— Не понимаю! Вы же сейчас собирались выкрасть портрет.
— Верно, собирался.
— Все равно не понимаю.
— Это сложней, чем вам кажется. В тихом омуте усадьбы много подводных рифов. Вы умеете хранить тайну?
— Умею.
— Я работаю не только на Даффа, но и на Стиптоу.
— На Говарда?
— Именно. Это он свел нас с Дж. Б. Ему нужны деньги. Сперва он думал справиться без посторонней помощи, потом — захотел моральной поддержки и, естественно, подумал обо мне.
— Вот что! — загорелась леди Чевендер. — Я вхожу в долю. Когда Джимми будет платить, пятьсот фунтов мне. Не одному Говарду нужны деньги.
— Неужели и вам?
— Да.
— Я думал, вы миллионерша.
— Была, год назад. Помните, как лопнул банк Батлерсби?
— И вы вместе с ним?
— До последнего гроша. Осталось на Патрицию и на счета от портнихи.
— М-да, — сказал Джос. — Положеньице. Они помолчали.
— Сигареты есть? — спросила леди Чевендер.
— Простите, нету.
— Придется взять свою.
Джос еще не оправился от потрясения.
— Да, тайну хранить вы умеете, — признал он. — Слуги и не подозревают. Миссис Барлоу сказала недавно, что вы — прямо Креозот.[53]
Леди Чевендер затянулась, потом — хихикнула.
— А знаете, почему я храню тайну?
— Нет.
— Вы видели Мейбл?
— То есть Салли.
— То есть Мейбл. Сестру моего покойного мужа.
— Миссис Стиптоу? Очаровательная женщина. Помню, беседовали мы о Коро…
— А о бедных родственниках?
— Нет, не доводилось.
— Посмотрите на Салли, все поймете без беседы.
— Она обижает Салли?!
— Бить не бьет, голодом не морит, но больше сказать нечего. Нет, я несправедлива. Мейбл в своем роде добра к ней, как… как к бесплатной компаньонке.
— Какой ужас!
— То же самое будет со мной, если она узнает. Мейбл — хорошая тетка, я ее люблю, но равенства она не ведает. Или ты ее давишь, или она тебя. Слава Богу, что у меня такой вид. Правда, он бы мне не помог, если бы все открылось. Сейчас Мейбл думает, что у меня больное сердце и куча денег, которые достанутся ей.
— Какое чудовище!
— Ничуть. Когда ты выше ее, все в порядке. Пока что я — выше. Только… о Господи, где взять пятьсот фунтов?!
— Почему пятьсот?
— Долг чести. Вы когда-нибудь раздавали призы?
— Что-то не помню.
— И не раздавайте. Особенно в женской школе. Сидят, смотрят, ты рассиропишься… Все это было со мной вчера.
— Да, вы говорили, что едете в школу. Придумали, что сказать?
— Еще бы! Целую речь. Они прыгали от восторга.
— Это хорошо.
— Не очень. Меня понесло. И знаете, что случилось?
— Нет, конечно.
— Первой выступала директорша. Она сказала, что надо построить гимнастический зал. Стоит он две тысячи. Ну, попросила родителей внести свою лепту, представила меня. «Вот леди Чевендер, детки, она поведает нам об идеалах и о светлом будущем». Я разгулялась вовсю. Когда восторги утихли, слышу — кто-то обещает дать пятьсот фунтов, если еще трое дадут по столько же. И кто же это был? Я!
— О Господи!
— Вот именно.
— М-да…
— Вообще-то я думала, что никто не согласится. Но нет! Когда девицы оттопали и пыль улеглась, поднялись два субъекта с уголовной внешностью и заорали: «Даем! Даем!» Через минуту-другую поднялся третий. Так я и влипла. Пришлось сказать: «Ах, где моя чековая книжка? Забыла дома». Словом, дорогой Уэзерби, они ждут денег.
— Да, деньги вам нужны, — признал Джос. — Значит, образуем синдикат. Сколько, вы думаете, он заплатит?
— Не меньше тысячи.
— Какие гроши! Настоящий Уэзерби…
— Вам с Говардом хватит половины?
— Обо мне не беспокойтесь. Я работаю не ради денег, а ради славы. Пусть он вернет меня на работу или позволит заведовать рекламой.
— Заведовать лучше.
— Да, конечно. Не во мне дело, фирму жалко.
— Итак, я поеду к нему в Лондон.
— Зачем? Он тут, в гостинице.
— Это еще удобней.
— Тогда — разрабатываем план кампании. Мне что-то не нравится Чибнел.
— Да, пижама жуткая.
— Это верно, но я имел в виду манеру. Очерь сдержан. Не говорит мне «сэр».
— Подозревает?
— Несомненно.
— Значит, надо красть, когда его нет. Завтра он будет в саду…
— Да, отлучиться он не сможет.
— Ни в малейшей степени. И потом, еще одно. Придет вся местная знать. Не усадьба, а разбойничий стан! Заподозрить можно кого угодно.
— Вы все предусмотрели!
Не успев откликнуться на комплимент, леди Чевендер вскочила.
— Это Патриция! Она скучает.
— Ваша овчарка?
— Мой мопсик.
— Салли его расчесывает?
— Среди прочего. Истинный талант! Мягко, нежно, тактично. Иду, иду, дорогая! Кстати, вы любите Салли? Я не ослышалась?
— Нет. Люблю…
— А она мне утром сказала, что выходит за Холбтона. Вы его видели, он тут вечно слоняется. Иду, иду, иду!
