скоро скоро выскочим окном в подмосковье
небо разливается строенья затопив
выбери – хочешь? – начало апреля
солнце и ландыши с той стороны
с нашей и стекла не отогрелись
наледь и сумерки створки в снегу
с той Шартр и Кельн стороны мы увидим
Рейн заблестит и на той стороне —
флаги… но с этой в Барвихе мы выйдем
полем проваливаясь брести по лыжне
с треском от двери доски с гвоздями
ты отрываешь – нетопленый дом
дым и войлок двое голые в бане
крики… роженица… радость… испуг!
вывернулся вылез явная нелепость
все куда ни глянь здесь на Гревской площади
вылеплено вымерено выдуто с любовью
даже загорелый фаллический багет
глазки наши – бусины перышками – лица
бежим по платформе последний вагон
под ногами палуба в воздух поднимается
откинулся в кресле упругая сталь
машут золочеными с моста Александра
над водохранилищем в небо унося
бройлерная скользкая выпрыгнула правда —
друг подругу ловит – все равно не вся!
ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ
Памяти Бориса Пастернака
наст горелой коркой и прожоги в парке
войско отступающее – в панике снежинки
над траурным тортом березы офортом
ряд изваяний сугробы – гробы
занавес гуще бегущий вздувающийся
сарай на участке – вчера хоронили —
кристаллы ложились – в ограде товарища —
сквозь дождик частый на белое лицо
«они меня любили» зальдевшим проселком
«прошло и позабыли» в просторы шагая
«а я здесь прозябаю» оскальзываясь левой
размытая лиловость «но вывихнуть могу —
пространство и время» скольжу и еду с горки
навстречу кустарник – лечу распластавшись
на толстые прутья – и падаю снегом
касаюсь и таю – на черную воду
нет их и нет меня – шевелю не пальцами
есть я есть они – россыпью снежинок
глажу не щекою – целую блистая
ледяным натеком веющую влагу
ВЕСНА В ТЕПЛОМ СТАНЕ
удаляется спиной половина
леса не просох и на солнце
весь еще насквозь выстрел небом
слушаешь вдали прокатился
и когда стоишь пригревает
желтые в траве что и думать
хлюпая вода близко лето
сыростью в носках проступает
надышался и промок обрывком
вихляется капустница газеты
где рука и лоб из-под палых
с прошлой осени блеснут детективу
ржавая упрямая торчит она
дымно из болота всюду вылезли
унитазы проволоку покойников —
фантазмы по весне рождает лес
отражаясь белым в блеске ряске
целые кварталы вылезают
курицей пузырится лягушка
а зовут вокзалом и Москвой
БЕРЕМЕННАЯ МАША
блеснуло рука запах крови рожает
большие деревья сама лет пяти
в белой – ударило синим! – рубашке
тянет и мучает смеялась в тени
тебе и теперь смешно: как удав
налопался – рубаха до пояса – потный
наружу курчавится в небо вершиной
криком кричу проницая слепит
бежала бегу в большие ладони
отца – ах! – деревья переворачиваются
крышей и окнами вниз – и блаженно
дрыгая ножками летят на закат
Боже как больно! ты всё перепутала
осторожней! из шкафа вынимают супницу
сама идет фаянсовая! ложки ножи и вилки —
вот отчего так больно! сыплются из меня
ужо ухожу пора не удерживайте
двор пересечь нашарила заперли
там гости костюмы – с лица паутину —
идут из машины – смахнуть не могу
угол зубами стиснув подушки
угощая вином пролила мужчина
все-таки без радости просто по привычке
липкой и красной (светом) вся облита
скрипит веревка врезаясь в березовый
ствол и мечтам позволяет всей тяжестью
раскачиваясь любить его – ноги чертят
по траве и волосы висят из гамака…
тише тише Маша белого фаянса
потянулась к чашке – за два километра
еще дальше мама и отец – фигурки
ветром занавеска колени и живот
ПОМИНКИ
край стены крыса красавец пахнуло
холодом склепом букетик со скрипом
темный в тени – галуны золотые
– Ты куда? – Пошел ты… и ощупью вниз
толкаю – и сразу мечта всех поэтов
прозрачно навечно вот сверток проносят
косилка носилки кого вы ребята? —
такая трава и деревья и тень
да бросьте вы… длинные тени на белом —
скатерти – синим плодов и бутылок
для кого же сохнут с ветчиной и сыром?
