похоронах, о, господи!
Г-жа Воссар(вытаскивает роскошно вышитый носовой платок, которым вытирает глаза). На похоронах, дорогая крошка!.. (Меняя тон.) А куда побежала кузина? Мне показалось, что она очень встревожена.
Шарлотта. Еще бы! У нее все основания тревожиться.
Г-жа Воссар. Значит, наш славный дядюшка?..
Шарлотта (конфиденциально). Я обещала вам услужить… Он указал в завещании, что оставляет все тому из наследников, кто проявит великодушие и щедрость, устроит ему как можно более пышные похороны… Способны ли вы на такое великодушие, сударыня?
Г-жа Воссар. Ну конечно, я об этом думаю уже много лет… (Вполголоса.) Это будет стоить мне уйму денег.
Шарлотта. О да, все самое пышное, самое богатое… Заупокойную обедню у главного алтаря, на триста франков свечей…
Г-жа Воссар. На триста франков свечей?! Да что вы! Хватит и на сто.
Шарлотта. Пятьсот франков в пользу бедных.
Г-жа Воссар. Это безумие!.. Дядюшка меня разорит.
Шарлотта. Бальзамирование тела…
Г-жа Воссар(идет налево). Его бальзамировать?.. Ни в коем случае!
Шарлотта. Бальзамирование… в общем, три тысячи франков. В завещании указано три тысячи франков.
Г-жа Воссар(потрясенная). Три тысячи франков!.. Да я предпочитаю отказаться от наследства.
Шарлотта. Ну что ж! Как знаете, сударыня… Этот молодой человек, этот племянник, свалившийся с неба…
Г-жа Воссар. В самом деле, он ведь пошел за свидетельством о смерти, каков негодяй!.. (В отчаянии.) Значит, меня ограбили?.. Может быть, если побежать за ним… (Вытаскивает из кармана бумажник.) Окажите мне, голубушка, эту услугу.
Шарлотта. Достаточно договориться с похоронной конторой.
Г-жа Воссар. Нет, я хочу за все уплатить сейчас же… Только бы племянник не опередил меня… Просто ужас, столько денег на покойника!
Шарлотта(не отрываясь смотрит на деньги, которые г-жа Воссар держит в руке). А наш город, сударыня? Весь город будет десять лет толковать о вашей щедрости. Никогда еще в Санлисе не бывало таких похорон. Вас будут уважать, прославлять, превозносить ваши достоинства.
Г-жа Воссар(переходит направо, с удовлетворением). В самом деле, я буду окружена почетом. Весь город явится ко мне на поклон. А жена нотариуса и обе дочки судьи уж наверно лопнут от зависти…
Шарлотта вырывает у нее деньги из рук.
Не потеряйте только, здесь три тысячи франков.
Шарлотта (прячет деньги за корсаж). Будьте покойны, они останутся здесь. (Хочет выйти из комнаты.)
Появляется г-жа Фике и отводит Шарлотту в сторону.
Г-жа Фике (отводит Шарлотту направо, вполголоса). Я купила часы. Это оказалось очень просто… Но вот какую хитрую штуку я придумала. (Передает ей бумажку.) Возьмите. Подложите ее незаметно в дядюшкины документы.
Шарлотта(с бумагой в руках). Эту бумажку?
Г-жа Фике. Боже мой! До чего вы недогадливы!.. Счет, понимаете, счет на покупку часов, помеченный вчерашним числом, на имя Рабурдена.
Шарлотта. О сударыня, вот это действительно ловко! Вы даже не представляете себе, до чего ловко… Не беспокойтесь, счет будет у меня в сохранности, (Прячет его за корсаж.)
Г-жа Фике. Прекрасно… (Глядя на г-жу Воссар.) А кузина, что она говорит?
Шарлотта. Она сияет, она уверена, что наследство достанется ей. (Направляется к дверям в глубине сцены.)
Г-жа Воссар(останавливает ее, тихо). Что вам сказала кузина?
Шарлотта. Она воображает, что наследство достанется ей. Бедняжка вне себя от счастья!.. (Снова направляется к дверям, но возвращается и становится между обеими дамами.) Советую вам, сударыни: не уходите отсюда.
Г-жа Воссар. A-а… Почему?
Шарлотта. Дайте мне слово, что все останется между нами… Завещание находится здесь.
Г-жа Фике. Здесь?.. Где именно?
Шарлотта. В несгораемом шкафу.
