Да, негде уже искупаться жителям города Острогожска, а проектировщик, тот же Мухинин, «ставит вопрос» так: «Дайте еще сто тысяч рублей — выкопаю вам котлован для… купанья». Какое издевательство! Это на такой прелестной реке рыть теперь котлован!.. Да, главная приемная труба водопровода станции Острогожск уже на поверхности воды… Да, мы поднимали челноки на высоту в два метра из реки и ехали по Кладовской канаве в озера Дальнего… Впрочем, все мои предположения оправдались. Горько от этого.
В иные минуты мне кажется, что все это сон, что это невероятно, что ничего этого не было: не было ни заседания исполкома, не было ни Мухинина, ни Дедина, ни Водославского… Но бедная моя, израненная Тихая Сосна, с обезображенными, оголенными берегами, с ужасной черной наготой корневищ, пробуждает от сна… Она зовет. Все это было. Все это свершилось. И свершилось уже после… второй комиссии, после которой нанесен смертельный удар — прокоп у Байдака.
Нет, товарищи! Слишком серьезны и жутки следы на воде, чтобы их могли загладить только одни ведомственные комиссии. Сначала надо было спросить народ! С безответственностью перед ним надо покончить решительно. Еще иной раз находятся горе-руководители, считающие, что только они якобы знают, что людям хорошо, а что плохо, и что сами люди того не знают. От таких надо избавляться. Именно такого пошиба люди прибегают к термину «заинтересованные организации» и боятся как огня собрания колхозников, сельских и городских сходов. Так единственно правомочные коллективы часто остаются в стороне при решении важнейших вопросов их жизни, даже таких, как судьба рек, на берегах которых они живут. А ведь было бы совсем не то, если бы вдруг да и произошел бы такой казус: представьте себе, что товарищи, написавшие «бумагу» В. В. Иванову (о которой мы упоминали), отчитались бы перед жителями сел Второе Никольское, Раздольное и Хренище о результатах «мелиорации»; представьте, что товарищ Дедин перед жителями Острогожска, села Мутник или перед собранием рабочих механического завода в Острогожске (куда он писал ответ на «жалобы», что река «будет полноводной») выступил бы с отчетом о проделанной «работе». Что бы тогда вышло? Вне всякого сомнения, можно ручаться за усиленную бледность лица того, другого и третьего.
Но… такие случаи, оказывается, исключены (по крайней мере были исключены). Ведь можно послать ведомственную или какую-либо другую комиссию, включить в нее областных товарищей, и та комиссия решит, что для народа хорошо и что плохо.
Была комиссия! Была. Это вторая комиссия, после которой и Тихая Сосна может быть зачислена в разряд умирающих рек. Так туман, напущенный некоторыми, надолго повис над реками степи, а под его прикрытием экскаваторы продолжают свою работу.
И все-таки…
Нет, дорогой читатель! Ни на каплю не потеряна вера в торжество правды. Если бы это было не так, не было бы этих строк.
Все сильнее растет жажда поисков милых сердцу людей — они на каждом шагу, а все хочется знать их больше. Но что поделаешь, если сейчас приходится писать не роман и не повесть о них, а статью… о реках. Так надо. Срочно надо.
Пришла пора, когда пересматриваются многие непродуманные, субъективные решения. Верю, что будут пересмотрены и губительные для степных рек прожекты, а исполнение их будет немедленно приостановлено.
Май — ноябрь 1964 года.
ПОСТОЯЛЬЦЫ
Иванов Леонид Петрович, председатель колхоза, 35 лет.
Кузин Антон Кузьмич, кладовщик колхоза, 52 года.
Свищ Алексей Свиридович, бывший председатель колхоза, 50 лег.
Силков Тарас Павлович, колхозник, 60 лет.
Кострова Глафира Васильевна, заведующая домом приезжих, 45 лет.
Анюта, ее дочь, студентка сельскохозяйственного института.
Махоткин Иван, колхозник, 20 лет.
Миша, тракторист, 22 года.
Поля, подруга и ровесница Анюты.
Чекмарь Илья Данилыч, председатель комиссии, 55 лег.
Кислов Петр Андреевич, член комиссии, 30 лет.
Бояров Аким Карпович, член комиссии, 50 лет.
Лапкин Михей Харитонович, секретарь Боярова, 50 лет.
Милиционер.
Дед. Колхозники и колхозницы.
Лето. Вечереет. Колхозный дом для приезжих. Две комнаты, разделенные большой прихожей: направо — две койки, круглый стол, зеркало и пр., налево — отдельный небольшой номер, там кровать, стол, шифоньер, диванчик и пр. В прихожей телефон, стул, бачок с водой и кружка. В больших окнах предвечерняя панорама села.
Кострова (заканчивая уборку в прихожей, заглядывает в окно). Приехали! Опять комиссия! Вот уж греха-то! И откуда они только и берутся, эти комиссии, прости господи?
Входят Бояров, Чекмарь и Кислов.
Бояров (важно). Приветствую вас.
Чекмарь. Здрас-с…
Кислов. Привет сему дому — не пойду к другому. Добрый вечер!
