ава. Пришлось созывать не только специальную сессию Совета Лиги наций, но и отдельные совещания держав, подписавших Локарнский пакт. Завязались дипломатические переговоры. Лорд д'Абернон пытался убедить Штреземана пойти на уступки, но встречал с его стороны упорное сопротивление. 22 февраля 1926 г. в своём дневнике английский посол записал: «В английском Министерстве иностранных дел считают, что немцы поступают очень глупо, выступая противниками Польши в то время, когда и без них она бы встретила надлежащее сопротивление. Но я сомневаюсь, чтобы при отсутствии столь энергичного протеста со стороны Германии против расширения Совета это предложение встретило эффективное противодействие»
Штреземан решительно заявил английскому послу, что пока за Германией не будет обеспечено постоянное место в Совете Лиги наций, германская делегация в Женеву не поедет.
Мало того, немцы прибегли к обычному для них шантажу, Как сообщает д'Абернон, германская дипломатия (после неудачной попытки в марте месяце получить постоянное место в Совете Лиги) угрожала не только снятием вопроса о вхождении Германии в Лигу наций, но и дальнейшим сближением с Россией. «Было, может быть, неизбежно, — замечает д'Абернон в дневнике от 5 апреля 1926 г., — что серьёзная неудача, испытанная Германией на пороге Лиги, заставила германское общественное мнение и вождей немецкого народа снова обратить свои взгляды на Восток и вернуться к традиционной политике перестраховки».
Штреземан уверял даже, что именно затянувшаяся дискуссия по вопросу о вступлении Германии в Лигу наций способствовала скорейшему заключению весной 1926 г. советско-германского договора.
Перед столь решительным натиском немцев, использовавших свои отношения с СССР для давления на позицию государств-победителей, английская дипломатия пошла на уступки. Она высказалась за предоставление Германии постоянного места в Совете и создание в нём ещё одного непостоянного места, которое должно быть предоставлено другим членам Лиги по усмотрению Совета. Был предрешён также вопрос о снятии с Германии военного контроля.
Таким образом, Германия вошла в Лигу наций наравне с великими державами. 10 сентября 1926 г. появление германской делегации в зале заседаний Лиги наций было встречено овацией. В своей книге «Франция — Германия в 1918–1934 гг.» поклонник и прислужник Германии Фернанд де Бринон, ставший впоследствии прямым агентом Гитлера, восторженно воспевает мастерство дипломатической маскировки Штреземана. «С удивительным искусством, — пишет он, — Штреземан воспользовался моментом в своей приветственной речи, чтобы превознести Лигу наций и её заслуги в деле упрочения мира. Он говорил об искреннем желании Германии мирно сотрудничать со всеми народами. «Германия, — заявил Штреземан, — готова с настоящего момента помогать Лиге наций осуществлять всё, что есть самого благородного в её программе»».
Свидание в Туари. Во время сессии Лиги наций в сентябре 1926 г. произошло секретное совещание Штреземана с министром иностранных дел Франции Брианом. Многим оно представлялось венцом мирных достижений, в духе Лиги наций. На самом деле эта встреча была не чем иным, как разведкой с обеих сторон с целью выяснения возможных перспектив франко-германского сближения. Инициативу непосредственных объяснений со Штреземаном взял на себя Бриан.
В послевоенный период помимо официальных отношений и дипломатических связей между немецким и французским Министерствами иностранных дел поддерживались и неофициальные сношения при помощи всякого рода тайных агентов. Одним из таких посредников был проживавший в Швейцарии профессор Хагенен, бывший преподаватель французского языка в Берлинском университете. После войны на него была возложена миссия поддерживать связь между французской и немецкой тяжёлой индустрией. После ухода этого агента в отставку Комите де Форж подыскал ему заместителя в лице профессора Энара. Этот профессор и организовал встречу Бриана и Штреземана в местечке Туари, вблизи франко-швейцарской границы.
17 сентября 1926 г., скрывая своё свидание от газетных корреспондентов, Штреземан и Бриан окольными дорогами добрались до Туари. Здесь за завтраком в маленьком деревенском отеле они обсудили отношения между Францией и Германией, сложившиеся в результате Локарнских соглашений.
Положение Франции в связи с продолжающимся падением курса франка было в этот момент весьма напряжённым.
При помощи финансовой сделки со Штреземаном Бриан надеялся добиться стабилизации франка. Возможно также, что на соглашение с Германией толкал Бриана и Комите де Форж, заинтересованный в скорейшем создании европейского Стального картеля.
Как рассказывает в своих записках Штреземан, профессор Энар, явившийся к нему для предварительных переговоров, прямо поставил перед ним вопрос о том, согласна ли Германия прийти на помощь Франции в её экономических затруднениях.