Г-жа Воссар. Но ведь ключ потерян!
Шарлотта. Ключ нашелся… Право же, я говорю вам это по дружбе — ведь вы не злоупотребите моим довернем… Ключ лежит под подушкой у бедного крестного.
Г-жа Фике. В головах у…
Г-жа Воссар. В головах у…
Шарлотта. Тсс — ни слова! Имейте уважение к смерти! (Уходит.)
Обе дамы оборачиваются и смотрят ей вслед. На пороге Шарлотта, прежде чем выйти, с шутовской торжественностью поднимает руку.
Г-жа Фике(стоит справа. В сторону). Эта безмозглая Олимпия рассчитывает на наследство!
Г-жа Воссар(слева. В сторону). Эта сквалыга Лизбета воображает, что завещание в ее пользу.
Г-жа Фике(подходит к г-же Воссар. Громко, иронически). Дорогая кузина, разрешите вас поздравить.
Г-жа Воссар(та же игра). Дорогая кузина, позвольте принести вам мои поздравления.
Г-жа Фике. Я просто в восторге. Дядюшка сумел оценить ваши редкие достоинства.
Г-жа Воссар. Я так счастлива, что он все-таки решил вознаградить вас за многолетнюю преданность.
Г-жа Фике. Бросьте, кузина, ведь наследство досталось вам.
Г-жа Воссар. Нет, милая кузина, не мне, а вам.
Г-жа Фике(проходя налево, в сторону). Она меня выводит из себя.
Г-жа Воссар(проходя направо, в сторону). Она невыносима.
Г-жа Фике(возвращаясь, с раздражением). Предположим на минуту, что наследница я…
Г-жа Воссар(возвращаясь, та же игра). Вы слишком скромны… Ну, допустим, что завещание составлено в мою пользу.
Г-жа Фике. Может быть, я найду в себе достоинства, объясняющие выбор дядюшки.
Г-жа Воссар. Я сумею без особого труда обнаружить в себе качества, которые заставили дядюшку отдать мне столь лестное предпочтение.
Г-жа Фике(разозлившись). Он все оставил мне. Слышите, кузина!
Г-жа Воссар(идет направо, вне себя). Вы тоже, кажется, не оглохли. Он все оставил мне!
Г-жа Фике. Вам? Какой вздор! Мне известно все завещание от слова до слова.
Г-жа Воссар. Вам? Ну, уж извините! Я знаю его наизусть!..
Г-жа Фике(направляется к двери в спальню). Вам нужны доказательства?
Г-жа Воссар(идет за ней). Я сама хотела вам их представить.
Г-жа Фике быстро уходит в спальню, г-жа Воссар останавливается у дверей. Г-жа Фике сразу же возвращается. Она в ужасе. В руке у нее ключ.
Что с вами?
Г-жа Фике(прислонившись к двери.) Ничего. Просто нервы… (Успокоившись.) Ребячество… (Подходит к несгораемому шкафу.) Система мне знакома.
Г-жа Воссар(пропуская ее вперед). Иногда в несгораемые шкафы кладут заряженные пистолеты.
Г-жа Фике. Если вы боитесь, уходите… (Возится с замком.) Готово! (Отталкивает г-жу Воссар, которая протягивает обе руки к шкафу.) Не торопитесь. Поклянемся не дотрагиваться до золота, независимо от того, кто окажется наследником.
Г-жа Воссар(в лихорадочном волнении). Да, да, клянусь!.. Я на все согласна… (С благоговением.) Какие богатства предстанут сейчас перед нами! Несметные сокровища!
Г-жа Фике(страстно обнимая шкаф). Мое божество! Мои деньги! Моя жизнь! (Тихонько, приоткрывает дверцы шкафа.)
Обе стоят минуту молча, в глубоком экстазе, потом мало-помалу приходят в полную растерянность.
Г-жа Воссар. Что это?
Г-жа Фике. В чем дело?
Г-жа Воссар. Неужели я ослепла?
Г-жа Фике. Ничего не вижу.
Г-жа Воссар. Ни проблеска света, полнейший мрак!
Г-жа Фике. Черно, как в печной трубе!..
Г-жа Воссар(шаря в шкафу). Касса пуста!
Г-жа Фике(тоже шаря в шкафу). Пуста!.. Касса пуста!
Г-жа Воссар(тоже). На полках ничего!
Г-жа Фике(тоже). В углах ничего!
