Пролетела неделя. Кейда держали на успокоительном. Голова перестала болеть, он отдохнул и чувствовал, как возвращаются силы. Что его больше всего радовало и поддерживало, так это ежедневно обновляемые букеты цветов, в которые всегда была вложена карточка с одной и той же надписью: «Любимому. Хуана». Надпись была сделана мелкими неровными буквами, и Кейд сообразил, что до сих пор он ни разу не видел почерка Хуаны.
На восьмой день Кейд спросил Пинто, можно ли ему увидеться с женой.
Доктор покачал головой.
— Еще рано. От посетителей одни волнения. А вам не следует волноваться. Я, конечно, не собираюсь утверждать, что ваша жена намеренно может расстроить вас, но ведь у нее могут быть какие-то свои трудности. Это так естественно. Так что, если хотите побыстрее поправиться, наберитесь терпения. На следующей неделе трещина затянется, а там вы сами удивитесь, как быстро пойдете на поправку. Но если сейчас что-нибудь случится, я вам гарантирую лишний месяц пребывания в этих стенах. Так что еще неделю потерпите.
— Но ей вы это скажете?
Доктор Пинто посмотрел на Кейда, затем куда-то в пространство.
— Я скажу.
К концу второй недели Кейд уже мог сидеть в кресле у открытого окна. Он чувствовал себя достаточно хорошо. Была, конечно, еще некоторая слабость, но болей он не чувствовал уже три дня, и Кейд был настроен встретиться с Хуаной без малейшего промедления, о чем и сказал доктору Пинто во время дневного обхода.
— Да, — сказал Пинто безо всякого выражения на лице, — я полагаю, вы сейчас вне опасности. Хорошо, я позвоню ей; как насчет завтрашнего вечера?
— Сегодня вечером, — твердо ответил Кейд. — Я достаточно долго ждал. И вообще, что у вас за госпиталь? Почему в моей палате нет телефона?
Пинто пожал плечами.
— Таков порядок, когда мы имеем дело с травмами головы, сеньор Кейд. Людям с опасными травмами головы телефон без надобности.
— Сколько мне еще оставаться здесь?
— Еще неделю. Мне надо будет временами проверять, как у вас дела.
— Все это стоит денег, — сказал Кейд, нахмурившись. — А я чувствую себя прекрасно. Честно, доктор, мне пора уже возвращаться к работе.
— Вы вернетесь на следующей неделе.
Кейд взял в руку пачку карточек с именем Хуаны на каждой и пересчитал. Их было пятнадцать. Последняя, вместе с букетом красных гвоздик, появилась этим утром.
— Моей жене следует прекратить это дело, — сказал он с улыбкой. — Нам сейчас это не по карману.
Доктор Пинто внимательно разглядывал свои ногти. Затем, поколебавшись, он сказал:
— Мне надо идти. Увидимся завтра.
И вышел из палаты.
Кейд с некоторым беспокойством глядел ему вслед. «Что это с ним сегодня?» — думал он.
Посетителей в госпиталь запускали после трех часов вечера. Кейд сидел у открытого окна, то и дело нетерпеливо посматривал на часы. Он думал о Хуане. Вспоминал первую встречу на солнечном пляже в Акапулько, их первую ночь, свое предложение у подножия пирамиды Луны, свадьбу и дом… Кейд глубоко вздохнул. С Хуаной он обрел то, чего ему не доставало всю жизнь — любовь и крепкий тыл. Через несколько минут она здесь появится, и они снова будут вместе. Его не пугало ни будущее, ни долги, ни заботы. Только бы Хуана была рядом. С ней ничего не страшно. А деньги он всегда сможет заработать. Да, на какое-то время придется немного поприжаться, но это не имеет значения. Главное, что они будут вместе.
Послышался негромкий стук в дверь.
— Входи, дорогая, — воскликнул Кейд, и кровь бросилась ему в лицо от радости.
Дверь открылась, вошел Адольф Крил. Он выглядел еще более обносившимся и потрепанным, чем обычно. На пиджаке появились новые пятна, круглое лицо заливал пот. Он избегал смотреть Кейду в глаза. Прикрыл за собой дверь и стоял в нерешительности, сжимая в потной ладони насквозь мокрый платок.
— О, привет, Адольфо, я не ожидал увидеть вас, — сказал Кейд, глядя на гостя в упор.
Крил, наконец, посмотрел на Кейда. Его черные влажные глаза были печальны. Он не сказал ни слова.
— Я жду Хуану, Адольфо, — сказал Кейд нетерпеливо. — Вы не могли бы зайти завтра?
— Она не придет, сеньор Кейд, — сказал Крил.
Кейд уставился на мексиканца и похолодел.
— Она заболела?
Крил покачал головой.
— Тогда в чем дело? — крикнул Кейд. — Да не стойте тут, как пугало! Почему она не придет?
— Ее нет в городе.
— Да как же нет, если она мне каждый день цветы присылает! И сегодня утром прислала.
Крил разглядывал свои пыльные туфли и не отвечал.
— Но если ее нет здесь… то где же она?
— Она в Испании, сеньор.
— Вы ополоумели, Крил! — Кейд повысил голос. — Испания? Что она делает в Испании?
Крил облизнул пересохшие губы.
— В Мадриде начался сезон боя быков.
Кейд старался держать себя в руках. Он чувствовал бешеные удары пульса в черепной коробке. Пот заливал плечи и спину.
— Какое отношение бой быков имеет к Хуане? Не будете ли вы так добры разъяснить мне — к чему эти намеки? Хуана бросила меня?
Крил тупо кивнул.
