— Я знаю.
Я снова задумался. До слез обидно было отказываться от трех миллионов из-за гулящей бабы.
— Может, мне лучше поговорить с ней.
Эрскин покривился:
— У нее характер заковыристый.
— Что верно, то верно. Знаешь, я подумаю. Ладно, Гарри, спасибо, что предупредил. — Я не хотел продолжать ночной разговор. Мне и так уже хватало пищи для размышлений. — Утро вечера мудреней.
— Думаешь, дело выгорит?
— Не знаю. Знаю только, что сами собой три миллиона не приплывут в руки. — Я встал.
— Ты действительно считаешь, что нас могут пристукнуть после посадки? — спросил он, поднимаясь со стула.
— Спроси что-нибудь полегче. И потом, мы еще не приземлились, давай преодолевать трудности по мере их поступления.
— Да-а. — Он провел рукой по коротким волосам. — Ну, ладно, мозгуй. Если понадоблюсь, я в пятнадцатом коттедже.
— А где живет Пэм?
— В двадцать третьем, последний в нашем ряду.
Я проводил Эрскина и принялся мерить шагами гостиную, переваривая все услышанное, потом перешел в спальню, скинул пижаму, надел рубаху и джинсы, нацепил сандалии и вышел на улицу. Без лишнего шума я прошагал весь ряд до последнего домика. Убедившись, что на нем проставлен номер 23, я постучал.
В зашторенных окнах горел свет. Пэм отозвалась не сразу:
— Кто там?
— Твой поклонник.
Она открыла, я протиснулся мимо нее в дом и затворил за собой дверь.
Она стояла босая, кутаясь в легкое покрывало.
— Ты! Что надо?!
— Есть разговор насчет Берни. — Я уселся в кресло.
— Не собираюсь обсуждать с тобой Берни! Убирайся вон!
— Не горячись… разговор деловой. Мы хотим сорвать три миллиона, но ты можешь завалить всю операцию.
— Я? Почему это?
— Если сама не понимаешь, значит, ты глупей, чем я думал. Объясняю: потому что ты каждого встречного мужика тащишь в постель, и Берни из-за этого сам не свой. Он не в состоянии сосредоточиться на работе, а на таком летчике, детка, можно ставить крест. Ты гуляешь напропалую и воображаешь, что с него — как с гуся вода, а он света белого не видит.
— Вранье! — Она сжала кулаки. — Берни сам сказал…
— Да замолкни! Ты — его слабость. Он что угодно скажет, лишь бы удержать тебя. Так вот, послушай. Ставка в нашем деле — три миллиона долларов. Я не потерплю, чтобы сучка вроде тебя, у которой зуд в одном месте, угробила классного летчика. Поняла? — Говорил я спокойно, без крика. — Завтра пойдешь к нему и скажешь, что отныне будешь с ним, а похождениям — конец, да так скажешь, чтобы он поверил.
— Да кто ты такой, чтобы мне указывать? — завопила она. — Мы с Берни…
— Замолкни! Это ультиматум, детка. Либо ты обуздаешь свою пылкую натуру вплоть до конца операции, либо скатертью дорога. Выбирай: угомониться или выйти из игры.
— Да? И кто же это выведет меня из игры?
— Детка, — улыбнулся я, — это проще простого. Ахнуть не успеешь. Стоит мне намекнуть миссис Эссекс, что ты распутничаешь, как тебя вышвырнут вон. Я не хочу делать этого, но придется, если ты не убедишь Берни, что отныне будешь паинькой.
— Вот гад!
Я встал:
— Таковы мои условия: ты успокоишь его или выйдешь из игры.
Лежа в постели, я снова прокрутил в памяти весь разговор. Более сильных доводов вроде бы не было, и теперь оставалось только ждать, подействуют мои слова или мечта о трех миллионах рассеется как дым.
Наконец я уснул, и разбудил меня телефонный звонок. Я взглянул на часы: половина одиннадцатого. Сквозь задернутые шторы пробивалось солнце. Мне спалось лучше, чем я ожидал.
Я пошел в гостиную и снял трубку.
— Джек, дружочек.
Я сразу узнал его.
— Слушаю.
— Я переговорил со своим клиентом. Можете осмотреть посадочную полосу. Он сказал, что это лишнее, но если вам так спокойней, то пожалуйста.
— Мне так спокойней.
— Да. Значит, отправляйтесь в Мериду и ждите в гостинице «Континенталь». Я договорился, что за вами заедут четвертого числа, днем, примерно в половине первого. Стало быть, у вас есть три дня на сборы. Устраивает?
— Вполне.
— Тогда счастливо, дружочек. — И он повесил трубку.
Я принял душ, побрился, потом сел в «альфу» и поехал в город. Весь день я провел в Парадиз-Сити, слонялся, загорал и обдумывал нашу операцию. Трижды представлялся удобный случай подцепить красотку, но я удержался. И без того голова трещала от наседавших мыслей, не хватало еще осложнять себе жизнь случайными связями.
В начале восьмого я вернулся на аэродром и пошел к коттеджу номер 15. Эрскин открыл мне дверь, продолжая водить по щеке механической бритвой.
— Привет! — улыбнулся он. — Ну, ты чародей! — Он посторонился, пропуская меня в дом, и затворил дверь. — Как в сказке! Берни точно подменили!
У меня камень упал с души.
— Считаешь, подействовало?
— Еще как. Слушай, Джек, я спешу на свидание и уже опаздываю. Сходи к Берни. Он у себя, в девятнадцатом коттедже. Сам увидишь.
— Обязательно схожу, — ответил я и отправился в коттедж номер 19.