Г-жа Воссар(пересекает сцену, идет направо). Ограбили!
Г-жа Фике. Обокрали! (Роется снова и вскрикивает, найдя приходную книгу.) Ах! (Бежит в глубину сцены.)
Г-жа Воссар(бежит за ней и останавливает ее). Покажите!.. Не смейте ничего класть в карманы, или я закричу караул! (Тащит ее на авансцену.)
Г-жа Фике. Оставьте, не стану же я красть у себя самой… Наверно, все в ценных бумагах.
Г-жа Воссар. В бумагах и в акциях!.. Покажите!
Г-жа Фике. Не толкайте меня… Посмотрим спокойно.
Г-жа Фике открывает книгу, г-жа Воссар становится на цыпочки, чтобы лучше видеть.
Г-жа Воссар. На первой странице что-то написано.
Г-жа Фике(читает). «Мое завещание»!
Г-жа Воссар (повторяет). Мое завещание…
Г-жа Фике(продолжает читать). «Я умираю, глубоко растроганный нежнейшей заботой, оказанной мне преданными и любящими друзьями…» (Прерывает чтение). Он, конечно, имел в виду меня… Милый дядюшка!.. Ну, как, кузина? Теперь вам уже ясно, что наследница я?
Г-жа Воссар(вырывает у нее из рук книгу и читает). «Я не нахожу слов, чтобы выразить мою глубокую благодарность за исключительную и утонченную деликатность, с которой мои близкие ухаживали за мной в мой последний час…» (Прерывает чтение.) Достойный дядюшка!.. Нет сомнений, что это относится ко мне… Что я вам говорила, кузина? Наследница я!
Г-жа Фике (вырывает книгу, которую г-ока Воссар продолжает держать за один конец). «…Итак, твердо решив ни в чем не ущемлять интересы своих наследников, я составил точный список их подарков…» Он издевается над нами?
Г-жа Воссар(тянет к себе книгу, которую за один конец продолжает держать г-жа Фике). «…чтобы подытожить то, что они забрали у меня, и то, что я заставил их вернуть». О, господи!
Г-жа Воссар и г-жа Фике(с двух сторон держат книгу и вместе читают). «…Я разорен и завещаю им все то, что они мне еще должны».
Г-жа Воссар. Обманута, как малое дитя!.. (Подходит к дверям в спальню.) Бессовестный дядя! (Возвращается на авансцену и отбирает у г-жи Фике книгу)
Г-жа Фике. Надули, меня надули!.. (Идет к дверям в спальню.) Презренный дядя! (Возвращается на авансцену.)
Г-жа Воссар(перелистывает книгу). Какая уйма денег потрачена. Какая жалость! Всюду здесь мое имя!
Г-жа Фике(бросая взгляд на книгу). Мое имя на каждой странице!.. (Направляется к дверям в спальню в то время, как г-жа Воссар бросает книгу на диван.) Только с того света он решился сказать правду, трус!.. Ну, попадись он мне!
В спальне кто-то громко чихает. Обе женщины в испуге прижимаются друг к другу.
Что? Что это такое?
Г-жа Воссар. Странный звук… Кажется, кто-то чихнул.
Слышно снова, как чихают, еще громче.
Г-жа Фике. Да он и не умирал!.. Идем. (Бросается в спальню, за ней г-жа Воссар.)
Обе сейчас же выходят обратно, таща за руки Рабурдена.
Он в панталонах со штрипками, в ночном колпаке.
Г-жа Фике(тянет его к себе). Ах, так! Это все, что вы нам отказали после вашей смерти?
Рабурден(ошеломленный, умоляющим тоном). Моя добрая Лизбета…
Г-жа Воссар(тянет его к себе). Ах, так! Касса была пуста, а вы издевались над нами!
Рабурден. Милая Олимпия…
Г-жа Фике(тянет его к себе). Уже десять лет, как мы нянчимся с вами!
Рабурден. Послушайте…
Г-жа Воссар. Мы осыпали вас подарками!
Рабурден. Дайте же объяснить вам…
Г-жа Фике. Как я теперь выдам замуж мою дочь?
Г-жа Воссар. Как я расплачусь с моими долгами!
Рабурден. Пощадите… Лизбета! Олимпия!
Г-жа Фике. Ну, нет… Вам понадобились часы в стиле Людовика Пятнадцатого! А я, как дура, трачу на это деньги!
