Цветы поблекли, трепеща…
Свернулись листики плюща…
Познали птицы гнет бескрылья…
Сияло солнце без тепла…
И жизнь на животе ползла…
Любовь не терпит ссор и трений,
Непониманья и обид.
Но любит кто без преткновений?
Кто из влюбленных не скорбит?
И для любви порой не нужно,
Чтоб люди рассуждали дружно.
Напротив — часто легкий спор
Живит наш утомленный взор,
В нас бодрость новую вливая,
И вслед за ссорою опять
Нам нежно хочется обнять
Того, чья радостность живая
Способна в нас ответ будить:
Без споров, право, скучно жить!
На рысаках отцовских серых,
Под синей сеткой, в Главный штаб,
Будя восторги в офицерах,
Lugne едет с мужем. И Агап
Роскошен в четырехугольной
Зеленой бархатной-корольной! —
Российской шапке кучерской…
Молодцевато-щегольской
Имея вид в кафтане ватном,
Вплетясь в одну из невских лент,
Он правит. Шапки позумент
Блестит на солнце. На обратном
Пути Lugne едет к Вейсу: там
Ботинки, близкие мечтам!
Оттуда надо бы к княгине:
Сегодня, кажется, среда,
Когда жует кусочек дыни,
Как дыня, скучная среда…
Но как не хочется! А надо:
Муж требует… — «Я очень рада», —
Princesse[21] скрипит: «О, mon enfant![22]»
И пудру хвалит Houbigant,
Браня L'Orsay'a и Piver'a, —
«Не тот нюанс… vous comprenez?[23]»
Про заграничное турне
Рассказывает, и Ривьера
Теряет весь свой колорит,
Когда княгиня говорит…
Парижскую надев ротонду,
Укутанная в шеншиля,
Вдруг вспоминает «Эсклармонду»,
В четверг идущую. Шаля,
Как девочка, из бельэтажа
Сбегает вниз все та же, та же,
Какой была, — в начале строф
Романа, — в зелени лугов!
Торт захватив от Кочкурова,
Она торопится домой
И вдруг становится немой,
И брови хмурятся сурово:
Часы на Думе били пять, —
И так легко ее понять…
Глазам кузины Киры карим
Приятный поднесен сюрприз:
Фостирий послан государем
По делу личному в Тавриз.
Репейник инцидента скошен
И ласково Леандр попрошен
Прийти к кузинам вечерком
Сыграть себя. И он, влеком
Мечтой блеснуть перед любимой,
Хотя и плохо веря в то,
Накинув верхнее пальто,
Спешит к ним, стужею гонимый,
И в упоеньи входит в зал. —
Его встречает… генерал!
В тужурке будничной, домашней,
С Георгием, весь ледяной,
Встав прозаическою башней
Над романтической женой,
Он смотрит на Леандра взором,
Застыли навсегда в котором
Бюрократическая сушь,
Дипломатическая чушь!
Полоски губ надменно сжаты,
И лыс его покатый лоб…
Вдали воздушный слышен топ
И смеха звонкого раскаты,
Летит на стол из рук берэт
И, вмиг затмив собой… портрет,
Идет обрадованно Кира
Навстречу гостю — чар не сдунь! —
В ее очах — «обитель мира»
И озеро. А вот и Lugne,
Забывшая былую горечь:
— Я рада Вам, Леандр Петрович… —
И посмотрев в глаза в упор,
— «Мы, к сожаленью, до сих пор
Не слышали с Rienе ни разу
Мотивов Ваших. Раньше чай?
Ну, как хотите! Николай!
Приема больше нет». И вазу
С нарциссами подвинув вбок,
Она садится в уголок:
— Так мне удобней будет слушать… —
Садится Кира на диван.
Леандр готовится обрушить
На женщин звуков ураган.
Ударил по клавиатуре, —
И закружились звуки в буре,
И с первых нот понесся шторм —
Свершенье-небывалых форм:
Гремел, стонал, смеялся, плакал,
Стихал и снова возрастал,
И кто-то шел на пьедестал,
Срывался в бездну, выл и звякал,
Вставал, дрожа, кричал и лез, —
Летело море, мчался лес…
Росли остебленные розы,
Качаясь в воздухе. Гигант
Слал то молитвы, то угрозы…
Располоводился талант,
Вовсю сверкая и пылая,
Душа горела огневая,
И opus, вдохновенно-шал,
Казалось, мертвых воскрешал.