Глава XIII
Только поздно утром Салли узнала, что творилось в ночные стражи. Она позавтракала рано, задолго до лорда Холбтона, и он увидел ее, когда она выводила машину, чтобы ехать в Лондон. Про собаку он рассказал с особым пылом, и Салли его жалела, но думала при этом, что можно было бы и не показывать раненую ногу.
Она прекрасно поняла, что портрета не украдешь, когда всюду шныряют дворецкие; и все-таки испытала разочарование. Может быть, этому способствовал вчерашний рассказ о поспешном бегстве. Как бы то ни было, ей впервые показалось, что лорд Холбтон, при всем своем изяществе, не совсем идеален. В голову лезла фраза: «На глиняных ногах».[54]
Ехала она, чтобы поднанять лакеев для приема, опытных и надежных ветеранов, — и нанимала их так долго, что вернулась к половине пятого. Проезжая через городок, она подумала, не заглянуть ли в «Розу», но тут увидела мистера Даффа, который смотрел на памятник Антони Бриггсу, много лет представлявшему эти места в парламенте.
Размышляя о том, как хорошо было бы подложить взрывчатку под статую, а заодно — под дома, король ветчины услышал, что его окликает женский голос, и на секунду испугался, не леди ли это Чевендер.
— А, это вы! — с облегчением воскликнул он.
— Можно с вами поговорить? — спросила Салли.
— Конечно, — отвечал мистер Дафф.
— Чаем не угостите?
— Пожалуйста.
— Тут есть кондитерская «Гардения».
Король это знал, во всяком случае — видел. «Гардения» стояла напротив «Розы и короны», и много раз, как испуганный конь, он шарахался от неаппетитных кексов в окне. Сам по себе он бы ни за что не пошел в это заведение, но сообщника надо умасливать; и он сел в машину.
Как все кафе такого рода в маленьких английских местечках, «Гардения» была герметически закупорена. Воздух в нее не проникал, запахи — не рассеивал, и мистеру Даффу показалось, что его обволокло духом булочек, крема, горячего шоколада. Придя в себя, он обнаружил, что на столике стоит угощение.
— Я заказала пончики, — поведала Салли, обладавшая молодым аппетитом. — Вы их любите?
— Нет, — отвечал мистер Дафф.
— Простите. Тогда — пирожных.
— Пирожных, — повторила вежливая официантка.
— Я их не ем, — сообщил Дж. Б.
— Ну что вы, что вы! Съешьте хоть одно.
— Если хотите знать, оно меня убьет. Что ж, ради вас. Слабеющей рукой он взял жуткий комок теста, крема и ягод и, взглянув на официантку, стал его есть. Официантка — высокая, строгая, в пенсне — напоминала ему бонну давних дней, которая заставляла съедать все до крошки.
Салли посмотрела на усы, постеснялась спросить о них и, решив, что так надо для дела, перешла к главному.
— Наверное, — сказала она, приветливо улыбаясь, — вам хочется узнать, что случилось?
Мистер Дафф без особого успеха слизывал с усов крем.
— Я и сам знаю, — проговорил он. — Этот ваш гад бежит от меня как кролик.
— Понимаете…
— Нет. Если бы у него было чуть больше ума, я бы назвал его полоумным. Губошлеп собачий!
Салли обиделась.
— Ничего подобного! Он очень тонкий. Испугался ваших усов. А вдруг вы сумасшедший и его убьете?
— Убить его — очень здравая мысль.
Салли молчала. Осторожность подсказывала ей, что беседу лучше оборвать. Поборовшись со своим лучшим «я», она его скрутила.
— Во всяком случае, — сказала она с натужно-милой улыбкой, — без дела он не сидит. Ночью пошел красть картину.
— И не украл.
— Да, но он не виноват. Вошел дворецкий с топором. Сегодня он пойдет опять.
— Не нужно, так и передайте. Я нашел другого.
— Как?!
— Нашел, и все.
— Кого же это?
— Неважно.
Салли слегка подпрыгнула.
— Может быть, мистера Уэзерби?
— Именно его.
Салли закусила губу. За короткое время их знакомства она поняла, что Джос — соперник серьезный.
— А почему? — продолжал мистер Дафф. — Потому, что он дело сделает. Я не говорю, что в нем нет наглости. Есть. Я не говорю, что мы всегда в мире. Далеко не всегда. Сколько раз мне хотелось стукнуть его по голове! Но человек он дельный. Предприимчивый. Как он меня выгнал тогда! А? Из-за вас, между прочим. Выходили бы вы за него, а не за этого глиста.
Салли суховато улыбнулась.
— Он меня не просил.
— Ничего, попросит.
— Мы почти незнакомы.
— А он вас уже любит.
— Я люблю Джорджа.
— Удивительно! Нет, как вам пришло в голову?! Таких идиотов больше нет. Может быть, где-нибудь, — а в Англии нету.
Девушки редко скрипят зубами, но Салли это сделала. Лучшее «я» рванулось было наружу, но она его снова скрутила и запихнула обратно.
— Мистер Дафф, будьте справедливы. Если Джордж украдет портрет…
— Не украдет.
— А я?
— Вы?
— Да. Если я украду, вы дадите Джорджу деньги?
— Конечно. Слово есть слово.
— Тогда ждите до завтра.
— Так быстро?
— Завтра к вечеру.
— Однако скромностью вы не страдаете!