инственного человека, который знает тайны Вильгельма Шторица и, вероятно, сторожит его жертву.
Капитан Харалан в последний раз поднялся в комнату своей матери и потом покинул особняк в сопровождении лейтенанта Армгарда.
Я остался с братом, и какими же тягостными были эти часы, проведенные рядом с ним! Как его успокоить? Я с ужасом видел, что нервное возбуждение все сильнее охватывает беднягу! Я чувствовал: он ускользает от меня, и опасался кризиса, сопротивляться которому у него, возможно, не хватит сил!.. Он бредил!.. Хотел уехать, сегодня же вечером уехать в Шпремберг… В этом городе Германа, должно быть, знали… Почему бы ему не быть в Шпремберге… И может быть, Мира с ним!..
Вполне вероятно, что Герман находился в Шпремберге. Но что касается Миры, такое предположение следовало отбросить. Она исчезла накануне вечером, а сегодня утром Вильгельм Шториц был еще в Рагзе… Я, скорее, склонялся к мысли, что ее увезли в окрестности города… что Герман сторожил где-то это бедное создание, лишенное и рассудка, и видимой оболочки.
Как при таких обстоятельствах можно отыскать Миру?..
Мой брат отказывался меня слушать… Он даже не спорил… У него была только одна мысль… навязчивая мысль… уехать в Шпремберг!..
— И ты будешь меня сопровождать, Анри, — сказал он.
— Да… мой бедный друг, — ответил я, не надеясь, что сумею отговорить его от этой бесполезной поездки.
Я смог добиться лишь того, что отъезд был отложен до следующего дня… Нужно было повидать господина Штепарка, попросить его дать мне рекомендательное письмо к полиции Шпремберга, затем предупредить капитана Харалана, который, разумеется, захочет нас сопровождать.
Около семи часов капитан с лейтенантом Армгардом вернулись в особняк. Губернатор их заверил, что немедленно будут предприняты поиски в окрестностях Рагза, где — тут наши мнения совпадали — Мира находится под охраной Германа.
Доктор был еще у госпожи Родерих. В гостиной находились только оба офицера и я с братом.
Поскольку жалюзи были спущены, слуга принес лампу и поставил ее на одну из консолей. Мы должны были пройти в столовую только тогда, когда спустится доктор Родерих.
Пробило половину восьмого. Я сидел рядом с капитаном Хараланом и собирался поговорить о поездке в Шпремберг, когда дверь галереи распахнулась, вероятно, от порыва ветра, так как рядом никого не было. Далее произошло самое удивительное: дверь сама закрылась…
О! Я никогда не забуду этой сцены!
Прозвучал голос… но не тот, что мы слышали в вечер обручения, грубый, оскорблявший нас исполнением «Песни ненависти», а голос чистый и радостный, самый любимый голос! Голос Миры!..
— Марк… дорогой Марк, — произнесла она, — и вы, господин Анри, и ты, мой брат… Ну что ж, сейчас время обеда!.. Вы предупредили об этом родителей?.. Харалан… Сходи за ними, и сядем за стол… Я умираю от голода!.. Вы пообедаете с нами, господин Армгард?..
Это была Мира… сама Мира… Мира, к которой вернулся рассудок… Выздоровевшая Мира! Словно она, как обычно, спустилась из своей комнаты. Это была Мира, которая нас видела, но которую мы не видели!.. Мира-невидимка!..
В изумлении мы застыли на стульях, не смея ни двигаться, ни говорить. Мы не решались пойти в ту сторону, откуда слышался голос… Однако Мира была здесь, живая (мы это знали) и вполне реальная, хотя и невидимая…
Откуда она пришла?.. Из дома, куда отвел ее похититель?.. Значит, она сумела убежать, ускользнуть от Германа, пройти по городу, вернуться домой, никем не замеченная?.. Между тем двери особняка были заперты, и никто их ей не открывал!..
Вскоре мы получили объяснение… Мира спустилась из своей комнаты, где Вильгельм Шториц превратил ее в невидимку… Когда мы считали, что ее нет в особняке, она по-прежнему находилась в своей постели… В течение двадцати четырех часов она лежала неподвижно, не произнеся ни слова, в бессознательном состоянии. Никому в голову не пришло, что она могла быть здесь, и действительно, можно ли было это себе представить!
Очевидно, Вильгельму Шторицу что-то помешало похитить ее сразу. Но он вернулся бы, если бы сегодня утром не был убит капитаном Хараланом…
Перед нами была Мира выздоровевшая (может быть, под влиянием жидкости, сделавшей ее невидимкой), но ничего не знавшая о событиях последней недели. И вот она в гостиной, разговаривает с нами, видит нас, но не осознает, спустившись в темноте из своей комнаты, что не видит себя!..
Марк поднялся, протянув руки, словно хотел обнять Миру…
А она продолжала:
— Но что с вами, друзья мои?.. Я вас спрашиваю… а вы не отвечаете?.. Вы, кажется, чем-то удивлены? Что же случилось?.. И почему здесь нет матушки?.. Может быть, она больна?..
Мира не закончила фразы. Дверь снова открылась, и вошел доктор Родерих.
Мира тут же бросилась к нему — по крайней мере, мы так предполагали, — воскликнув:
— Ах! Отец!.. Что-то произошло?.. Где матушка? Она больна?.. Я поднимусь к ней в комнату…
Доктор остановился на пороге, он понял…
Мира была рядом, обнимала его, повторяя:
— Моя матушка… моя матушка!..
