— Надеюсь. Правда, первенство принадлежит полиции. Лейтенант Голстейн уже настойчиво требует свидания.
— Позвоню тебе в пятницу.
— Ладно.
Я долго сидел, гадая, расскажет ли Уолли историю с Горди. Я был уверен, что Ширли пустят к нему первой. Значит, нужно сказать Ширли, чтобы она предупредила Уолли ничего не говорить. Я позвонил к ним домой, но никто не подходил к телефону. Видимо, она еще не вернулась из больницы. Что ж, в моем распоряжении еще три дня. Пора было уходить. Я запер дверь и пошел к машине. По дороге заехал в типографию и забрал еще влажные оттиски статьи о Хэммонде. Они выглядели совсем неплохо. Потом я поехал к Чендлеру. До его великолепной виллы я добрался в пять минут седьмого. "Порше" Джин уже был у подъезда. Слуга ввел меня в просторный холл. Здесь стояла ценная антикварная мебель, а картины на стенах заслуживали места в музее.
— Проходите, Стив, — приветствовал меня Чендлер.
Джин в просторном белом платье с бокалом в руке выглядела очень красивой. Рядом с ней сидела Лоис Чендлер и улыбалась мне. Лоис Чендлер была лет на двадцать моложе своего мужа. Ей, должно быть, лет тридцать шесть — тридцать семь. Это была высокая, элегантная и очень утонченная светская дама. При ее виде создавалось впечатление, что у нее не было никаких дел, кроме заботы о туалетах, посещения косметических салонов и встреч с гостями мужа. Она была настолько безукоризненна, что даже прикоснуться к ней казалось таким же кощунством, как тронуть свежее, еще пахнущее краской полотно художника. Его густые седоватые волосы были уложены в красивую прическу. А глядя на ее маленький нежный нос, чувственные губы и восхитительный подбородок, каждый легко понимал, как Чендлер к ней относится.
Пока разносили напитки, мы говорили о пустяках. Потом все сели за стол. Ужин был изысканным. За едой Чендлер рассказывал о своей поездке в Вашингтон. Мы узнали, как выглядит президент, и о том, что, по его мнению, с инфляцией скоро будет покончено, и как они с президентом перешли на "ты". За десертом Лоис вдруг прервала его:
— Дорогой, ты не замечаешь, что никому не даешь вставить слово. Я охотно послушала бы Стива об этом интригующем убийстве в Истлейке.
— Ты права, милая. — Чендлер тепло улыбнулся ей. — О каком убийстве идет речь? Что случилось?
Лоис перевела взгляд на меня:
— Расскажите же нам что-нибудь. Кем был этот человек и почему его убили?
— Не имею понятия, почему его убили. — Я почувствовал на себе любопытные взгляды. — Он был управляющим универмагом.
— Да ведь я хорошо об этом знаю, газеты писали. Но какова причина убийства?
— Этого не знает даже полиция. Просто кто-то вошел и застрелил его. Больше мне ничего не известно.
Чендлер явно скучал.
— Скорее всего это сделал какой-нибудь наркоман, нуждавшийся в деньгах, — сказал он нетерпеливо. — Такие случаи происходят сплошь и рядом.
— Но мне кажется, в Истлейке можно найти гораздо более богатого человека, не так ли? Вряд ли у него было много денег, — предположила Лоис и вопросительно посмотрела на меня.
— Этого я не знаю.
— Ну, вы меня разочаровали! — Она улыбнулась. — Я была уверена, что вы-то знаете какие-нибудь новости. Меня страшно интересуют убийства.
Чендлер наклонился и потрепал ее по руке:
— Послушай, дорогая, мне нужно минуту спокойно поговорить со Стивом, так почему бы вам, девочки, не посидеть где-нибудь, а нас оставить здесь.
Лоис пожала плечами и повернулась к Джин:
— Что поделаешь, мы здесь больше не нужны, пойдемте.
Как только за ними закрылась дверь, Чендлер отодвинул свой стул и встал:
— Пройдем в кабинет, мне хочется посмотреть на этого Хэммонда.
Мне удалось сбежать лишь в первом часу. К этому времени Лоис отправилась в постель, а Джин — домой.
Чендлер восхищался статьей о Хэммонде. Потом опять рассказал мне о президенте, о его мерах по борьбе с инфляцией, и наконец мы с ним совместно набросали план статьи, которая бы просветила читателей относительно планов президента. Впрочем, саму статью мы собирались поручить Лэнсингу. Чендлер еще упомянул о Шульце. Он хотел, чтобы статья о нем появилась в следующем номере журнала.
— Нельзя упустить из рук этих проходимцев. — Он ухмыльнулся. — Принимайтесь за дело и задайте им жару. Хорошо, что у вас все в порядке и Уолли поправляется. Он прекрасный репортер. Как только ему станет лучше, пошлю его с Ширли в Лонг-Бич. Пусть погреется на солнышке. А вы справитесь без него. Не нужен ли вам помощник до его возвращения?
— Нет, достаточно и Берри. У нас в запасе ряд хороших материалов, которые мы сможем использовать.
Провожая меня до двери, он обронил:
— Должен сказать, вы отлично справляетесь. Жаль, что не могла прийти Линда, мне нравится эта девочка.
Одну секунду меня подмывало сказать о крушении нашего брака, но я передумал. Нечего было торопиться.
Я сел в машину и поехал в отель "Империал". Из кабины телефона-автомата позвонил Джин. Пришлось подождать, пока она взяла трубку.
