И, несмотря на все успехи,
Сказав любви своей «прости»,
Велел Буяну сбросить вехи
Всего дальнейшего пути.
И, несмотря на уговоры,
На все Буяновы мольбы,
Я все нарушил договоры
И захотел простой избы
Взамен роскошного отеля,
И вместо вин — воды ручья…
И вмиг все цели обесцеля,
С печальной Сонкой, участь чья
Меня томила и терзала,
Уехал вскоре в Петербург.
И там мне Сонка показала
Такую мощность бурь и пург
Душевных, столько муки горькой,
Что я простил ей все, и зорькой
Весенней в памяти моей
Она осталась. Только ей
Я не сказал о том ни слова
И с ней расстался так сурово,
Так незаслуженно, что впредь,
Не зная, как в глаза смотреть,
С ней не хотел бы новой встречи,
Себя другими изувечив,
Которые в сравненьи с ней, —
На протяженьи тысяч дней
Утерянной, — идти не могут.
Не могут, ну и слава богу…
Роман кончается, и пленка
Печали душу облекла…
Но и тебе, то тихо-тонко,
То мрачно, то победно-звонко,
Они звучат — о Сонка! Сонка! —
Собора чувств колокола.
Солнечный дикарь(Утопическая эпопея)
Я заключил себя в монастыре
Над озером, в монастыре зеленом
Душистых хвой в смолистом янтаре
И бледно-желтых грошиков под кленом…
Свершенная Мечта — святой алтарь
Монастыря бесстенного Природы.
Я новью замолить мечтаю старь
Своих грехов, забыть ошибок годы.
Не говори, потомок: «Он был слаб», —
Исполненный энергии и страсти,
Я сжег любви испытанный керабль
И флаг успеха разорвал на части…
Я расплескал столетнее вино,
Мне данное рукой державной Славы,
Порокам цепь сковал к звену звено
И смял романа начатые главы…
Во имя Той, Кто восприяла плоть,
Я сделал невозможное возможным…
За прошлое прости меня, Господь,
Устрой остаток жизни бестревожным.
Среди глуши, бумаги и чернил,
Без книг, без языка, без лживой кружки
Я заживо себя похоронил
В чужой лесной озерной деревушке.
Нет, не себя, — в-себе я схоронил
Пороки, заблужденья и ошибки.
В награду дух обрел взнесенье крыл,
Уста — святую чистоту улыбки.
И мысль моя надземна с этих пор:
Земля с ее — такой насущной — ложью,
Ее детей непреходящий спор
Чужды ушедшему в Природу Божью.
Ложь истины и эта правда лжи,
Неумертвимые вражда и войны…
О, неужели люди все, скажи,
Быть Человеком вовсе недостойны?
И вот во имя Сбывшейся Мечты
В себе похоронив следы порока,
Я возродился в мире Красоты,
Для подвига Поэта и Пророка!
Среди глуши, бумаги и чернил,
Без человечьей мудрости печатной,
Нет, не себя, — в себе я схоронил
Порок Земли, душе моей отвратный.
Отвратный ли? не я ли пел порок
Десятки лет и славословил тело?
Что ж из того! Всему положен срок:
Впредь петь его душа не захотела.
Лишь в мертвеце противоречий нет, —
В живом — калейдоскоп противоречий.
А если он, живой, к тому ж поэт,
Он человек порой сверхчеловечий.
И потому, что он сверхчеловек,
Он видит недостатки человека
И думает вместить мечтанный век
В пределы существуюшего века.
Удастся ли когда-нибудь? О, нет!
Не думаю. Не верится. Не знаю.
А все-таки!.. Поэт ведь я, поэт,
И, как поэт, я иногда мечтаю…
Я мыслю о немыслимом — о том,
Что люди прекратят вражду и ссоры
И будут над рекою строить дом
С окном на безмятежные просторы.
Что люди поразрушат города,
Как гнойники ненужной им культуры,
Откажутся от праздного труда —
Работы механической фигуры…
Да здравствует кузнец и рыболов,
Столяр и ты, кормилец-хлебопашец!
Да здравствует словарь простейших слов,
Которые сердца приемлют наши!
А если б было, не было б того,
Что есть теперь, — повсюдного содома,
Природа — Бог, и больше нет Его,
Не строй себе нигде, как в Боге, дома.
В Природе жить — быть вечно в Божестве.