гной корой коробится… неужто не придет?
и пилит смычок что еще сохранилось:
пчелы жучок – упоительный звон!
слетайтесь смотрите как небо и реку
закат нарезает на сотни ломтей
щепотью рис захватил боже! пальцы
окрашены красным смотрю: у соседей
руки по локоть… ноги полощет
в черном тазу… унесите кутью!
ТОПОЛЬ ЛЕТИТ
Памяти Арсения Альвинга
кисея ромашками перекати-поле
на просвет с балкона – ватой по паркету —
со спины касанием… хлопнут по плечу —
обернешься: Господи! середина лета
полдень Гулливером смотрит наклонясь
как снуют – и шляпа накрывает тенью
между крыш ущелье – вышла на балкон
«туча» – говоришь а это развернули плащ
встряхивают! пух метет в ноздри и глаза
вижу: у красавицы клок торчит из уха
уходи – не надо … в губы заползла…
веком подсиненным… зойливая муха
хрип контрабаса – мухи на мясо
звук виолончели – по-мужски колени
расставила так что смычком поперек
доску перепилит хоть пощады проси
сколько кубометров листьев – все шевелится
смотрит подросток: дворы и дворы
там драка, тут локти и волосы девичьи
тля мукою сыплется что ни говори
налипают гусеницы на стекло вагона
светом полыхнуло – маки по степи
так мчимся что небо – сказать не успеешь —
стоит неподвижно – просто губы разлепи
ДЫМ
дом дым седая проносит мимо
хворост сад еще голый картина
вполне мирная если бы дом из дыма
не поблескивал зловеще окнами на закат
зима во Франции – стоп! весна на Кавказе
старость писателя значит из детства видишь
прошел почтальон корявым лицом
смотрит крестьянин на красную майку
с моря треплет ее на веревке – крышей
небо очерчено резко (но это уже из других
воспоминаний) хотя почему здесь съемка?
мокрая рыба макрель – сползает лангуст на доски
если это не Греция или хотя бы Алушта
то на земле я не жил не бежал вниз по булыжной
круглой не пил бужоле не держал
руки пьянея твои от восторга Ницца
нет скорее всего пасмурный Балтики
день нет меня потому что я здесь – сквозь штакетник
белым и черным мелькает там на участке
юбка и блузка – сетка и сосны – мяч
то ли ушло то ли еще не вернулось – время
томит предчувствием жизни – шерсть одеяла
на свет иглами колют звезды
теплое эхо с гор – силуэт – Карадаг
ХУДОЖНИК
я – бородатое здание: брови очки и двери
рыбки – в аквариуме, буря – на чердаке
вытащил холст «ВОЗВРАЩЕНЬЕ ЭСФИРИ»
пыль оботру – видишь: факел в руке
так и живу: койка краски тряпье
лица мерцают зато одинок
охотник в кроссовках из лесу пришел
краплак или кровь и следы на полу
в двери стучат и в холст барабанят
руку как глину с земли подниму —
кленовыми листьями бабочкой станет
рисую на ощупь темно на свету
грифелем мягкий лицо проявится
штрихи и потертость – из детской свет
так притягательно мокрый и блесткий
сохнет при лампе ляпнутый цвет
из темноты ты меня разрисую:
ляжки на лбу и ступни на плечах
«любишь» «не любишь?» окно сотрясая
волны волос застилают Москву
(пока одевается) твой отпечаток
на простынях моих гипсом залью
крепкая вся – кукурузный початок
нате любите подмышку мою
дылды и дуры: «не знает натуры!»
хмуро: «неточность!» дыры: «подмена!»
белые стены картонных стаканчиков —
льется и льется красное из
обводы обвалы цветы и бараки
кисти вскрываясь как раки хрустят
рыцарь и царь – на груди моей знаки
троп мой – помойка а птица – дрофа