И снова своё:
— Полундра!
В штыки, как один, ударили.
Перевыполнили матросы даже свою задачу. Не только отбросили фашистов на исходные позиции, то есть туда, откуда враги начали своё наступление, но и сами прорвались вперёд, побывали в фашистских окопах, посеяли страх и панику.
— «Чёрные дьяволы»!
— «Чёрная смерть»! — кричали опять фашисты.
Прославился смелостью батальон. Слава о героях прошла по фронту.
Как отдельная боевая единица батальон просуществовал всего два дня. Выполнил батальон свою боевую задачу, остановил врага, разошлись после этого матросы по разным соседним полкам и ротам. Создавался батальон срочно. Не успели поэтому присвоить ему ни номера, ни дать названия.
Сокрушался майор Шейкин:
— Как же так?! Как же без номера, без названия? Выходит, мол, части такой и вовсе в истории не было.
Зря сокрушался майор Шейкин.
Получил он своё название — морской бесстрашный героический батальон. Хоть и был он без номера, без звания и названия, а знает его история.
До войны солдат Трубников был учителем. Русский язык преподавал в школе.
Под Севастополем Трубников сражался в стрелковой роте.
В дни декабрьского наступления фашистов во время одного из боёв во фланг роте ударили две фашистские пушки. Били фашисты точно и большой урон наносили нашим.
Командир роты вызвал к себе группу бойцов. Среди них оказался и Трубников.
Дал командир бойцам боевое задание — подобраться незаметно к фашистским пушкам и заставить их замолчать.
— Заткнуть им глотки! — кратко сказал командир.
— Ясно, — бойцы ответили.
— Понятно, — ответил Трубников.
В группе Трубников был за старшего. Взяли бойцы автоматы, патроны, гранаты. Отправились в путь солдаты.
Перебежками, шагом, ползком, рывком, прижимаясь к земле и скалам, подобрались солдаты к фашистским пушкам. Метнули гранаты, автоматный огонь открыли. Перебитой лежит прислуга.
Подбежали солдаты к пушкам:
— Давай гранаты.
Достали бойцы гранаты.
— Взрывай их, братцы!
На пушки смотрят:
— Заткнём им глотки!
— Минутку. Стойте, — сдержал бойцов Трубников.
Повернулись бойцы на голос.
— Зачем же пушкам вдруг быть немыми, — сказал, улыбнувшись солдатам, Трубников. — Научим лучше их русской речи.
Не сразу смекнули бойцы, в чём дело: речь о какой здесь речи?
И вдруг поняли. У пушек горы лежат снарядов. Зачем же гибнуть зазря снарядам!
Зарядили солдаты пушки.
Развернули солдаты пушки.
— Огонь! — скомандовал Трубников.
Ударили пушки туда — но фашистам. Взорвали округу могучим басом.
За выстрелом первым второй и третий. За третьим четвёртый, шестой, десятый…
— Ну как — по-русски? — кричит Трубников.
— По-русски, по-русски, по-нашенски, — в ответ солдаты.
Заговорили по-русски фашистские пушки.
Возвращались солдаты в родную роту. Шагает со всеми Трубников.
— И вправду — учитель, — смеются солдаты.
Севастополь — южный, конечно, город. Однако декабрь есть декабрь. И здесь в декабре морозно.
Оделись бойцы в шинели. В бушлатах своих матросы. Фашисты тоже в зимней военной форме.
И вдруг… Смотрят бойцы — атакуют фашисты в одних мундирах. Было это 28 декабря 1941 года. Отдан строжайший приказ фашистским солдатам взять в этот день наконец Севастополь.
Смотрят наши бойцы на фашистов, гадают:
— Не завезли им, видать, шинелей.
Кто-то вставляет:
— Знают фашисты: жарко им будет в бою. Потому и шинели скинули.
И вот во время одной из атак группа бесшинельных фашистских солдат была взята нашими в плен. Стоят они, сутулятся, жмутся от страха, от ветра, от холода.
Наши бойцы к фашистам:
— Почему без шинелей?
— Не завезли вам, видать, шинелей.
— Из Италии, из Африки, что ли, сюда вы на помощь прибыли?
— Найн, найн, то есть «нет», — говорят фашисты. — Имеем шинели. Положена каждому.
— Так где же шинели?
— Сдать приказали.
— Как приказали? Зачем приказали?
Оказывается, верно — был отдан такой приказ. Приказали фашистские генералы: сдать солдатам свои шинели.
— Получите в Севастополе, — объяснили фашистские офицеры своим солдатам — и обед, и шинели.
— И обед?
— И шинели?
— Да, — говорят офицеры. — И ордена.
Были уверены фашисты, что их солдаты ворвутся в этот день в Севастополь. Чтобы лучше сражались, отняли у них шинели.
Рассмеялись советские бойцы. Смотрят они на фашистов.
— Да пока к Севастополю вы прорвётесь, простуду, чахотку схватите.
— Насморк!
— Кашель!
— Плеврит!
— Бронхит!
И в этот день не прорвались враги в Севастополь. Не помогли шинели.
Задание было необычным. Называлось оно особым. Командир бригады морских пехотинцев полковник Горпищенко так и сказал:
— Задание необычное. Особое. — Потом переспросил: — Понятно?
— Понятно, товарищ полковник, — ответил старшина-пехотинец — старший над группой разведчиков.