Во время свидания в Туари Бриан начал с заявления, что попытки частичного урегулирования франко-германских отношений бесполезны: они таят в себе новые опасности. Необходимо кардинальное разрешение всех вопросов, касающихся Германии и Франции. Бриан сообщил, что готов обсудить условия передачи Германии не только Саарской, но и Рейнской области. Французского министра иностранных дел интересовало, может ли Германия со своей стороны пойти навстречу Франции по ряду экономических и финансовых вопросов.
Штреземан ответил, что соглашение возможно лишь в том случае, если эвакуация Рейнской области будет производиться не частично, но полностью и притом возможно быстрее. Он предложил очистить Рейнскую область от оккупационных войск к 30 сентября 1927 г. Бриан выразил на это принципиальное согласие.
«Итак, я могу констатировать, — осведомился Штреземан, — что вопрос идёт не о сокращении сроков эвакуации, а о немедленном очищении всей области?
Бриан: Само собой. Всё должно быть приведено в порядок и как можно скорее.
Штреземан: Что касается Саарской области, то выкуп рудников Саара предусмотрен Версальским договором».
Относительно стоимости Саарских рудников, пишет Штреземан, после некоторых споров удалось договориться: выкупную сумму определили в размере около 300 миллионов золотых марок. Вопросы, связанные с выпуском железнодорожных облигаций для покрытия германского долга, Штреземан предложил передать на рассмотрение экспертов. Со своей стороны Бриан обещал дать инструкции французскому представителю на конференции послов касательно изучения вопроса о возможности отказа союзников от военного контроля. «Препятствия возникают, — заявил Бриан, — со стороны французского военного министерства: оно мне представило целую папку с актами по поводу столкновений с немцами». Тут же Бриан осведомился, что представляет собой организация «Стальной шлем», которая издаёт какие-то инструкции о стрельбе, о военных манёврах и т. п. «Мои военные меня упрекают, — продолжал Бриан, — что я смотрю на Германию глазами политика и потому не знаю, что там в действительности происходит».
Штреземан ответил, что организация «Стального шлема» представляет опасность скорее для внутреннего порядка в Германии, чем военную угрозу для другой страны.
Бриан: «Я, конечно, не придаю этому особого значения, но избавьте меня от того, чтобы мои военные вечно приходили ко мне с такими разговорами».
Затем Штреземан сам поставил вопрос об Эйпен и Мальмедя (о двух провинциях, отошедших по Версальскому договору к Бельгии). Тут же он передал Бриану доклад о переговорах по этому вопросу с Вандервельде, а также с представителем Бельгии в репарационной комиссии Делакруа. Штреземан спросил Бриана, как относится французское правительство к этим переговорам.
Брцан (возбуждённо): «Как бельгийцы нам говорили, они не вели переговоров официально и не обсуждали серьёзно вопроса о возвращении Эйпен и Мальмеди. Всё это очень не во-время».
В конце беседы Штреземан подчеркнул, что не желал бы укрепления правительства Пуанкаре в случае стабилизации франка.
Штреземан: «Думаете ли вы, что он останется, если мы поддержим мероприятия по стабилизации франка?
Бриан: Пуанкаре, по-моему, долго не продержится. Его кабинет — переходный».
Тут же Бриан дал характеристику Пуанкаре. По его словам, этот человек словно не жил среди людей. Всё у него преломляется сквозь призму юридических формул и политических актов. Он помнит каждую точку и абзац своих нот, но не знает чувств французского народа и не понимает требований времени.
Собеседники поговорили ещё о будущей совместной работе в Лиге наций, о положении в английских колониях, о русском вопросе. Бриан заявил, что не верит, чтобы большевистский режим долго продержался: в частности Украина и Грузия хотят быть самостоятельными.
Спустя несколько дней после свидания со Штреземаном Бриан уехал в Париж. В прессе появилось французское коммюнике о том, что «Совет министров одобрил доклад министра иностранных дел о позиции французской делегации в Женеве и о его свидании со Штреземаном в Туари».
Итоги Туари. Точное содержание переговоров между министрами в Туари не было опубликовано. Однако вся печать оценивала это свидание как событие, знаменующее крупную перемену в расстановке международных сил в Европе.
Официозный орган французского Министерства иностранных дел «Temps», явно опасаясь чрезмерного политического резонанса свидания в Туари, заявлял, что никаких определённых предложений ни с той, ни с другой стороны там выдвинуто не было. «Говорить, что Бриан дал согласие на эвакуацию Рейнской и Саарской области, — писала газета, — или утверждать, что было предложено оказать Франции денежную помощь для восстановления её финансов путём продажи некоторой части немецких железнодорожных облигаций, — значит не считаться с реальными возможностями данного момента и предвосхищать события». Газета подчёркивала, что дальнейшее развитие франко-германских отношений зависит от того, пожелают ли немцы подчиняться тем обязательствам, которые налагаются па них Локарнскими соглашениями и которых требует лойяльное сотрудничество с Европой.