— Она не больна!.. — пробормотал доктор. — Она сейчас спустится… Останься здесь, дитя мое, останься!
В этот момент Марк нащупал руку Миры и тихо увлек ее в сторону, как если бы вел слепую…
Но слепыми были только те, кто не мог ее видеть!
Затем мой брат посадил ее рядом с собою…
Мира больше ничего не говорила, напуганная тем впечатлением, которое производила на окружающих. Марк дрожащим голосом произнес несколько слов, из которых она, должно быть, ничего не поняла:
— Мира… моя дорогая Мира!.. Да… Это, конечно, ты… Я чувствую, что ты здесь… рядом!.. О, умоляю… любимая… не уходи…
— Дорогой Марк… Почему такой встревоженный вид?.. Вы все… пугаете меня… Отец… ответь мне!.. Случилось несчастье?.. Моя матушка… моя матушка!..
Марк почувствовал, что она встает, и мягко удержал ее:
— Мира… дорогая… говори же… говори еще!.. Я хочу слышать твой голос… ты… ты… моя жена!.. Моя любимая Мира!..
Глядя на эту сцену, мы с ужасом думали, что тот, кто только и мог вернуть нам Миру такой, какой она была, мертв и унес с собой свою тайну.
XVIII
Будет ли счастливая развязка у этой истории? Кто мог еще на это надеяться?.. И как не впасть в отчаяние при мысли, что Мира Родерих, быть может, навсегда выключена из видимого мира?.. Поэтому огромное счастье от ее возвращения смешивалось с острой болью: мы ее больше не видим во всей ее грации и красоте!
Трудно было представить, какой станет теперь жизнь семьи Родерих!
Внезапно в гостиной раздался крик отчаяния… Мира захотела взглянуть на себя и не смогла… Она бросилась к зеркалу камина и не увидела в нем своего отражения… а когда прошла перед лампой на консоли, то не увидела позади себя тени!..
Пришлось рассказать ей все, и тогда мы услышали, как она горько зарыдала. Марк, став на колени рядом с креслом, в которое она села, пытался ее успокоить. Он любил ее до этого несчастья, он будет ее любить несмотря ни на что. У нас сердце обливалось кровью при виде этой душераздирающей сцены.
Тогда доктор высказал пожелание, чтобы Мира поднялась в комнату матери. Для госпожи Родерих было бы лучше, чтобы Мира была рядом, чтобы рядом слышался ее голос…
Прошло несколько дней. И девушка смирилась со своим положением. Благодаря ее душевной стойкости казалось, что в особняке снова потекла нормальная жизнь. Мира предупреждала нас о своем присутствии, обращаясь то к одному, то к другому. Мне и сейчас все еще кажется, что я слышу, как она говорит:
— Друзья мои, я здесь… Не нужно ли вам чего-нибудь? Я принесу!.. Дорогой Анри! Что вы ищете?.. Ту книгу, что положили на стол? Вот она!.. Где ваша газета? Она упала на пол!.. Отец… в это время я обычно целую вас!.. А ты, брат, почему ты смотришь на меня такими печальными глазами?.. Уверяю тебя, что я улыбаюсь!.. Зачем огорчаться!.. А вы… вы, дорогой Марк, вот мои руки… Держите их… Не хотите ли пойти в сад?.. Мы погуляем вместе… Я возьму вас под руку, Анри, и мы станем говорить о тысяче разных вещей!
Это прелестное доброе создание не хотело, чтобы горести и дальше омрачали жизнь ее семьи. Марк и Мира проводили вместе долгие часы. Девушка постоянно говорила Марку ободряющие слова, в то время как он держал ее руку… Она старалась его утешить, утверждая, что верит в будущее и что в один прекрасный день ее можно будет видеть… Действительно ли она на это надеялась?
Было сделано лишь одно исключение: Мира не садилась за стол вместе с нами, понимая, каким тягостным было бы ее присутствие в этих условиях. Но после окончания обеда она спускалась в гостиную; мы слышали, как она открывает и закрывает дверь, говоря:
— Вот и я, друзья мои, я здесь!
И она оставалась с нами, пока не наступало время попрощаться и идти к себе в комнату.
Нет нужды говорить, что если исчезновение Миры Родерих так взбудоражило город, то ее возвращение (не это ли слово следует употребить!) произвело еще большее впечатление! Отовсюду приходили свидетельства самой горячей симпатии к семье Родерих и в особняк хлынули посетители. Впрочем, Мира отказалась от пешеходных прогулок по улицам Рагза. Она выезжала лишь в экипаже в сопровождении отца и матери, Марка и капитана Харалана. Иногда до нее доносились благожелательные слова горожан, которые девушку глубоко трогали. Но она предпочитала сидеть в саду с теми, кого любила и к кому действительно вернулась, пусть и не в прежнем своем облике.
Вспомним, что после смерти Вильгельма Шторица губернатор Рагза распорядился предпринять розыски Германа. Это делалось для того, чтобы обнаружить место, где находилась Мира, поскольку предполагалось (с достаточным основанием), что ее где-то сторожит слуга Вильгельма Шторица.
Эти поиски решено было продолжить, ибо все заставляло думать, что Герман являлся доверенным лицом своего хозяина и частично знал его тайны. Никто не сомневался, что он способен вернуть девушку видимому миру.