Был он вызван к полковнику один. Вернулся к своим товарищам. Выбрал в помощь двоих, сказал:
— Собирайтесь. Задание выпало нам особое.
Однако что за особое, пока старшина не говорил.
Дело было под новый, 1942 год. Ясно разведчикам: в такую-то ночь, конечно, задание сверхособое. Идут разведчики за старшиной, переговариваются:
— Может, налёт на фашистский штаб?
— Бери выше, — улыбается старшина.
— Может, в плен генерала схватим?
— Выше, выше, — смеётся старший.
Переправились ночью разведчики на территорию, занятую фашистами, продвинулись вглубь. Идут осторожно, крадучись.
Опять разведчики:
— Может, мост, как партизаны, идём взрывать?
— Может, на фашистском аэродроме произведём диверсию?
Смотрят на старшего. Улыбается старший.
Ночь. Темнота. Немота. Глухота. Идут в фашистском тылу разведчики. Спускались с кручи. На гору лезли. Вступили в сосновый лес. Крымские сосцы вцепились в камни. Запахло приятно хвоей. Детство солдаты вспомнили.
Подошёл старшина к одной из сосенок. Обошёл, посмотрел, даже ветви рукой пощупал.
— Хороша?
— Хороша, — говорят разведчики.
Увидел рядом другую.
— Эта лучше?
— Сдаётся, лучше, — кивнули разведчики.
— Пушиста?
— Пушиста.
— Стройна?
— Стройна!
— Что же — к делу, — сказал старшина. Достал топор и срубил сосенку. — Вот и всё, — произнёс старшина. Взвалил сосенку себе на плечи. — Вот и управились мы с заданием.
— Вот те и на, — вырвалось у разведчиков.
На следующий день разведчики были отпущены в город, на новогоднюю ёлку к детям в детский дошкольный подземный сад.
Стояла сосенка. Стройна. Пушиста. Висят на сосенке шары, гирлянды, разноцветные фонарики горят.
Вы спросите: почему же сосна, не ёлка? Не растут в тех Широтах ёлки. Да и для того, чтобы сосенку добыть, надо было к фашистам в тылы пробраться.
Не только здесь, но и на Корабельной стороне, и в Инкермане, да и в других местах Севастополя зажглись в тот нелёгкий год для детей новогодние ёлки.
Видать, не только в бригаде морских пехотинцев у полковника Горпищенко, но и в других частях задание для разведчиков в ту предновогоднюю ночь было особым.
Не взяли враги в декабре Севастополь. Провалился и этот штурм. Продолжает сражаться город.
Фашистское орудие било по нашим. Пятеро фашистов здесь при орудии: один заряжает, второй стреляет, двое подносят снаряды, пятый — сам командир орудия.
Стреляет пушка.
— Огонь!
— Огонь!
Снова крикнул фашист:
— Огонь!
Однако не грянул выстрел. Посмотрел командир на пушку. Есть подносчики, есть заряжающий. А где же стреляющий?
Раскинул руки, у пушки лежит стреляющий. Над правой бровью от пули след.
Недолго на войне замешательство. Заряжающий стал стреляющим. Один из подносчиков стал заряжающим.
Снова стреляет пушка.
— Огонь!
— Огонь!
Снова крикнул фашист:
— Огонь!
Однако снова не грянул выстрел. Посмотрел командир на пушку. Есть подносчик. Есть заряжающий. А где же стреляющий?
Раскинул руки, у пушки лежит стреляющий. Над левой бровью от пули след.
Коротко на войне замешательство. Заряжающий стал и стреляющим: сам заряжает и сам стреляет. Снова в работе пушка.
— Огонь!
— Огонь!
Снова кричит офицер:
— Огонь!
Не отозвалась команде пушка. Посмотрел командир на орудие. В живых у пушки остался всего лишь один солдат. Прицелился этот один — последний, приготовился только к выстрелу, как тоже у пушки рухнул. А следом за ним и пятый — сам командир орудия.
Посмотрел из-за укрытия старшина Ной Адамия.
— Порядок! — сказал Адамия. Старшина Ной Адамия был снайпером. Это его работа.
…По извилистой крымской дороге едет фашистская штабная машина с открытым верхом. Пять человек в машине. Четверо из них офицеры. Трое сзади. Один — впереди. Важно сидит с водителем.
Трое — сзади. В центре — высокий. Ведёт оживлённую он беседу. То слово к соседу слева, то — слово к соседу справа, то обратится к тому, кто важно сидит впереди с водителем.
Вот снова он повернулся к соседу справа. Глянул — ахнул: качнулся, осел сосед. Понимает высокий: убит сосед. Повернулся быстро к тому, что слева. И этот убит, что слева. Глянул вперёд на того, что важно сидит с водителем. Видит, от пули качнулся важный. Ещё секунда, и носом в баранку ткнулся и сам шофёр.
— А-а-ай! — закричал высокий.
Вильнул автомобиль на крымской лихой дороге. Секунда — и с кручи как камень вниз.
Поднялся из-за придорожных камней снайпер старшина Ной Адамия.
— Порядок! — сказал Адамия.
Бывали дни, когда по десять, двадцать и даже тридцать фашистов сражал из своей винтовки прославленный Ной Адамия. Почти триста фашистов уничтожил Адамия под Севастополем.