— Можно мне на минутку заехать к вам? Есть новости.
— Извините, но я уже в постели. После двух часов общения с мадам я совершенно разбита. Придется отложить разговор до утра.
— Но ведь в редакции у нас нет ни минуты покоя. Тогда, может быть, вы согласитесь пойти со мной поужинать вечером? Я бы вам все рассказал.
— Завтра не могу, уже договорилась о встрече.
— Но это важно, Джин, нельзя ли отложить?
— Нет.
Ее отрывистый ответ убедил меня в тщетности дальнейших уговоров. Я заметно забеспокоился:
— Джин… я, собственно, ничего о вас не знаю. Можно задать вопрос? У вас кто-нибудь есть?
Наступило молчание, и наконец она ответила:
— Да, есть.
Ее ответ застал меня врасплох и глубоко и горько разочаровал. Я вдруг понял, что люблю Джин.
— Правда? — спросил я сдавленным шепотом.
— Мне нужно выспаться. — Она говорила все тем же резким голосом. Продолжать разговор не имело смысла. — Спокойной ночи. — Она положила трубку.
Я направился к машине. Никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким. Я знал ее полтора года, но все это время фактически не замечал, выделяя лишь профессиональные качества и энергию. Потом неожиданно увидел в ней женщину. Словно в темной комнате вдруг зажгли свет. Все же я мог бы догадаться, что у такой женщины не могло не быть друга. И вот теперь я знал наверняка, и это не принесло мне радости.
Приехав домой, я загнал машину в гараж. Когда я отпирал дверь дома, сзади послышалось:
— Менсон…
Я быстро обернулся.
В темноте стоял сержант Бреннер.
— Погасите свет, я не хочу, чтобы меня здесь видели.
Мы сидели в темноте друг против друга. Рассмотрев Бреннера получше, я испугался. Он уже не был жестким самоуверенным копом, которого я знал. Это был совершенно другой человек, человек на грани отчаяния. Лицо его побледнело и осунулось, со щек исчезли горькие складки, казалось, он вдруг съежился и увял.
— Слушайте, Менсон, давайте говорить начистоту. Вы взяли ту пленку и снимки? Только говорите правду.
— Нет.
Он обмяк в кресле:
— Голстейн уже знает, что Горди был шантажистом и пленки кто-то забрал.
— Если вы тоже влипли, как и я, то лучше бросить играть в прятки, — произнес я.
Он посмотрел на меня:
— Ладно… тогда выкладывайте все и забудьте, что я коп. Только начистоту.
— Мне кажется, мы могли бы помочь друг другу. Моя жена украла в универмаге дорогие духи, и ее засняла скрытая камера. Горди потребовал за этот кусок пленки двадцать тысяч долларов. Он сказал, что я у него не один и другие мужья оказались точно в таком же положении. Я согласился уплатить, но у меня не хватило денег. В конце концов, я пошел к нему с тремя тысячами. И нашел его мертвым. Когда я собирался обыскать дом, там появилась какая-то женщина. Мне удалось сбежать, пока она вызывала полицию. Я не убивал, но уверен, что его застрелили из моего пистолета. Уходя, я оставил его на диване. По-моему, пистолет кто-то взял, застрелил из него Горди, а потом положил на место. От пистолета я уже отделался. — Я смотрел на него в упор. — Это все. Теперь ваша очередь.
— У меня почти та же история. — Он безнадежно махнул рукой. — Зачем они это делают? Положим, я зарабатываю не так уж много, но мы можем почти все себе позволить. Я думал, что она довольна. Ее тоже засняла камера одной из первых. Этот гад захотел три куска, а где мне взять такие деньги? Мы договорились, что Горди будет продавать мне пленку по частям за тридцать долларов в неделю.
Хотя я и недолюбливал Бреннера, мне стало его жаль.
— Если пленку найдут, мне крышка. Голстейн выгонит меня из полиции. — Он утер рукой пот со лба. — Когда я приехал в эту нору и нашел гильзу, то решил, что вы убили его и забрали пленку и фотографии. Поэтому я и отдал вам гильзу, так как не хотел, чтобы ей завладел Голстейн. Я думал, будет лучше, если он ни до чего не докопается. Глупость, конечно. Голстейн все узнал про камеры и обшарил весь магазин, ища пленки. Но ничего не нашел. Жилье Горди он тоже перевернул вверх дном, но снова ничего не нашел. Голстейн не дурак, понял, что здесь пахнет шантажом, и теперь проверяет всех, кто покупал в этом магазине.
— Все равно он ничего не узнает, пока не найдет пленку, — сказал я.
— Так-то оно так, но ведь он вроде бульдога. Если во что вцепится, так уже не выпустит.
— Подождите, Бреннер, давайте подумаем вместе. — Я был рад высказаться человеку, с которым можно говорить откровенно. — Пленка и фотографии спокойно лежат в каком-нибудь арендованном сейфе. Или у кого-то, кому Горди доверял. Еще их мог забрать убийца. Если они хранятся в сейфе, Голстейн рано или поздно их найдет. Если же их забрал убийца, то, скорее всего, уничтожил их. — Я помолчал. — Но вот если они у доверенного человека, вовсе не исключено, что нас начнут скоро опять шантажировать.
— Мне и самому приходило это в голову, потому я так и надеялся, что они у вас. Выходит, либо они у убийцы, либо…