Не с Божеством, не у Него, а в Боге.
Во всем своем вмещая существе
Природу, ей причастен ты в итоге.
Природа — все естественное. Все ж
Культурное — искусственно, и, значит,
Ваш город — лишь кощунственная ложь,
Которая от вас святыню прячет.
Ненужному вас учат города, —
Вы, неучи ученые, умрете.
Не стоит жить для ложного труда
В бессмысленном своем людовороте.
Труд всякий ложен, как и жизнь ложна,
Но предпочтенье отдаю простому —
Природному. Работа, что сложна,
Принадлежит, по существу, содому.
Маститый кафедральный муж, чья дверь
Влечет, как светоч, сбившихся с дороги,
Ты — уважаемый глубоко зверь,
Ученый зверь! Ты только зверь двуногий!
Ты выдрессирован наукой. Ты —
Величественная земная немочь,
Исполнен весь пустейшей полноты:
Пузырь из мыла и ученый неуч!
Что стоит все величие твое,
Весь твой расчет, который строг и точен,
Когда ничтожное хулиганье
Тебе способно надавать пощечин?…
Ты, зверь, среди таблиц и диаграмм
Мечтающий свой мозг увековечить,
Ты дажеет простых семейных драм
Себя не в состояньи обеспечить…
К чему твоих познаний мишура,
Все изобретенья и все открытья,
Когда и завтра будут, как вчера,
Происходить кровавые событья?
Зверь зверя будет грызть наедине,
И звери станут грызть людей открыто
В так называемой «людской» войне
Из-за гнилого, старого корыта…
Ты можешь ли не умереть, старик,
И заменить октябрь цветущим маем?
Так чем же ты, убогий зверь, велик
И почему зверями уважаем?
И если б этой кафедры шута
И города, трактирного зверинца,
Не знал профессор вовсе, у куста
Провел бы жизнь за соскою мизинца…
А то стругал бы с пользою бревно,
Как ныне мозг бессмысленно стругает…
Я думаю, для зверя все равно,
Как он живет и как он умирает…
Ученому ученый рознь: один
Старается на пользу брата-зверя,
Другой, прохвост, доживший до седин,
Изобретает пушки, лицемеря
Патриотизмом, свойственным зверям,
На самом деле думая о «куше»…
В честь Марса звери воздвигают храм,
Жестокие ожесточая души.
Итак, на сломку университет,
Который больше вреден, чем полезен!
Я докажу: раз в мире мира нет,
Наука — вздор! Попробуй, на железе
Возросший, опровергнуть мысль мою!
Наука — вздор, раз кровь по миру льется!
Рушь университетскую скамью, —
Уст не мочи своих в крови колодца!
Не попусту мой пламенный задор, —
Продуманы слова, перестраданы,
Когда я говорю: «Наука — вздор!»,
Ты вспомни разрывные «чемоданы»,
Ты вспомни газ удушливый, весь вред,
Весь ужас, созидаемый наукой.
Я отвергаю университет
Со всей его… универсальной скукой!
Я слышу, зверь, я слышу твой вопрос:
«А разве пользы от науки мало?»
Ах, нет лекарств целебней льдяных рос
И средств простейших лучше. Понимала
Толк в травах Солнечного Дикаря
Душа, леча природой дух и тело.
А воздух-то? а солнце? а заря?
Смола лесов без грани, без предела?
А ты, животворящая вода
Студеного ключа, там, из-под дерна,
Врачующая боли без следа?
Чудная! Чудная! Ты чудотворна!
Лекарства городов, все чудеса
Хирурга — ноль, ничто перед Природой.
Да исцелит тебя ее роса!
Души своей Наукой не уродуй!
Есть случаи, когда тебя ланцет
От смерти сбережет: что за отрада
Жизнь удлинять? Живешь — прекрасно. Нет —
Так, значит, вовсе жить тебе не надо…
А если надо, что ж, и без ножа
Профессора останешься на свете…
Живи, живой, собой не дорожа,
Как мудрецы и маленькие дети!
И головы себе не забивай
Научною сухою дребеденью,
И помни, что тебе доступен рай
И этот рай — земля с ее сиренью!
Сирень — простое дерево, Сирень
Бесхитростна, как ты, душа поэта.
Она в обыкновенный вешний день
Все ж ароматней университета!..
«Он полн идей», — мне скажут. Полн идей?!
Тщеславия? Убийства? Славы блуду?