В ком он бурно не кипел?
Кто его — страстей изъятый, Бессердечием богатый —
Не восчествовать посмел?
Ад сей — ревностью он кинут В душу смертного. Раздвинут Для него широкий путь В человеческую грудь...
Он грядет с огнем и треском,
Он ласкательно язвит,
Все иным, кровавым блеском Обольет и превратит Мир в темницу, радость — в муку, Счастье — в скорбь, веселье — в скуку Жизнь — в кладбище, слезы — в кровь, В яд и ненависть — любовь!
Полон чувств огнепалящих,
Вопиющих и томящих,
Проживает человек В страшный миг тот целый век!
603
Нет, красавица, напрасно Твой язык лепечет мне,
Что родилась ты в ненастной,
Нашей хладной стороне.
Нет, не верю: издалека Ветер к нам тебя завлек;
Ты жемчужина Востока,
Поля жаркого цветок!
Черный глаз и черный волос —
Все не наших русых дев,
И в речи кипит твой голос,
А не тянется в распев;
Вольной зыбью океана Грудь волнуется твоя,
И извив живого стана —
Азиатская змея.
Ты глядишь, очей не жмуря,
И в очах горит смола,
И тропическая буря Дышит пламенем с чела.
Фосфор — в бешеном сверканье — Взгляды быстрые твои,
И сладчайшее дыханье Веет мускусом любви, —
И какой-то силой скрытной Ты, волшебница, полна, Притягательно-магнитной Сферой вся обведена.
Сын железа — северянин,
Этой силой отуманен,
На тебя наводит взор —
И пред этим обаяньем,
Ограждаясь расстояньем,
Еле держится в упор.
Лишь нарушься только мера, Полшага ступи вперед, Обаятельная сфера Так и тянет, так и жжет!
Нет, не верю: ты не близко Рождена; твои черты Говорят: султанша ты Ты Зюлейка, одалиска.
Верх восточной красоты!
III
С эффектом громовым, победно и мятежно Ты в мире пронеслась кометой неизбежной И бедных юношей толпами наповал,
Как молния, твой взор и жег и убивал!
Я помню этот взгляд фосфорно-ядовитый И локон смоляной, твоим искусством взбитый, Небрежно падавший до раскаленных плеч,
И пламенем страстей клокочущую речь, Двухолмной груди блеск и узкой ножки стройность. Во всех движениях разгар и беспокойиость (ХН II
И припекавшие лобзаньями уста —
Венец красы твоей, о дева-красота!
Я помню этот миг, когда, царица бала,
По льду паркетному сильфидой ты летала И как, дыхание в груди моей тая,
Взирая на тебя, страдал и рвался я,
Как ныне рвуся я, безумец одинокий,
Над сей могилою, заглохшей и далекой.
IV
Есть чувство адское: оно вскипит в крови И, вызвав демонов, вселит их в рай любви, Лобзанья отравит, оледенит объятья,
Вздох неги превратит в хрипящий вопль проклятья. Отнимет все — и свет, и слезы у очей,
В прельстительных кудрях укажет свитых змей,
В улыбке алых уст — гиены осклабленье,
И в легком шопоте — ехиднино шипенье.
Вот, вот прелестница! Усмешка по устам Ползет, как светлый червь по розовым листам,
Она — с другим — нежна! Увлажена ресница;
И наглый взор его сверкает, как зарница,
По прелестям ее, как молния, скользит По персям трепетным, впивается, язвит,
По складкам бархата стремительно струятся И в брызги адские у ног ее дробится;
То брызжет ей в лицо, то лижет милый след.
Вот руку подала! Изменницы браслет Не стиснул ей руки... Уж вот ее мизинца Коснулся этот лев из модного зверинца,
С косматой гривою! Зачем на ней надет Сей светло-розовый мне ненавистный цвет? Условья нет ли здесь? В вас тайных знаков нет ли, Извинченных кудрей предательские петли?
В вас, пряди черных кос, подернутые мглой?
В вас, верви адские, залитые смолой,
Щипцами демонов закрученные свитки,
Снаряды колдовства, орудья вечной пытки?
V
О, как быстра твоих очей Огнем напитанная влага!
От них — и тысячи смертей И море жизненного блага!
Они, одетые черно,
Горят во мраке сей одежды:
Сей траур им носить дано По тем, которым суждено От них погибнуть без надежды. Быть может, в сумраке земном Их пламя для того явилось,
Чтоб небо звезд своих огнем Перед землею не гордилось, ] — Или оттоль, где звезд ряды Крестят эфир лучей браздами, Упали белых дг.е звезды 605
И стали черными звездами. Порой в них страсть: ограждены Двойными иглами ресницы,
Они на мир наведены И смотрят ужасом темницы,
Где через эти два окна Чернеет страшно глубина, —
И поглотить мир целый хочет Та всеобъемлющая мгла,
И там кипящая клокочет Густая черная смола;
Там ад- но муки роковые Рад каждый взять себе на часть. Чтоб только в этот ад попасть, Проникнуть в бездны огневые. Отдаться демонам во власть, Истратить разом жизни силы.
Перекипеть, перегореть,
Кончаясь, трепетать и млеть И, как в бездонных две могилы.
Все в те глаза смотреть, смотреть.
VI
Вот она, звезда Востока,
Неба жаркого цветок!
