Базилиола. Я унижаюсь, святая вдова. Из твоих непорочных уст хочу услышать я суд Бога, Который отдалился от нас из-за нашей неправедной жизни. (Склонившись, говорит тихо, со странной покорностью.) Ты столп базилики, лампада, подвешенная к своду, завеса, протянутая между колоннами. О, блаженная Эма, невеста Христова, радуйся!
Диакониса. Дочь слепца, уста твои нежны, как твое имя, хвала твоя — неведомый мне опьяняющий напиток. Но кто же научил тебя словам священных гимнов? Не духовенство ли Герулов, Гепидов и Сарматов? Не Лонгобард ли с бритым затылком учил тебя им ради своего пострижения? Отвечай, благочестивая Базилиола. Не болгарин ли, для которого елеем служил бараний жир?
Фаледра выпрямляется со змеиной гибкостью. Глаза ее сверкают. Но она сдерживает бешенство и снова произносит унизительные слова.
Базилиола. Митрополит Салунский, кроткая вдова, корень справедливости.
Диакониса. Знаю: тот, кто устраивает пышные пиры и, как отец Авраам, приглашает к столу ангелов.
Базилиола. Мать непорочная, о, мед без воска, выслушай: я возложу на алтарь заветную склянку с изображением святого Марка, молящегося среди верблюдов; склянку, полную масла, что горит над его гробницей на берегу египетском. Слышали ли вы, люди?
Диакониса. Ты его подделала.
Базилиола. Вот она, во имя Господне.
Мастера. Покажи ее! Покажи ее!
Базилиола. Я приношу ее в дар алтарю.
Мастера.
— Pax tibi, Marce!
— Муро святого евангелиста из Аквилеи!..
— Молитесь! Молитесь!
— Те rogamus, miles Christi praecelse.
— Вернись на острова твоего народа, вернись из Александрии, святой Марк!
— Те rogamus… Те laudamus.
— Аллилуйя.
— Боже, отпусти грехи Фаледре!
— Позволь ей пройти, вдова.
— Если она не умерла, прикоснувшись к миру, значит, она чиста.
— Эма, позволь ей пройти со своим вечным даром.
— Иди, Базилиола!
Базилиола. Слушайте, люди! Я приношу вам в дар серебряный лист, чтобы покрыть им крышу скинии. Ита, Чириака, принесите самый тяжелый сундук! Иди сюда, отец, иди и сложи свой гнев и горе перед Богом, который принизил нас, чтобы возвысить над нами праведных.
Матросы.
— Идут! Идут!
— Причалили пресвитер Серджо и Марко Гратико.
— Идут со святыми мощами.
— Зажигайте смоляные костры! Зажигайте факелы!
— Идут сюда с народом.
— Огромное количество судов покрывает поверхность вод до самой Бедойи.
Хор Катехуменов.
In deum exultet jubilando
caro et cor nostrum.
O, Christe, splendor patris,
eleison.
Хор участников процессии.
Hi sunt candelabra
ante Deum lucentia
hi sal terrae,
hi lux mundi.
Alleluia.
Хор Наумахов.
О salus navigantium
virgo semper Maria,
stella Maris praelucida,
tibi laus et gloria
Из храма, с берега и с моря раздается пение трех хоров; пение разливается по воздуху, заглушая шум стихии и людей. Сторонники Гратиков толпятся под портиком, заполняя атриум. Раздаются отдельные возгласы.
Сторонники Гратиков.
— Пусть выйдет на порог епископ!
— Он скончался.
— Нет! Нет! Еще дышит.
— Не движется в своем кресле.
— Жив, жив.
— Акколиты, несите его к порогу.
— Без сознания и не говорит больше.
— Лицо восковое. Как неподвижны взоры!
— Страшные глаза, они видят вечность.
— Видят судьбу Гратиков.
Придверник. Молчание! Gloria et laus Trino Domino et Uno semper. Amen.
Придверник закрывает двери. От берега движется процессия со святыми мощами. Пресвитер Серджо, в доспехах под плащом, с покрытой капюшоном головой и защищенной металлическим панцирем шее, несет в руках серебряный ковчег. Рядом с ним три начальника галер в больших кожаных капюшонах несут ковчеги меньшей величины. Марко Гратико идет один; на груди у него кольчуга, сбоку — нож, в руке — длинный абордажный крюк, на голове — маленький шлем с гребнями и складками, похожими на плавники дельфина. За ним следует группа рабов, которые тащат на канатах четыре коринфских колонны. Дальше — сторонники Гратиков: моряки, пастухи, укротители коней, лесничие, охотники на волков, с баграми, крюками, садовыми ножами, рогатинами, топорами, копьями, плетьми, пращами. Народ размахивает сосновыми факелами и поет песнь славы; ему отвечают невидимые хоры Катехуменов и Наумахов; первый — из епископии, второй — с судов, сгруппировавшихся за деревьями. Три торжественных хора оглашают бухту среди шума и рокота весенних потоков. Последние сумеречные лучи озаряют легионы херувимов и множество эмблем, которыми разрисованы паруса, на пурпурном небе. Когда несущие ковчеги останавливаются перед закрытыми дверями, народ прекращает пение гимнов. Из сосудов с угольями поднимается смолистый дым. Марко Гратико выступает вперед и трижды стучит в двери вместо своего брата, несущего тяжелый серебряный ковчег.