Г-жа Воссар. Вы требуете себе пышных похорон, свечей на триста франков, пятьсот франков в пользу бедных!
Рабурден. Да ничего подобного… Если бы вы знали…
Г-жа Фике. Вы пожелали, чтобы часы пробили ваш последний час!
Г-жа Воссар. Вы захотели бальзамироваться за мой счет!
Рабурден (рассердившись). Ерунда! Дайте же мне хоть слово сказать!..
Г-жа Фике(отталкивая его). Молчите!.. Вы уже давным-давно обещали нам умереть. Вы умерли!
Г-жа Воссар(тоже отталкивает его). Дядя умер, у нас нет больше дяди!
Рабурден (умоляюще той и другой). Ну, давайте помиримся, дорогие племянницы… Ваши подарки…
Г-жа Фике. С подарками кончено, слышите!
Рабурден. Подарки…
Г-жа Воссар. Ничего не получите, ничего!
Г-жа Фике. А я заберу все, что принадлежит мне… (Пересекает сцену и идет в глубину налево). Вот увидите — все, что я найду…
Г-жа Воссар. И я тоже. (Пересекает сцену и идет в глубину сцены направо).
Г-жа Фике. Прежде всего пробочник и футляр с кофейными ложечками. (Берет то и другое со столика и кладет в карман.)
Рабурден(бежит за ней). Лизбета. Как ты смеешь!
Г-жа Воссар(у буфета). Кольцо для салфетки… кубок… (Сует в карман).
Рабурден(оставляет г-оку Фике и бросается к г-же Воссар). Олимпия, не тронь… Подарок — вещь священная!
Г-жа Воссар идет направо.
Г-жа Фике(дойдя до авансцены, направляется налево, к дивану). Подушку возьму в руку… Погребец под мышку.
Рабурден(оставляет г-жу Воссар и бежит к г-же Фике). Довольно, Лизбета! Я не выпущу вас отсюда. (Становится у дверей.)
Г-жа Воссар(стоит слева, держа в руках вещи). Поднос… стул… жардиньерка.
Рабурден (бросается к ней). Перестань шутить, Олимпия! Ты что-нибудь разобьешь.
Г-жа Фике(стоит справа). У меня еще одна рука свободна! (Озирается и замечает висящий на стене барометр.) Ах да, барометр! (Снимает его.)
Рабурден(бежит за ней). Мой барометр!
Г-жа Воссар(ускользая от него). Прощайте, дядюшка!
Рабурден быстро поворачивается, но не может ее поймать.
Г-жа Фике(убегая от него). Прощайте, дядюшка!
Рабурден — та же игра.
Рабурден(на пороге). Воровки! Воровки! На помощь! Держите!.. (Возвращается, шатаясь.) О, какое несчастье! Меня разоряют… Я разорен, разорен, разорен! У меня больше нет наследников. (Горько сетуя, падает на стул справа.)
Шарлотта, наблюдавшая конец этой сцены, стоя на пороге кухни, входит, громко смеясь.
Рабурден. Я разорен!.. И это дело твоих рук, негодница!
Шарлотта(опускается на стул, рядом с диваном, захлебываясь от смеха). Дайте же посмеяться… Это так приятно!
Рабурден. Конец подаркам, конец лакомствам, всему конец! Я ведь не позволил тебе так обижать моих наследников! Ты растерзала их в клочья.
Шарлотта. Смейтесь же и вы, крестный!
Рабурден. Все погибло. Они больше никогда не вернутся.
Шарлотта(встает). Это они-то? Как бы не так! Да я сейчас приведу их к вам тихих и ласковых, как побитые собаки.
Рабурден(встает). Ты их приведешь?
Шарлотта. Сейчас же, только прикажите… Подумайте сами, что станет с вашими наследниками, если они не будут наследниками господина Рабурдена? Весь город будет показывать на них пальцами, никто не станет раскланиваться с ними, никто не окажет им уважения, не предоставит кредита. Поймите: их общественное положение только в том и состоит, что они — ваши наследники! Не захотят же они сами пустить себя по миру!
Рабурден. Племянница Воссар была в ярости.
Шарлотта. Пустяки! А что она скажет своим кредиторам?.. Вы же ее единственная гарантия.
Рабурден. Никогда я не видал племянницу Фике в таком гневе.