Эрскин оказался прав. Едва Берни открыл дверь, как в глаза мне бросилась происшедшая в нем перемена. Будто сдуло тучу, омрачавшую его жизнь. Стоял он прямо, и на губах играла знакомая ухмылка.
— Привет, Джек! Заходи. Выпьешь?
Я шагнул в комнату и замялся при виде Пэм:
— Я не хотел бы мешать.
Мы с ней переглянулись, и она улыбнулась:
— Заходи, заходи, не стесняйся. Мы уже выяснили отношения… точно, Берни?
— Да. — Берни взялся смешивать коктейли. — Пэм рассказала про ваш вчерашний разговор. Ты правильно поступил, Джек. Ей надо было объяснить.
— Да ладно… что было, то было. Перейдем лучше к делу.
— Погоди. — Берни протянул мне виски со льдом. — Мы с Пэм хотим поблагодарить тебя.
Я не верил своим ушам и глазам, но Пэм действительно была беззаботна и приветлива.
— Ну, хватит об этом. Все рассеялось как дым. Во как заговорил! С вами, чего доброго, станешь поэтом. За тебя, Пэм, от всей души.
Мы выпили, помолчали.
— Вовремя ты приехал, Джек, — проговорила Пэм.
Я сел.
— Ладно, проехали. — Я обернулся к Берни. — Кендрик договорился насчет осмотра посадочной полосы. Третьего вылетаю.
— Лихо ты взялся за дело, — похвалил он. — Сам я в жизни не догадался бы осмотреть полосу.
— Полоса-то наверняка в порядке, зато я, может быть, узнаю, кто покупатель Кендрика.
— Разве это важно?
— Как знать. Мне не нравится Кендрик. Вдруг ему вздумается надуть нас. А если узнаем, кто покупатель, тогда уже мы будем заказывать музыку.
— Кендрик не станет надувать.
— Надеюсь, но мне будет спокойней, если я выясню личность покупателя.
— Что ж, давай. Как у тебя с деньгами, Джек?
— Долларов триста не помешали бы. Два дня там и билет на самолет.
Берни отсчитал мне пятьсот долларов.
— И вот еще что, — сказал я, пряча деньги в карман, — у тебя есть пистолет?
Берни опешил:
— Этого еще не хватало. Зачем тебе?
— Мы играем с огнем. Кендрик теперь ненавидит меня лютой ненавистью. Не ровен час, на полосе произойдет со мной несчастный случай. Без меня ему заживется гораздо вольготней.
— Ты серьезно?
— Если есть пистолет — дай.
Он помялся, потом ушел в спальню и вернулся с автоматическим пистолетом 38-го калибра и коробкой патронов. Не говоря ни слова, протянул мне оружие.
— Спасибо, — поблагодарил я.
Наступило неловкое молчание, потом он сказал:
— Завтра Эссекс летит в Лос-Анджелес. Мы с Гарри вернемся только в субботу вечером.
Я невольно покосился на Пэм.
— Тогда, может, встретимся вчетвером в воскресенье, в том же кафе, в шесть вечера? — предложил я. — Как раз я вернусь из Мериды и привезу какие-нибудь новости.
Олсон кивнул:
— Я передам Гарри.
— На сей раз обойдемся без Кендрика.
Олсон снова кивнул.
— И еще одно, Берни, если я не вернусь в воскресенье, не связывайся с этим делом. Значит, оно опасно.
Под его встревоженным взглядом я вышел из коттеджа.
Я успел принять душ и побриться, а было всего двадцать минут девятого. От Тима доносились звуки включенного телевизора. Я постучал к нему.
— Тим, нет желания порастрясти кошелек мистера Эссекса? — спросил я, когда он открыл.
— Всегда готов. Куда поедем?
— Прошвырнемся по городу.
По дороге в Парадиз-Сити я спросил словно невзначай:
— Ну, как продвигается полоса?
— Нормально, — ответил О'Брайен. — Без проблем. Растет на глазах, через три недели сдадим.
— Говорят, такую же полосу строят в окрестностях Мериды. Ты ничего не слыхал?
— Под Меридой? А как же, — хмыкнул О'Брайен. — Над ней пришлось попотеть, но сейчас она уже закончена. Это работа моего закадычного приятеля Билла О'Кэссиди. Только вчера говорил с ним по телефону, советовался насчет скальной породы. Билл, почитай, лучший мастер в нашем деле. Ждет не дождется сдачи объекта. Сыт, говорит, Юкатаном по горло.
— А полоса готова?
— Да, конечно.
— О'Кэссиди? Знал я одного Фрэнка О'Кэссиди. Может, родственник?
— Может. У Билла брат служил во Вьетнаме, в шестом воздушно-десантном батальоне. Но его звали Шон. Погиб. Наградили «Серебряной Звездой».
— Это не тот.
Я остановил «альфа-ромео» у казино.
— Давай поедим.
После изысканного ужина я ненавязчиво вернулся к прерванному разговору:
— А твой дружок О'Кэссиди не в «Континентале» живет?
— Он в «Чалко».
Тут к нам подчалили две смазливые бабенки и поинтересовались, не желаем ли мы поразвлечься. Я сказал, что в другой раз, и они, улыбнувшись, отошли, покачивая бедрами. Я подозвал официанта и подписал счет.
— Тим, а как насчет бай-бай? Тебе ведь с утра на работу.
— Вкусно поели. — Тим поднялся на ноги. — Эх, везет же некоторым!
На обратном пути я напряженно обдумывал план действий. В Мериду решил вылететь на следующее утро. Проводив Тима до его кровати, я позвонил в «Флорида эйрлайнз» и заказал билет на самолет, вылетающий в Мериду в 10.27. Тем самым я на сутки опережал расписание Кендрика, а у меня было предчувствие, что в делах с этим жирным педиком любая фора мне только на пользу.