Пресвитер Серджо. Поднимите врата, верхи ваши, и поднимитесь двери вечности, и воидет Царь Соломон! Кто сей Царь славы?
Торжественно-религиозная тишина. Все время слышится хор Катехуменов и моряков. Более ревностные приверженцы Гратиков занимают портик и толпятся среди гробниц.
Народ.
— Ответа нет!
— Никто не открывает дверей.
— Епископ не ответил.
— Он умер.
— Открой, придверник!
— Он жив, он жив!
— Откройте!
Пресвитер Серджо. Поднимите врата.
Двери раскрываются, и на пороге в дыму фимиама показывается бледное тело епископа, облаченное в священные одежды; его несут и поддерживают акколиты. Высокая фигура диаконисы и длинный крест видны позади желтого как воск лица пастыря.
Народ.
— Епископ! Он стоит! Он жив!
— Не отвечает.
— Говори! Говори!
— Назначь преемника!
— Слушайте! Слушайте!
Марко Гратико. О, пастырь людей! Если ты еще жив, отправляйся в путь. Иди через Кону, Дубу и Стробил, чтобы увидеть там кровь, чтобы увидеть там трупы. Города — в прахе, крепости — в развалинах; наши владения стали оплотами варваров; наши алтари раскрошены как глыбы извести. Враги захватили Опитерджио, завладели также Альтино и полонили славную Аквилею. О, пастырь народа, мы отправились отыскивать среди развалин священные останки. Но прежде чем добраться до развалин, мы вступили в бой. Букцины на кормах дали сигнал к битве. Мы взяли неприятельские суда на абордаж баграми и крюками и стали сражаться; море наше обагрилось кровью этих грабителей. Если ты еще жив, отправляйся через Кону, Дубу и Стробил и увидишь все. Мы сошли на берег, и было решено, что придется сражаться также и на суше. И вот этот человек, мой брат Серджо, вышел вперед с Телом Христовым. Он шел впереди других, так что каждый видел его. И он был виден всем. И вместо того, чтобы приобщиться Святой Тайне, все нагнулись, взяли по горсти родной земли и во имя Христа прикоснулись к ней губами. Слышишь меня, пастырь народа? И мы победили. Отправляйся туда, чтобы видеть там тела убитых. В течение трех дней мы производили тщательные раскопки среди пыли, пепла и развилин; три дня мы искали и лишь на третий день нашли тела наших покровителей. Мы захватили с собой также колонны для Скинии, кроме того, мы нагрузили корабли большим количеством гробниц для наших покойников, которым мы не могли вырыть сухих могил в отчизне, залитой водой. И вот этот человек, мой брат Серджо, несет в руках ковчег. На правой руке у него недостает большего пальца — его отсек вражеский удар. У него недостает большего пальца как у смиренного святого Марка, как будто этим знаком евангелист хотел уподобить его себе. Ты видишь этот знак, пастырь народов, говори же.
Сторонники Гратиков.
— Говори! Говори!
— Назначь себе преемника!
— Прежде чем вознестись к Богу, произнеся имя преемника.
— Нет, он умер.
— Говори, передав мантию достойному ее.
— Имя! Имя!
Группы людей из различных партий тянутся к трупу, желая услышать имя. Заклинатель наклоняет ухо к бездыханным устам.
Заклинатель. Серджо!.. Он назвал имя Серджо и скончался.
Сторонники Гратиков. Мантия — Серджо Гратико!
Враждебный голос. Ложь! Он уже был мертв.
Сторонники Гратиков. Мантия — Серджо!
Заклинатель. Он сказал. Клянусь в том.
Голос. Ты клятвопреступник!
Марко Гратико. Пусть народ рассудит!
Народ. Мантия — Серджо! Мантия — Серджо. Гратико!
Голос. Он не может быть рукоположен. У него нет большего пальца. Он не может преломлять священный хлеб.
Заклинатель. Так хочет святой Марк.
Придверник. Ведь апостол Петр рукоположил Евангелиста.
Голос. Анафема тебе! Пусть первосвященник предаст тебя анафеме. Тело епископа осквернено. Все это затеяла диакониса ради своего сына.
Каменотес. Кто это кричит? Кто кричит? Не сторонник ли Фаледров? Долой его! Долой греков!
Группа гратиканцев бросается по направлению к враждебному голосу и производит беспорядок.
Народ.
— Мантия — Серджо! Да будет он избран!
— Судьей пусть будет Марко Гратико!
— К алтарю! Несите к алтарю останки!
Чтец. Кто сей Царь славы?
Пресвитер Серджо. Червь, а не человек.
Хор участников процессии. Ingredimini in domum Domini.
Серджо и его волнующиеся сторонники входят в базилику. Марко Гратико подхватывает восторженная толпа и теснит его к трибуне.
Народ.
— Марко, ты трибун! Будь трибуном! Ведь ты руководил боем.
— Ты добыл нам останки покровителей.