Аккорд. И пауза. И бисер
Рассыпал выскочивший гном,
И вдруг заволокнулся сном…
Метнулись чьи-то крылья к выси:
Рыдая, кто-то нес свой дар…
Молитва. Вызов. И — удар.
И стих рояль. Со стула резко
Поднялся огневой игрок
И, став белей, чем в храме фреска,
Склонился у любимых ног,
Целуя ледяные руки,
Упал в бездонные от муки
Ненаглядимые глаза,
Поднятые на образа,
Чтоб образов игры не видеть,
Витающих под потолком…
И Lugne сказала: «Не знаком
Мне Демон Ваш. Боюсь обидеть:
В нем торжествующий порок…»
Отпрянул от нее игрок…
И пролетела в стихшем зале,
Крылами сумрачно шурша,
Средь гиацинтов и азалий,
Гордыни полная душа.
И льдом повеяло от лета…
Поблекла стульев позолота…
Леандр, закрыв лицо, молчал…
Еще теплел, еще звучал
Рояль, напоминавшию плаху…
Вдруг Кира быстро к игроку
Прошла и, наклонясь к виску,
Поцеловала, и с размаху
Упала навзничь, закричав:
— Прославленный всеславьем слав! —
И поздней ночью две кузины
Имели крупный разговор.
В непроходимые трясины
Он их вовлек. И с этих пор
Как в них вошло недоуменье
Друг перед другом, единенье
Нарушилось, и дружба их
Увяла разом. Для других
Могли возникнуть компромиссы,
Но не для целостных натур —
Пути такие. Скорбно хмур
Был облик будущей актрисы,
И бледные черты остры,
Когда расстались две сестры…
— Вы гений милостью господней,
Искусствник Вы par excellence![24]
О, я постигла Вас сегодня,
И мной обожествлен Ваш транс.
Поймите, что она — малютка
Пред Вами. Для ее рассудка
Вы непостижны. Вы — титан,
Иной удел Елене дан.
Она Вас любит, — я не знаю…
Она, так думая, не лжет,
Но никогда Вас не поймет
И не придет к Вам, как к Синаю.
Не верьте правде малых сих:
В ней часто гибель для больших.
Я полюбила на закате, —
На озере монастыря, —
И мягкое рукопожатье,
И Ваших синих глаз моря,
Я полюбила Ваши пальцы, —
Клавиатурные скитальцы, —
Я полюбила Вас всего,
Сама не знаю отчего.
Вы никогда мне не приснились,
Ни до, ни после — никогда.
И Вас я не ждала года,
Но встретились и полюбились.
Но Вашей быть я не могу:
Я музу Вашу берегу. —
Леандр прочел и, вспомнив Киру
Признательно, чуть побледнев
И, отхотев на время лиру,
Любви… Елены захотел!
И написал: «B леса я еду.
Хотите вместе. Завтра, в среду.
Вокзал Балтийский. В два часа».
…Они поехали в леса,
Туда, к монастырю глухому,
Где встреча первая была,
Где служба на закате шла,
Где провожал он женщин к дому,
Где вечер протекал без слов,
Где запад грустный был лилов…
Ночь тихо колокол качала,
Окрестность благостью даря.
Как быстро тройка их домогала
До белых стен монастыря!
Тепло друзьям в дохе сибирской,
Тепло и в келье монастырской
Сидеть у печки на полу,
Смотря на символ наш — золу…
Принципиальных расхождений
Умолкла тяжкая чреда:
Они болтают без труда,
Исполненные впечатлений
Лесов со снежной бахромой
И ласки старины хромой…
Сереют сумраки, — все ближе
Вечерней нежности черед,
С собой захваченные лыжи
Леандр тюленьим жиром трет,
Его у печки нагревая
И легким слоем покрывая
Отполированную гладь,
Носящую живую кладь…
Как удержаться, чтоб попутно
Вновь не прославить лыжный спорт?
Ведь мне, кто жить в природе горд,
Нужна почти ежеминутно
По зимам скользкая доска,
Какой прихлопнута тоска…
Они выходят за ворота,
Во тьме спускаются на лед.
Им кажется, что третий кто-то
За ними, крадучись, идет.
Иль это небо сыплет хлопья?
Иль это мысль его утопья
Шуршит воскрыльями в тиши?
Кому бы здесь и быть в глуши?
Уснуло озеро под снегом.
Они скользят на лыжах вдаль
Сквозь снег, — как с мушками вуаль, —