(Расходился.) Ужо-тко будет им, как куцему на перелазе! Я пойду к ним, но только захвачу чересседельник! И без всякого партбюро, втихаря, вдоль говядины: нате вам, нате! — то по отцам, то по детям!.. (Подумав.) Нет. Чересседельником нельзя: подход неправильный, непартийный подход. Да ведь и девчата там… Эка, куда я свернул с линии. Но я им! Я им зада-ам! И на родство не посмотрю!
Занавес.
Дом для приезжих. Окно в общем номере открыто. За столом, заваленным бумагами, сидит хмурый Чекмарь. Торопливо укладывает в чемодане Кислов. Медленно и важно ходит взад-вперед Бояров. Перебирает свои жалобы Свищ, стоя. Все в напряжении.
Свищ. А может, речка вовсе нам и не нужна? Бывало, в воскресенье выгоняешь на работу, а они — с удочками, полный берег, по окуням. Она дисциплине мешает, речка. Она влияет роль на производительность.
Кислов(Свищу). Если вам дадут указание вспахать все улицы села на метровую глубину и так оставить навечно, вы выполните «план»?
Свищ. Согласно указаний — все правильно: может, на той глубине вредность какая найдена.
Кислов(Чекмарю). Вот так вы и с речкой: понизили уровень воды на два с половиной метра, удушили Красавку, иссушили пойму. А теперь не желаете огласки, заметаете сор в темный угол, боитесь за свою шкуру.
Чекмарь. Прекратите!.. А еще мелиора-атор!
Кислов. Люблю свою профессию. Кстати, знаю и разницу между «осушить» и «иссушить».
Чекмарь. Ничего вы еще не знаете!
Свищ. Я считаю, это — недоразвитость.
Кислов. А вокруг сухая степь, где каждая капля воды дорога в почве и в воздухе, где черные бури уже иногда закрывают небо и над черноземным краем… Черные бури — зловещий гость грядущей пустыни. Черные бури — предвестник наказания за вековое бездумное «наступление» на природу… Плотины тут ставить, а не спускать воду в море. И орошать!.. Я против «установки» защищать проект во что бы то ни стало. Нечестно так! Не буду. (Что-то вспоминает.) «Исчезают безвозвратно чудные пейзажи… Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становится все беднее и безобразнее»…
Чекмарь. Какой статистикой докажете? Вредные слова. Стыдитесь!
Кислов. Слова Астрова. «Дядя Ваня» Чехова.
Свищ. А вашему дяде Ване, думаете, не влетит? Честные люди найдутся! Вот только вырезку найду и — приспособлю.
Бояров(Кислову значительно). Вы… с Ивановым разговаривали?
Кислов(резко). Ну и что? Разговаривал не раз. Иванов прав;—я буду его защищать. Вам-то что?
Бояров. Грубо и недостойно культурного человека. Эх, вы! (Возвышенно.) Человек должен быть лучше!.. Так-то. Зарубите на носу, молодой человек.
Кислов. Да, должен быть. А он? Разрушает природу всеми грозными средствами и кричит: «Человек должен быть лучше! Держи вора! У-лю-лю!» Не хочу так. То, что сварганили тут с речкой, это отрыжка того времени, когда корова была важнее человека. Впрочем, тут и коровам сделали плохо.
Чекмарь. Та-ак… На мне ответственность за ход дела — обязан в докладной изложить о вас все. Кума с воза, а кума «на ковер», свечкой! Можете быть свободны.
Кислов (берет чемоданчик). Но совести своей вам не отдам. (Выходит в прихожую, задумался.)
Бояров. Помолчим. Успокоимся. Подумаем.
Немая сцена: все втроем думают.
Входит Анюта.
Анюта (Кислову). Спасибо вам, Петр Андреич! Я все слышала из палисадника — никогда не забуду.
Кислов. Будем друзьями.
Анюта(подает руку). Будем друзьями… Вас ждет Леонид Петрович. Очень важно. Пошли. (Берет его под руку. Уходят.)
Бояров(решительно). Начнем. (Свищу.) Во-первых, удаляйтесь! Пока не позовем, не появляться. Вы — тень!
Свищ. Я — тень! Понятно! Раз уж я не должон знать, то я ничего не должон знать. Вот оно: дисциплина! (Уходит.)
Чекмарь. Во-вторых, исправим мою ошибку. Сначала вызывать Силкова и Кузина согласно телефонограммы, а потом уж Иванова.
Бояров. Но вы же его вызвали.
Чекмарь. Ну и что ж? О том, о сем и — привет. Припрем к стенке готовым материалом потом.
Бояров. Не возражаю. Вы — председатель комиссии, за вами и первое слово. Я — не Кислов.
Входит Иванов.
Иванов(здороваясь). Иванов.
Бояров(подавая руку). Бояров, специалист-кормовик, заведующий филиалом института.
Иванов. Очень приятно, очень.
Чекмарь. А кто — я, вы догадались: Чекмарь.
Иванов(пожимая руку). Чрезвычайно приятно познакомиться. (Садится.)
Пауза.
Бояров. М-мда-а… Ну, как жизнь?
Иванов. Идет.
Бояров. Прогрессируем?