Шарлотта. А как она дочку выдаст замуж? Ведь вы — приданое этой девицы… (Идет в глубину сцены.) Они здесь, неподалеку. Не знают, как им вернуться… Я же сказала, что приведу их. (Машет рукой.) Вот они! Идут!
Рабурден. Ах, как я нуждаюсь в ласке! (Надевает халат, который валялся на несгораемом шкафу, и садится с правой стороны.)
Шарлотта(тихо г-же Воссар, которая входит, смущаясь, и нерешительно озирается. Шарлотта берет у нее вещи, коими та нагружена.) Вы были неправы, сударыня, господин Исаак уже здесь. Берегитесь… Клянусь, не пройдет и пяти минут, как ваша кузина начнет рассыпаться перед дядюшкой.
Г-жа Воссар. Я не глупее ее, будьте уверены! (Берет подушку с дивана.)
Шарлотта(тихо говорит, обращаясь к входящей г-же Фике, у которой тоже отбирает все вещи). Ах, сударыня, такая умная женщина, как вы! Стоит ли поднимать такой шум! Подумайте о вашей дочери. Господин Леду уже здесь. (Указывая на г-жу Воссар, которая подходит к Рабурдену с подушкой в руках.) Посмотрите на вашу кузину! Она уже лебезит перед дядюшкой.
Г-жа Фике(удерживая в руках подушку, которую хочет отобрать Шарлотта). Да, да… Я не переставала любить нашего милого дядюшку. (Бросается к Рабурдену и успевает подложить ему за спину подушку.)
Г-жа Воссар, не зная, что делать с подушкой, которая у нее в руках, кидает ее Рабурдену под ноги.
Исаак(входит). Как! Он встал с постели!..
Встревоженная г-жа Воссар отводит его направо.
Платеж-то вы, по крайней мере, не просрочите?
Г-жа Воссар(тихо). Тсс! Фи! Говорить теперь о векселе, когда я еще вся в слезах… После потолкуем.
Леду(входит с Эжени). Как! Уже выздоровел?! Г-жа Фике, испугавшись, отводит его в сторону.
А свадьба? А мои тысяча двести франков?
Г-жа Фике(тихо). Тсс!.. Как вам не стыдно, — в такую минуту, когда чудо вернуло нам нежно любимого родственника!.. Поговорим после.
Г-жа Воссар снова подходит к Рабурдену, за креслом которого уже стоят г-жа Фике и Эжени. Леду и Исаак в глубине сцены, один — справа, другой — слева. Шарлотта, опершись на спинку дивана и улыбаясь, смотрит на происходящую сцену.
Рабурден(бормочет). Я так растроган, так растроган, дети мои…
Мург(держит в руках зубочистку, которой пользуется после каждой фразы). О!.. О!.. О!.. И шутник же вы, Рабурден… Ничего не скажешь, природа — лучший врач. В ней кроются непостижимые тайны… А я чудесно пообедал сегодня. (Подходит к Рабурдену.)
Доминик(тихо Шарлотте). Вот и Шапюзо.
Шарлотта(идет навстречу Шапюзо, который передвигается с трудом на костылях, и отводит его в сторону направо, так, чтобы он не видел Рабурдена). Что с вами случилось, сударь?
Шапюзо. Ничего, ничего… Я оступился и упал. Меня отнесли домой… Я бы приполз сюда даже на четвереньках… Вот вам триста франков, спрячьте их.
Шарлотта (прячет ассигнации за корсаж). Они будут в полной сохранности.
Шапюзо(заметив Рабурдена). Что я вижу! Он воскрес!.. (Бросается к Шарлотте.) Мои триста франков!
Шарлотта. Тсс!.. Вы ведете себя непристойно… Поговорим после.
Мург(щупает у Рабурдена пульс). Отлично. Потогонные не подействовали, придется назначить слабительное.
Шапюзо(сидя на диване. В сторону). Подождем… (Вслух.) Когда дышишь на ладан, доктор, лучше всего убраться сразу… Не так ли, Рабурден? (Встает и присоединяется к группе, окружающей Рабурдена.)
Рабурден(встает со стула и идет на авансцену, окруженный своими наследниками). Ты прав, ты прав, мой друг… Я мечтаю только об одном: в тихий прекрасный вечер навеки смежить глаза среди вас, дорогие мои, окруженный всей моей семьей!
Шарлотта(показывает деньги Доминику. Они стоят вдвоем в стороне от остальных). Ну, а теперь идем к священнику!
Перевод Е. Полонской и Э. Шлосберг