Кострова. Здравствуйте, здравствуйте. (Смотрит документы приезжих, приглашает Боярова в одинарный номер.) Вам — сюда… А вам двоим — сюда. (Ведет их в общий номер.)
Бояров. Для одного вполне удовлетворительно. (Располагается в номере, переодевается в пижаму.) А им — на двоих. Значит, авторитет не тот.
Чекмарь. Тесновато.
Кострова. Чем богаты… (Меняет наволочку, смахивает со стола — задерживается, внимательно присматриваясь к приезжим.)
Кислов. Нам не плясать. Дедушка, бывало, говаривал: лучший отдых мне — такой: хоть на соломе, но — покой. (Открывает окно.) А тут — тишина какая! И уж, конечно, покой.
Чекмарь.(располагаясь). Тут и будет наш штаб комиссии… Ну и председатель колхоза — вот бюрократ! По телефону объяснился: «Не могу-у! Хлопочите пока без меня! Зайду вечерко-ом». Ладно. Не можешь — научим, не хочешь — заставим, противишься — накажем, протестуешь — фьюить! (Жест удаления.)
Кислов. Вот это — формула! Но важно — факты: не подтвердятся, то и время тратить не надо.
Чекмарь. У вас еще опыта нет, дорогой, вы молоды. Важно, иной раз, не сами факты. Важно — как поставить вопрос. А я на этом двух собак съел…
Кислов. Вкусные?
Чекмарь. Люблю юмористов. Но придется и вам «собаку есть». Прислушивайтесь, присматривайтесь к жизни, изучайте ее. (По-отечески.) Если товарищ Скирда против председателя колхоза, Иванова, — одна постановка вопроса, если же «за» — другая постановка. Учли? Хе-хе!
Кислов. Здорово у вас выходит: в гнезде хоть бы пес, лишь бы яйца нес, но не кусался.
Чекмарь. Остро… остро. Но песенка Иванова спета. И нам останется только выполнить поручение… Да, да. Не удивляйтесь.
Кострова уходит.
Кислов. Ну-с! (Поправляет галстук перед зеркалом.) Кто — как, а я пошел людей посмотреть и себя показать. (Уходит.)
Чекмарь(вслед). Молод, горяч — не сидится. Этого еще воспитывать да воспитывать. Эх-хе-хе-хе! (Ложится отдыхать.)
В прихожую входят Кострова и Лапкин с чемоданчиком.
Кострова(категорично). Говорю вам, местов нету.
Лапкин. Глубокоуважаемая… Как — вас?
Кострова. Глафира Васильевна.
Лапкин. Глафира Васильевна! Я привез в колхоз, на испытание, новую машину. И мой начальник здесь — Бояров Аким Карпович. Куда я денусь? Ведь — машина!
Кострова. Что ж я вашего начальника выгоню?.. Машина… Их и так, машин-то, — всех курей передавили на улице. Остались самые умные. Не только у курей, а и у людей идет отбор по соображению. Греха-то! Кочет у меня старый совсем дрессированный стал: мотор заведут, аж на той улице, а он бежит и как оглашенный — ко-о-о! И петухи-то теперь с нервами… А чего ваша машина будет делать?
Лапкин. Уничтожать вредителей колхозных полей.
Кострова (настороженно). А может, и вы тоже приехали снимать председателя?
Лапкин. Ах, что вы, что вы! (Заискивающе.) Глафира Васильевна! Ну, как же? А?
Кострова. Человек-то вы обходительный. И для колхоза, похоже, не вредный. Так уж и быть, принесу свою раскладушку из дома.
Лапкин(пожимая руку). Глафира Васильевна!
Кострова. Для хорошего человека… и не знаю, что бы я сделала.
Лапкин приосанился.
…Никак вы чего-то подумали? Ну-ну! Я — женщина строгая. (Сердито и громко.) И не стыдно вам? Такие мысли!
Лапкин. Я — что? Я — ничего. Не может быть у меня таких мыслей.
Кострова. То-то! (Уходит.)
Бояров(встал, и в двери). Что тут за шум?
Чекмарь(выходя со свертком). А драки нету…
Лапкин. Аки-им Ка-арпович! И тут вы без отдыха. В колхозе только и отоспаться. Нельзя так относиться к своему здоровью. Обедали?
Бояров. Не успели. Столовая уже закрыта.
Чекмарь. Вот, колбасы две коляски купили и буханец хлебушка — не помрем.
Бояров(входя в свой номер). Мой секретарь и друг, Михей Харитоныч — изобретатель и рационализатор.
Лапкин. Дружба навеки! (Представляется Чекмарю.) Техник по образованию, секретарь — по судьбе, Лапкин. Прибыл на грузовой, для производственного испытания своей уникальной машины.
Чекмарь. Специалист по осушению. Председатель комиссии — Чекмарь. (Боярову.) А ваш филиал и техникой занимается?
Бояров. Машина — его хобби, но теперь она — гвоздь филиала. Идет по теме «Борьба с вредителями».
Лапкин(Чекмарю). Скромничает Аким Карпович. Получим здесь акт испытания — сразу же оформим соавторство.