Иванов. Обязательно.
Бояров. И в чем это выражается, конкретно?
Иванов(тоном отчета на очередном совещании, не похоже на себя). В колхозе нет уже ни одной хаты под соломой, кроме как у Махоткина. Фермы рентабельны, хотя в половине колхозов района убыточны. И кроме того, товарищи, за двадцать четыре рабочих дня этого месяца — тридцать совещаний и мероприятий: по сравнению с прошлым годом, за тот же месяц, на семь совещаний больше. Прибавьте три комиссии. Прогрессируем! Все председатели колхозов с высшим образованием, и потому на каждом совещании их убеждают неустанно: удобрения — хорошо для урожая, сеять надо вовремя, убирать без потерь, осушать и там, где сухо, и не трогать кукурузу, даже если всходы получились от будыля до будыля на четыре кобеля. Пропади земля, но сор из избы не вынесем! Таково положение за отчетный период.
Бояров. Это вы — через кра-ай… Как это — «кобеля»?
Чекмарь. Да-а… Лишнее на себя берете. Надломиться можете.
Иванов. Сколько унесу, столько и беру… Когда же созвать собрание колхозников?
Чекмарь. Позво-ольте! Вопросы комиссии не подлежат обсуждению на собраниях. Колхозники — не специалисты. А мы рассматриваем вопросы специальные, технические.
Бояров. В комплексе.
Чекмарь. Заседание правления — пожалуйста: информируем о выводах. А технические вопросы, извините, по материалам комиссии решат там… (Пальцем вверх.)
Бояров. Не можем мы по таким частностям, как речка и кукуруза, устраивать плебисциты, референдумы. Вы меня понимаете?
Иванов. Отли-ично! Но речка — не частность, а жизнь для колхозников. И для меня она — не частность, я на ней вырос… Собрания боитесь, а Свища слушаете. Моя бы воля, давил бы я таких, как вредных гусениц.
Бояров. Вы забываете о демократии, товарищ Иванов. О демократии!
Чекмарь(Иванову). Напрасно волнуетесь заранее. Что от меня лично — постараюсь. Но, к сожалению, мы не всегда в силах переступить законность. У нас — соответствующие, знаете ли, инструкции.
Иванов(иронически). Извини-ите. А если инструкция окажется среди лужи? Вы что: так и пойдете прямо? И втопчете ее в грязь? Конечно, нет. Надо обойти лужу, приблизиться осторожненько к краю, где посуше и поближе, взять инструкцию за уголок, вытащить ее, отряхнуть и — в карман! И законность соблюдена, и инструкция цела, и ноги сухие… Итак, я готов отвечать на ваши вопросы.
Чекмарь. Пока вопросов больше нет. Это мы — для выяснения вашей, так сказать, позиции. Ваша линия нам стала ясной. Для начала этого достаточно.
Иванов. И ваша «линия» для меня ясна. Благодарю вас… Очень приятно для начала, очень. Желаю успеха. (Уходит.)
Бояров. Игриво… игриво ведет беседу. Судя по тону, он что-то задумал против нас.
Чекмарь. Сейчас же, немедленно, вызвать Силкова и Кузина, пока он не принял к ним мер. Более срочного дела не знаю, дороги минуты. (Открывает дверь.) Товарищ заведующая!..
Входит Кострова.
…Надо послать кого-нибудь за некоторыми товарищами.
Кострова. Найду… из ребят. (Уходит.)
Чекмарь. Из ребят даже лучше: без вопросов и рассуждений…
Короткая пауза.
…Попали мы с вами в колхозик. Да-а…
Бояров. Попали…
Чекмарь. Будем начеку, Аким Карпович: все должно быть в строжайшем секрете. Даже Свищ ничего не должен знать о телефонограмме.
Бояров. Насчет секрета вы правы: мудрый человек никогда не ест лишнего, не пьет лишнего, не спит лишнего и не говорит лишнего.
Входит Анюта.
Анюта(по-строевому). По вашему приказанию рассыльный явился!
Чекмарь. О! Анна Кострова. Это — уже надежно. Срочно вызови Силкова и Кузина… Постой. Ты никому — о телефонограмме?
Анюта. Р-рыба! Глухонемая! Кого — первым?
Чекмарь. Молоде-ец. Ну и молодец! Первым — Силкова.
Бояров. Счастье тебе свалилось. Так и сказал — «отмечу»?
Анюта. Сказал. Но последние слова так: «Бывай. Бывай, дорогая! Вот так».
Чекмарь. О! Исполняй.
Анюта уходит.
Бояров. То бывают дурочки в полоску, а эта — сплошь.
Чекмарь. Надо срочно подготовить вопросник. А вы — проектик заявления от них.
Роются в бумагах, спешат, пишут.
Входит в прихожую Силков.
Силков (крестится, и шутейно). Господи благослови!
Чекмарь. Работать будем по очереди, с глазу на глаз. Начинать с более легкого — с кукурузы. Я и начну, наверно?
Бояров. И опять не возражаю. Сделайте одолжение! А я пойду — чайку… Проектик заявления здесь. (Выходит в прихожую и Силкову.) Гм-м… Силков или Кузин?
Силков.