Кейд в ярости подхватил пятнадцать карточек и швырнул их в лицо Крилу. Карточки разлетелись веером и усыпали пол палаты.
— Вранье! Она только сегодня утром прислала мне цветы!
— Цветы посылал я, сеньор. Мне очень жаль, что я вас обманывал, но доктор сказал, что вы не готовы к таким плохим известиям.
— Вы посылали цветы?!
— Да, сеньор. Я хотел, чтобы вы поскорее поправились. Почерк на карточках мой. Я решил, что вы, возможно, еще не знаете почерка сеньоры Кейд. Я рискнул.
— Но здесь же пятнадцать карточек, — сказал Кейд дрожащим голосом. — Это значит, что она бросила меня…
— …сразу же после первого и… последнего посещения, сеньор.
Кейд закрыл глаза. «Она приходила только за деньгами», — подумал он. Его начало трясти.
— Что ж, продолжайте. У вас ведь есть еще новости? Кто там с ней в Испании?
Он мог бы и не спрашивать. Он и так знал. Вся чудовищная правда предстала перед ним совершенно ясно: как материализовавшийся кошмар.
— Педро Диас.
Кейд стиснул кулаки.
— Спасибо, Адольфо. А теперь, пожалуйста, уходите.
Крил начал было высказывать сожаления, но выражение муки на лице Кейда заставило его замолчать. Кейд ему нравился, Крил был тронут его положением до слез. Он молча попятился и закрыл за собой дверь.
Доктор Пинто встревожился после рассказа Крила о Кейде, но он никак не мог оставить пациента, которым сейчас занимался. Пинто освободился только через полчаса и тут же помчался в палату Кейда.
Кейд уже оделся и натягивал пиджак. Он мельком посмотрел на доктора застывшими глазами и ничего не сказал. Его лицо было белее мела. Кейд открыл ящик тумбочки и принялся распихивать по карманам вещицы.
— Ну, и что здесь происходит? — резко сказал Пинто. — Вы еще не в той форме, чтобы совершать прогулки. Вы должны немедленно вернуться в постель.
— Замолчите! — ответил Кейд. — Я ухожу. Мне надо что-нибудь подписать?
— Сеньор Кейд, я знаю, что у вас стряслось. Я очень вам сочувствую, но нельзя же вести себя, как безусый юнец. Вам еще рано выписываться.
— Оставьте ваши сочувствия. Я ухожу. Вам заплатят. Пошлите счет моему агенту. А теперь, уйдите с дороги!
По выражению лица Кейда Пинто понял, что уговоры бесполезны.
— Вы очень рискуете, — сказал он спокойно, — но, конечно же, я не буду вас держать здесь силой. Надеюсь, вы подождете, пока я не принесу необходимые бумаги, чтобы вы их подписали?
— Даю вам пятнадцать минут, — сказал Кейд, присаживаясь на край кровати. — А после я ухожу.
Через двенадцать минут, подписав все, что требовалось, Кейд нетвердыми шагами сошел по ступеням крыльца госпиталя, направляясь в сторону оживленной, шумной улицы.
У ограды его встретил Крил. Он все еще задыхался от быстрой ходьбы: доктор Пинто позвонил ему, и Крил бросился к госпиталю, чтобы перехватить Кейда.
— Автомобиль неподалеку, сеньор, — сказал Крил. — Куда вас отвезти?
Кейд выглядел, как призрак из кошмара: голова обмотана бинтами, лицо белее снега, запавшие глаза безумно блестят — посетители, густым потоком шедшие через проходную госпиталя, смотрели на него со страхом.
— Оставьте меня, — сказал Кейд. — Я могу и пешком пройтись. На мне вы больше ничего не заработаете, только время зря тратите.
— Я спросил, куда вас отвезти, амиго, — мягко сказал Крил.
Кейд помолчал, разглядывая толстяка, потом положил руку ему на плечо.
— Извините… Не обращайте внимания на мои слова. Хочу домой…
В пути они молчали. Когда машина остановилась, Кейд сидел несколько минут неподвижно, уставившись на собственные руки, и только после этого с трудом выбрался наружу и заковылял к дому. Крил подождал полчаса, затем тоже прошел в дом.
Кейд сидел в гостиной, в шезлонге, и держал в руке стакан текилы.
— Что это такое, Адольфо? — спросил он, когда толстяк с беспокойством вошел в комнату.
Кейд ткнул стаканом в сторону стола, при этом часть содержимого стакана выплеснулась на ковер.
Крил увидел квитанции, аккуратно разложенные на столе. Вгляделся и скривился.
— Это квитанции национального ломбарда.
Кейд откинулся назад и уставился в потолок.
— Ей, должно быть, очень нужны были деньги. В доме ничего не осталось, — он зашипел, как от боли. — Даже моей камеры нет и всего снаряжения.
Крил уселся у стола и принялся выписывать суммы из квитанций на обратной стороне мятого конверта, который извлек из кармана.
— И сколько там? — спросил Кейд.
— Восемь тысяч песо, сеньор.
Кейд пожал плечами.
— Какая разница? Ладно, идите Адольфо. Если хотите, навестите меня завтра. Все, пока.
— Я верю в ваше мужество, — сказал Крил, поднимаясь на ноги. — Я как-то говорил вам, что человеку многое можно простить, если у него есть храбрость и мужество. Не разочаровывайте меня, сеньор.
— Это весьма сентиментально, — сказал Кейд, не глядя на Крила. — Обойдусь!.. Нечего обо мне беспокоиться. Я сейчас достиг того блаженного состояния, что обо мне не стоит думать.