В сердце девы страстноокой Льется пламени поток!
Груди бьются, будто волны,
Пух на девственных щеках И, роскошной неги полны,
Рдеют розы на устах;
Брови черные дугою И зубов жемчужный ряд,
Очи — звезды подо мглою —
Провозвестники отрад!
Все любовию огнистой,
Сумасбродством дышит в ней,
И курчаво-смолянистый На плече побег кудрей...
Дева юга! Пред тобою Бездыханен я стою:
Взором адским, как стрелою.
Ты пронзила грудь мою!
Этим взором, этим взглядом —
Чаровница — ты мне вновь Азиатским злейшим ядом Отравила в сердце кровь!
Из этих шести стихотворений три принадлежат г. Бенедик-
тову, другие три написаны как пародии на его манеру. Но читатель, не знавший предварительно, которые именно стихотворения относятся к первому, которые к последнему классу, наверное, не 606
будет в состоянии избежать ошибок при различении подлинных стихотворений от пародий. Это очень огорчительно.
Двадцать лет постоянно быть предметом бесчисленных разборов, подобных тем, какие приведены выше — судьба, которая может поселить сострадание в душе самого сурового судьи.
Нам очень тяжела была необходимость говорить о стихотворениях г. Бенедиктова, потому что мы не видели возможности изменить суждение, которое бесчисленное количество раз было произносимо различными журналами о достоинстве его произведений. Но мы надеялись, что найдем, по крайней мере, какую-нибудь возможность смягчить это суждение. Из сожаления о грустной судьбе этих стихотворений, мы перечитывали изданные теперь три тома, расположив себя к величайшей снисходительности, проникнувшись желанием найти в них что-нибудь, кроме недостатков, которые столько раз уже были замечаемы другими рецензентами.
Наши поиски не были совершенно напрасны: мы нашли три или четыре стихотворения, в которых г. Бенедиктов, оставляя обыкновенные свои темы, обращается мыслью к событиям, совершающимся вокруг нас, — из мира «извинченных кудрей», «фосфорных очей» и адских страстей, выражаемых натянутыми метафорическими гиперболами, переходит в мир чувств, знакомых обыкновенным людям. Нам приятно было убедиться, что г. Бенедиктов иногда выказывает в этих случаях чувства и желания, достойные уважения. Особенно примирительно может действовать на читателей та пьеса, которою заключаются в третьей ча-
сти оригинальные произведения г. Бенедиктова. СТАНСЫ ПО СЛУЧАЮ МИРА Вражды народной кончен пир,
Пора на отдых ратоборцам!
Настал давно желанный мир, —
Настал, — и слава миротворцам!
Довольно кровь людей лилась...
О, люди, люди! вспомнить больно!
От адских жерл земля тряслась И бесы тешились... довольно!
Довольно черепы ломать,
В собрате видеть душегубца,
И знамя брани подымать Во имя бога-миролюбца!
За мир помолимся тому,
Из чьей десницы все приемлем,
И вкупе взмолимся ему,
Да в лоне мира не воздремлем!
Не время спать, о братья, — нет!
Не обольщайтесь настоящим!
607
Жених в полу нощи грядет:
Блажен, кого- найдет не спящим.
Царь, призывая вас к мольбе За этот мир, любви словами Зовет вас к внутренней борьбе Со злом, с домашними врагами.
В словах тех шлет он божью весть —
Не пророните в них ни звука!
Слова те: вера, доблесть, честь,
Законы, милость и наука.
Всем будет дело. Превозмочь Должны мы лень, средь дел (Зумажншх Возросшую. Хищенье — прочь!
Исчезни племя душ продажных!
Ты, малый труженик земли.
Сознай, что в деле нет безделки!
Не мысли, что грехи твои За тем простительны, что мелки!
И ты, сановник, не гордись 1 Не мни, что злу ты недоступен,
И неподкупным не зовись,
Коль только златом неподкупен!
Не лихоимецли и ты,
Когда своей чиновной силой Кривишь судебные черты За взгляд просительницы милой?
Коль гнешь рычаг своих весов Из старой дружбы, из участья,
Иль по ходатайству больших,
Или за взятку сладострастья?
Всяк труд свой в благо обращай! Имущий силу делать — делай!
Имущий словеса — вещай,
Греми глаголом правды смелой! Найдется дело и тебе,
О, чувств и дум зернометатель! Восстань и ты к святой борьбе,
Вития мощный и писатель!
Восстань, — не духа злобы полн,
Восстань не буйным демагогом,
Не лютым двигателем волн. Влекущим к гибельным тревогам: Нет! гласом добрым воззови,
И зов твой, где бы ни прошел он, Пусть духом мира и любви И в самом громе будет полон!
608
Огнем свой ополчи глагол Лишь на нечестие земное,
И — с богом — ратуй против зол! Взгляни на общество людское: Увидишь язвы в нем; им дан Лукавый ход по жилам царства,
И против этих тайных ран Нет у врачей земных лекарства. Пороков мало ль есть таких, Которых яд полмира губит,
Но суд властей не судит их И меч закона их не рубит!
Ты видишь; бедного лиша Последних благ в последнем деле, Ликуя, низкая душа Широко дремлет в тучном теле. Пышней, вельможней всех владык, Добыв чертог аристократа,
Иной бездушный откупщик По горло тонет в грудах злата.